Дневник убийцы - Джон Мэтьюз

Элли подняла ладонь.

– Что?! При стольких убитых?

Ее друг вздохнул.

– Боюсь, что так. Смертный приговор грозит лишь в случае преднамеренного убийства.

На минуту Каллен задумалась.

– И все же десять лет… Это на время прищемит ему хвост и многих избавит от него, особенно меня.

– Однако его не повесят за убийство Веры Мейнард. Именно поэтому я решил встретиться с тобой и сообщить эту новость лично. Ты – единственный свидетель убийства.

Когда Элли осознала важность своего положения, ее бровь дрогнула, и Джеймсон продолжил излагать свои подозрения о попытке ослабить обвинения в убийстве в поезде.

– Потом, совершенно неизбежно Кин постарается дискредитировать тебя как свидетеля. Сделает акцент на твои занятия в прошлом, чтобы тебя сочли ненадежным свидетелем. Поэтому чем увереннее мы сможем доказать, что ты изменилась в лучшую сторону, тем надежнее.

Оглядев комнату, девушка слегка улыбнулась.

– Именно поэтому вы предпочти встретиться со мной здесь?

– Ты должна признать, что работа здесь, в приюте, помощь женщинам с улицы лучше всего говорит о твоем характере, и о моем тоже. А вот наши встречи в клубе «Фантейл» говорят не в нашу пользу. – Джеймсон лукаво улыбнулся ей в ответ.

– Да ладно, Финли! Шоу понравилось вам так же, как и мне, если не больше.

– Несомненно. Но, боюсь, судья будет не столь понимающим. – Улыбка Джеймсона растаяла. – Видишь ли, дело в том, что важна не только твоя репутация, но и моя. Со стороны Кина обязательно будут намеки на нашу связь. Вследствие наших отношений и в связи с тем, что я один из главных расследователей, они могут решить, что ты просто выполняешь мои указания, способствуя нашему с Ардженти расследованию.

– Понимаю, – кивнула Элли и на секунду умолкла. – Не означает ли это, что нам придется на какое-то время перестать видеться?

– Необязательно. Встречи в таких местах, как это, разумеется, не вызывают толков и сохраняют твою репутацию. Но если за нами действительно следят, то встречи в клубах типа «Фантейл» или где-то на обедах объяснить гораздо труднее.

– Следят?

Криминалист выдохнул.

– Да. Боюсь, что теперь Кин добился преимущества у судьи. Тирни может использовать такую тактику. – Ему не хотелось раскрывать свои подозрения, что за ними, возможно, уже следят и что кто-то наблюдал за ними в «Фантейле». – И если мы решимся на встречу за обедом, то следует делать это скрытно, словно у нас свидание; либо мне придется изменить свою внешность.

Каллен хитро улыбнулась.

– О Финли! Вы такой затейник…

Джеймсон ответил ей улыбкой, скрывшей его мрачные мысли. Теперь, когда Элли осталась единственным свидетелем, у Тирни может появиться еще одна причина следить за ней, чтобы запугать или обезвредить. Либо, возможно, он даже планирует ее устранение. Но она слишком долго жила с угрозой жизни со стороны Тирни и Брогана, чтобы бояться их теперь.

Мужчина сидел в дальнем углу таверны «Сен-Денни», откуда он мог не только наблюдать за ее внутренним помещением, но и видеть всех, кто входил и выходил. Он был завсегдатаем, но почти два года его здесь не видели, даже после того, как газетные репортеры написали, что Джеймсон назвал Потрошителя трусом.

Он разложил на столе газеты и просматривал все статьи, где говорилось о Потрошителе. Заказав большую чашку кофе, мужчина отказался от излюбленной в прежние времена жареной свинины с капустой – на тот случай, если кто-нибудь из старых официантов вспомнит его. Он не сомневался, что его камуфляж был надежным – волосы длиннее и почти белесые, а борода более пышная, чем раньше. Никаких оснований напрасно рисковать.

«Как изменил цвет и форму прически и бороды, чтобы вы меня не узнали». Когда пять дней тому назад письмо впервые появилось в газете, он перечитал его несколько раз. Казалось, что тот, кто написал это письмо, знал или догадался, что он сделал. Почти.

Он никогда не рискнул бы явиться на пресс-конференцию, где выступают Финли Джеймсон и Джозеф Ардженти, как было написано в письме, даже если б у него была возможность затеряться в толпе. И когда двадцать месяцев тому назад Джеймсон и Ардженти публично объявили о его смерти, его там не было.

