Макаров - Сергей Семанов

Русско-турецкая война закончилась убедительной победой России на всех театрах. При этом следует иметь в виду, что по технической оснащенности турецкие вооруженные силы не уступали русским, а подчас их превосходили. Так, турки были вооружены английскими и американскими винтовками более совершенного образца, нежели тогдашние русские. О военно-морских силах и говорить нечего. Однако именно на морском театре Россия добилась поразительных успехов. В сущности, оборонялся в этой войне сильнейший флот – турецкий, а слабый русский флот вел активное наступление. И было достигнуто это не только величайшей самоотверженностью наших моряков, но и смелым использованием новых тактических приемов.

Заслуги Макарова здесь исключительно велики. Правда, не его одного. Впоследствии Макаров стал столь крупной фигурой в нашей истории, что в тени его невольно скрываются другие имена. Дерзко, отчаянно действовали многие моряки, атаковавшие броненосцы с шестовыми минами или ходившие на кое-как вооруженных пароходах топить вражеские суда. Некоторые испортили себе репутацию в дальнейшем. Смелый командир минного катера Дубасов, воевавший на Дунае, гораздо более известен в чине адмирала, когда он очень далеко от моря, в Москве, подавлял рабочее восстание в 1905 году. Другой боевой лейтенант той войны, Зиновий Рожественский, обесславил свое имя в несчастном для России Цусимском сражении. От всего этого роль Макарова в войне порой невольно преувеличивается. Не стоит тут прибавлять, тем более что заслуг у него больше, и они серьезнев, чем у любого из его соратников.

Идея Макарова использовать средство дальнего действия (корабль) для доставки к месту сражения средства ближнего боя (катера) была абсолютно оригинальна, а кроме того, содержала в себе семена будущего развития. В зародыше здесь просматривается идея авианосца (отметим попутно, что техническая идея авианосного корабля была разработана впервые в России во время империалистической войны). Макаров оказался первым в мире военным моряком, применявшим торпеды – новый вид оружия, которое коренным образом повлияло на развитие флота в течение ста лет. Более того, он правильно угадал наиболее удачный способ запуска торпеды: выталкивание через трубу, этот принцип не изменился до сих пор. А самое главное – Макаров доказал на практике, что в морской войне даже сильнейший флот не способен создать полной блокады, продемонстрировал преимущество наступления над обороной.

На этом можно бы и закончить перечень макаровских заслуг. Однако нельзя не добавить, что в военной страде Макаров проявил самый благородный вид отваги – спокойное мужество. Он не вставал в позу на мостике, не пил чай (или не чай) под огнем, как поступали, славы ради, некоторые его современники. Он делал дело и ради этого шел на самые рискованные предприятия. Только ради дела, ратного дела, которое ему было поручено. И если бы под огнем для такого же дела следовало бы выпить кружку чаю, Макаров спокойно бы осушил ее.

В развитии личности Макарова война сыграла огромную роль. Он полюбил маневр, атаку, наступление. Невольно при этом у него на всю жизнь осталось пренебрежение к обороне, к защитительным мерам, а порой даже недостаточная осмотрительность – за все это ему жестоко доставалось в жизни, и, в сущности, именно оттого так трагически нелепо оборвалась и самая его жизнь. Ну что ж, наши недостатки есть продолжение наших достоинств... И еще Макаров понял, прямо-таки проникся тем убеждением, что нет неодолимых преград и препятствий, что все они падут перед находчивым и смелым человеком. Воля его еще более окрепла, характер закалился, рука стала сильнее, взгляд тверже. Отныне он не смущался и не робел ни перед кем и ни перед чем. Робость ведь тоже бывает разная. Иной самый отчаянный сорвиголова теряется перед ничтожным канцеляристом. Водолаз может панически бояться высоты, альпинист – воды. В этом смысле мужество Макарова было всеобъемлющим.

Война окончилась, однако русская армия и флот по-прежнему оставались в боевой готовности. Англия и Австро-Венгрия боялись усиления русского влияния на Балканах, они под разными формальными дипломатическими предлогами добились того, чтобы окончательные условия русско-турецкой войны были обсуждены на конгрессе представителей великих держав. Дипломатия дипломатией, но Англия держала у входа в Черное море свою военную эскадру, а Австро-Венгрия сосредоточивала войска у границ России. В этих условиях русский флот готовился к новым боевым действиям с «владычицей морей» – Англией. Все ожидали, что вот-вот последует разрыв дипломатических отношений между Лондоном и Петербургом. Макаров в эти тревожные дни самым серьезным образом готовился к возможной войне. Теперь «вероятный противник» был самый что ни на есть грозный, но командир «Константина» робости не испытывал. Скорее наоборот. «Пароход в настоящее время совершенно готов к выходу в море, – сообщал он Аркасу 31 января и уже загодя спешил не опоздать к военным действиям. – ...Я был бы весьма счастлив получить разрешение выйти в крейсерство, как только будет объявлен разрыв, если бы мы вступили в войну с Англией. Я твердо уверен, что при нашей теперешней опытности мы можем безнаказанно сделать нападения на суда, стоящие в проливе...» Чего другого, но оптимизма Макарову было не занимать!

Новой войны, однако, не случилось. Правительство Александра II проявило явно недостаточную твердость в сложной обстановке и пошло на уступки. В июне был созван международный конгресс в Берлине. Здесь Россия потерпела поражение. Территория независимой Болгарии была сильно урезана в сравнении с сан-стефанскими условиями, за Турцией осталась часть Армянского нагорья и т. д. Зато большие выгоды за счет турецких областей получили не сделавшие ни одного выстрела Англия и Австро-Венгрия.

После окончания войны «Константин» был определен для перевозки частей русской армии с Балкан в порты Черного моря. Этим однообразным и скучным делом Макарову пришлось заниматься долго – почти год.

Один из таких рейсов неожиданно ознаменовался весьма существенным в его судьбе событием. Однажды среди пассажиров «Константина» оказалась молодая девушка Капитолина Николаевна Якимовская, которая вместе со своей семьей возвращалась в Россию из Европы. Девушка была красива, элегантна, обладала прекрасными манерами. Тридцатилетний капитан, отнюдь не избалованный женским обществом, влюбился в нее, как говорят, с первого взгляда, влюбился пылко и самозабвенно.

Целыми днями Макаров с неуклюжей галантностью водил свою изящную спутницу по кораблю, рассказывал ей про ночные атаки, про штормы и мели, про дальние страны и моря. Рассказчик он был хороший, да и рассказывать хватало о чем. Девушка внимала ему с живым любопытством, ахала, слушая страшные истории, звонко смеялась шуткам. Внимание знаменитого героя, о ком вокруг все столько говорили, было ей очень лестно. Женским чутьем она сразу уловила, что нравится капитану, и благосклонно принимала его не очень-то ловкие ухаживания. Когда Макаров, помогая ей спуститься по трапу, чуть задерживал ее руку в своей, она не спешила ее отнять. Если он что-то говорил, она внимательно смотрела в его оживленное лицо, улыбалась: