Блеск презренного металла - Светлана Алешина

— Все в порядке, Ольга Юрьевна! — сияя, провозгласил Гоголев — Вот, я все здесь записал. И кому принадлежала квартира до продажи, и кто являлся учредителем «Тюльпана»…

— А вы часом не шутите, Роман Дмитриевич? — спросила я. — Неужели получилось?

— Ну так! — выпалил Гоголев. — Разве могло быть иначе? Я ведь вам обещал!

Я взяла записную книжку и пробежала взглядом указанные там фамилии. Они ничего мне не говорили.

— Так как вам удалось разговорить этого педанта, Роман Дмитриевич? — опять обратилась я к Гоголеву. — Если честно, то у меня большие сомнения насчет подлинности полученных данных.

— Вот ведь какая вы недоверчивая! — пробормотал Роман Дмитриевич. — Между прочим, сам лично видел все документы и своей рукой списывал данные. Не волнуйтесь, я все очень тонко провел. Сразу же взял быка за рога — удостоверение на стол и выдвигаю альтернативу — или мы беседуем здесь неофициально, или добро пожаловать в прокуратуру на допрос! Как правило, это всегда срабатывает. Господин Белов тоже недолго думал — не больше минуты — и согласился. Порылся в документах и нашел папку, где у него хранилась копия акта по этой квартире. Я для виду покопался в документах, но, знаете, на меня от одного вида этих бумаг нападает сон. Я просто списал, что вы просили, поблагодарил и смылся. Для солидности я, конечно, предупредил, что если он нам понадобится, то мы его вызовем… По-моему, все прошло как нельзя лучше, вы согласны?

Я заметила, что из окна нотариальной конторы за нами кто-то внимательно наблюдает. Темные стекла отсвечивали, но худую долговязую фигуру Белова я узнала без труда. Поймав мой взгляд, нотариус будто вздрогнул и поспешно отступил в глубину комнаты.

— Все прошло здорово, — согласилась я. — Но теперь давайте отсюда уйдем. Я что-то себя не очень уютно здесь чувствую.

— С удовольствием! — радостно сказал Гоголев. Он был в приподнятом настроении и без остановки улыбался. — Куда теперь, Ольга Юрьевна?

— Вы, кажется, окончательно решили определиться ко мне в оруженосцы? — осведомилась я. — Нашли себя? Не боитесь, что ваше начальство будет не слишком довольно таким поворотом дела?

— Но ведь мы будем помалкивать? — с надеждой спросил Гоголев.

— Была бы вам очень признательна, — заметила я. — Только с вас каждый день требуют отчет, не так ли?

— О, вовсе не каждый! — беззаботно сказал Роман Дмитриевич. — И потом, единственное, чему я выучился в совершенстве, — это составлять липовые отчеты. Наверное, потому что в этом есть что-то творческое… Что-нибудь совру, не беспокойтесь. Думаю, какое-то время мне удастся продержаться, прежде чем меня отзовут. Но зато вам пока не о чем будет беспокоиться.

— Блестящий план, — сказала я. — Я уже чувствую, как покой разливается по всем клеточкам моего организма…

— Вы все шутите! — немного обиженно сказал Гоголев. — А я от всей души…

— Вы это уже говорили, — заметила я. — И я вовсе не шучу. Вы разрешите на время позаимствовать вашу записную книжку?

— Разумеется! — воскликнул Гоголев. — Так мы сейчас куда?

— Садитесь пока в машину, — ответила я. — Мне нужно подумать.

Очутившись за рулем своей «Лады», я смогла наконец немного расслабиться. Гоголев, при всей его безобидности, вызывал у меня некоторое внутреннее напряжение. Глядя на него, я все время боялась совершить что-нибудь противозаконное. При других обстоятельствах я иногда могу нарушить закон совершенно автоматически, не испытывая стресса. Теперь же приходилось постоянно быть настороже.

Я развернула записную книжку и еще раз прочла записи Гоголева. Почерк у него был изящный и не совсем обычный — с наклоном влево. Даже в этом бедный Роман Дмитриевич выбивался из общего ряда.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что добытые им сведения практически мало что мне давали — может быть, поэтому господин Белов так просто с ними расстался. В моем распоряжении были только фамилии, и не было никакой гарантии, что эти фамилии хотя бы подлинные.

Что касается фирмы «Тюльпан», то тут Гоголев старательно переписал ее телефоны и адрес. Вся штука была в том, что ни то, ни другое давно фирме не принадлежало, что уже было мне известно. Новым было только имя учредителя — Бурмистрова Алина Григорьевна. Больше никаких сведений об этой гражданке не имелось.