Надо признать, что ему было бы приятно слушать о своей смерти, наблюдая, как злорадствуют два его врага, и тайно злорадствовать еще больше, сознавая, как виртуозно он их надул. Определенно, это было свойственно его характеру – или, что важнее, тот, кто написал это письмо, думал, что это ему свойственно. Автору письма не только отлично удалось подделать его почерк – похоже, он очень хорошо его знал.

Но кроме ненужного риска ради злорадства, он не мог присутствовать на пресс-конференции из-за того, что около двух часов после его стычки с Джеймсоном и Ардженти в доке сел на поезд в Балтимор, а потом, на следующий день, отправился на пароходе в Роттердам. Основную часть последних двадцати месяцев он прожил в Европе. И, по его собственным меркам, прекрасно провел там время, хотя и не был уверен, что многие согласятся с таким определением. Убил он всего один раз, проститутку из Копенгагена, которая была высокомерна и посмела издеваться над проходящим мимо возможным клиентом, моряком Королевского флота. То убийство не было слишком жестоким. Он лишь быстренько зарезал ее, как только моряк исчез из вида, и поэтому в отношении его вряд ли могли возникнуть какие-либо подозрения.

Потом он провел месяц в Париже перед тем, как вернуться в Дублин, где он планировал задержаться подольше перед тем, как вернуться в Нью-Йорк. Но тогда в ирландской прессе появились первые сообщения об убийствах светских девушек в Америке, и ему пришлось выехать на насколько недель раньше, чем планировалось. Что-то в этом деле его заинтриговало, и, снова увидев в газетах имена Ардженти и Джеймсона как главных сыщиков по новому преступлению, он затосковал, несмотря на то что теперь дело было совсем иного характера.

И вот теперь, когда появилось рукописное письмо, этот самозванец сделал смехотворное заявление, что именно он – его автор. Якобы «разница» почерков преступления – другой контингент девушек и откровенное отсутствие жестокости – была лишь прикрытием, чтобы нельзя было обнаружить никакой связи с его прошлыми жестокими убийствами.

Он просмотрел статьи в дневных газетах. Заголовок одной их них гласил: «Автором последнего письма признан Потрошитель», но дальше в статье говорилось, что эксперты не согласны с этим или не уверены. Остальные статьи более честно заявляли, что графологи сомневаются и что окончательного о письме ничего сказать нельзя.

Читая, он неспешно пил свой кофе, размышляя о том, что мог бы подумать обо всем этом Финли Джеймсон. Определенно, тот был уверен, что письмо не от него. Но любопытно, что в статье упоминались личные соображения криминалиста насчет письма. «Разные» эксперты были объединены в одно целое.

Заявление о том, что эти убийства являются лишь новым этапом в цепи его прошлых преступлений, его не смущало. Но больше его тревожило, что новый метод убийства был гораздо более совершенным. Словно бы его собственный метод оказался более неуклюжим и, следовательно, менее остроумным. Предположение о связи с ним мог сделать только сам убийца. И это был первый промах. Он позволил себе возгордиться своими преступлениями. Погибели предшествует гордость, и падению – надменность[6].

Различные ложные наводки в письме разозлили его. Как лучше это исправить? Много раз он думал о том, чтобы раскрыть Джеймсону и Ардженти, как он провел их в ту последнюю ночь. В конце концов, его план был так гениален, что он едва мог удержаться от того, чтобы не проболтаться о нем. Но это означало бы возвращение из мертвых. Хотя после публикации последнего письма полгорода верило в его «воскрешение», так что в любом случае скрываться было больше незачем.

Тем не менее поможет ли его собственное письмо расставить все по местам и сможет ли он снова все контролировать? Ему так это нравилось! Необязательно, что от этого новые убийства будут признаны менее виртуозными. Если только…

Пока он допивал кофе, в голове у него начали складываться слова.

Когда Элли провожала Джеймсона в прихожую приюта, она кивнула девушке в дальнем углу, которая узнала ее и поприветствовала скромной улыбкой.

– Финли, видите ту девушку? – спросила Каллен.

– Да. – Ее спутник разглядел незнакомку – не старше двадцати лет, в светло-голубом платье, прехорошенькая. Но смотрел он не слишком долго, чтобы не смущать ее.

– Я говорила о ней на совещании на прошлой неделе, – напомнила ему Элли. – Один из самых необычных случаев за время моей работы здесь. Говорит, что она из хорошей семьи, которая живет в большом особняке с многочисленными слугами, и все такое. Но нашли ее в опасном районе Бауэри. Первой мыслью у всех было, что она просто проститутка с богатым воображением.