То же касалось и человека, который продал квартиру на проспекте Строителей. В книжке Гоголева он был записан как Климко Вячеслав Федорович. Ищи, что называется, ветра в поле.

Я была уверена, что в документах у Белова наверняка имелись и другие сведения об этих людях — номера паспортов, например. Но Роман Дмитриевич пропустил их мимо своего внимания — то ли по рассеянности, то ли посчитал несущественными — о злом умысле я уже не стала даже думать.

Возвращаться к нотариусу было поздно и бессмысленно. Приходилось довольствоваться тем, что бог послал. Я решила, что завтра же с утра займусь наведением справок об этих Климко и Бурмистровой. Предстояло перерыть телефонные справочники, бизнес-справочники, наведаться в адресный стол. Где-нибудь должна найтись какая-то зацепка. Меня сильно заинтересовала личность и самого нотариуса, но тут вряд ли удастся скоро что-то выяснить.

От нечего делать я перелистала записную книжку. В ней имелось несколько телефонных номеров, исполненных все тем же «левым» почерком, не слишком удачный набросок женской фигуры, собственные Романа Дмитриевича координаты, включая номер домашнего телефона, и еще одна совершенно дурацкая надпись поперек чистой странички: «Я вас люблю!» Последняя, по-моему, была сделана совсем недавно — может быть несколько минут назад.

— Так вот вы чем занимались в кабинете нотариуса, уважаемый Роман Дмитриевич! — с негодованием произнесла я вслух. — Вас не информация интересовала, а всякие романтические глупости, которых в наше время даже школьники стыдятся! Хороший мне попался оруженосец!

Но как бы я ни досадовала на бестолкового Романа Дмитриевича, в глубине души я была тронута этим бесхитростным признанием. Мне отчетливо представилось, как, сидя в сумрачном кабинете и старательно делая строгое лицо, он одной рукой перелистывает скучные документы, а другой выводит украдкой наивную восторженную фразу, чтобы успеть подсунуть ее мне, если представилась такая возможность. А еще говорят, что любовь с первого взгляда ушла в прошлое!

Я оглянулась по сторонам, желая посмотреть на автора застенчивого послания, но вспомнила, что Гоголев поставил свою «Оку» в переулке, и, чтобы ее увидеть, нужно свернуть за угол. Решив именно так и поступить, я завела мотор и медленно отъехала от тротуара.

Наверное, делай я все чуть-чуть побыстрее, на том бы все и кончилось. Но я не торопилась, и, благодаря этому, сворачивая в переулок, я успела заметить, как из дверей нотариальной конторы торопливо вышел нотариус Белов, оглянулся по сторонам и быстро зашагал к троллейбусной остановке.

В голове у меня будто звякнул тревожный звоночек. Нога сама нажала на тормоз. Я размышляла ровно секунду. Потом выскочила из машины, быстро заперла ее на ключ и бегом бросилась к светло-бежевой «Оке», скромно притулившейся у тротуара метрах в десяти от меня.

Гоголева мой поступок, кажется, напугал. Он поспешно открыл дверцу и хотел выскочить мне навстречу. Я протестующе махнула рукой. Гоголев отпрянул, точно в него запустили камнем, и опять плюхнулся на сиденье.

Я быстро уселась рядом и приказала ему трогать. Роман Дмитриевич послушно повернул ключ в замке зажигания, но посмотрел на меня с тревогой.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Что-нибудь наверняка случится, — ответила я. — И без нашего участия, если мы будем нерасторопны. Представляете, где ближайшая троллейбусная остановка? Вот и поезжайте туда! А дальше я скажу, что делать.

Роман Дмитриевич покорно тронул машину с места и доехал до поворота.

— Троллейбус в ту сторону или в ту? — глубокомысленно спросил он, притормаживая.

Я не ответила — все мое внимание было приковано в этот момент к долговязой фигуре Белова, который как раз садился в переполненный троллейбус. Гоголев терпеливо смотрел на меня. Рот у него был открыт, как у ребенка.

— Господи! Да направо же! — с досадой сказала я. — Поезжайте за этим троллейбусом. Старайтесь особенно не приближаться, чтобы не бросаться в глаза. Но не вздумайте его упустить! Я вам этого не прощу.

Роман Дмитриевич сделался ужасно серьезным и прилежно начал крутить руль, сворачивая направо, за троллейбусом. Тот уже двинулся, тяжело покачиваясь на ходу и едва набирая скорость.

Только через пять минут Гоголев решился повторить вопрос.

— А что все-таки произошло, Ольга Юрьевна?

— Нотариус сорвался со своего рабочего места, хотя у него еще два часа приема, — сказала я. — И произошло это аккурат после нашего с вами визита. Меня подобные совпадения настораживают, а вас?