Бандагал (сборник) - Примо Леви

Дорис все не звонила, и это волновало Нико куда больше, чем вызов в амбулаторию. Первым его побуждением было позвонить нотариусу Алоизи, в конторе которого работала: Дорис. Но он так и не снял трубку — нотариус этот — порядочная скотина, он не терпит, когда его подчиненные в рабочее время беседуют по телефону по личным делам.

Наконец подошел час дня, и зазвонил звонок на обеденный перерыв. Нико сунул бумаги в письменный стол и бегом спустился вниз, в огромную столовую министерства. В столовой еще почти никого не было — лишь двум служащим удалось опередить его. Но очень скоро к автоматам-распределителям нельзя будет пробиться. К Нико подошел Джобби.

— Ты что берешь?

— Молоко и компот-ассорти.

— Ты что, спятил? Я возьму бифштекс с жареным картофелем.

— Не мучай меня, Джобби. ВМО и так отравило мне все существование. Подумай только, сегодня вечером я должен пройти медицинскую проверку на содержание никотина в крови.

— Скверные дела, Берти.

— Да, представляешь, а я как назло в последние дни дымил, как турок. Теперь жди штрафа. И все этот гнусный тип из ВМО, на которого я утром. наткнулся в элибусе. Я не допустил никаких нарушений, но он все равно донес на меня в Главную контрольную комиссию. Ну, попадись он мне еще раз, придушу, как цыпленка.

Они устроились в углу, спиной к объявлению, напоминавшему всем членам ВМО старинное изречение медиков салернской школы:

Стул хороший по утрам жизнь продлит надолго вам.

С год назад Нико, собрав множество подписей, обратился с официальным прошением о том, чтобы этот плакат сняли со стены, но получил от начальства отказ.

Молоко пахло карболкой, и все же Нико, давясь, проглотил три стакана и закусил компотом-ассорти. Потом с завистью уставился на Джобби: бифштекс, похоже, был из натурального мяса, а от жареного картофеля исходил соблазнительнейший аромат. Нико резко отодвинул стул.

— Дай мне газету, Джобби, я поднимусь наверх.

Он захватил с собой бутылку молока и, ниэко опустив голову, вышел из столовой.

Дорис нервно прохаживалась по коридорам почты. Время от времени она подходила к большому столу в холле и, окинув рассеянным взглядом счета и телефонные бланки, впивалась глазами в большие электрочасы. Обычно Нико не опаздывал. В девять Дорис не на шутку забеспокоилась. Дробно стуча каблуками, она покружилась у входных дверей, то и дело поглядывая на стрелки электрочасов. «Наверно, не придет. Наверно, с ним что-то случилось, и он не придет. Подожду еще минут пять и уйду». Взгляд ее упал на окошко с надписью: «Заказные письма». Дорис принялась писать на стекле: «Да, нет, да, нет. Придет, не придет, придет, не придет». Нет, он не придет, с ним чтото стряслось. И в тот же миг появился Нико. Он был бледен, глаза возбужденно блестели, а галстук, как всегда, съехал набок.

— Что случилось, Нико?

Он ничего не ответил. Взял ее под руку и повел к выходу.

В этот час виа дель Корсо была похожа на растревоженный муравейник; толпы народу у витрин и перекрестков, сплошные заторы; по четырем эстакадам еле ползли певакары.

— Позвони домой. Скажи, что сегодня ты поужинаешь со мной, — сказал Нико, останавливаясь у дверей бара.

— Но мы же договорились! Что-нибудь случилось, Нико?

— Позвони и не задавай лишних вопросов. Я зверски проголодался. Съедим пиццу, выпьем по бутылке пива и прямиком на Вилла Боргезе.

Дорис вошла в телефонную будку и тут же позвонила родным.

— Но потом ты мне все объяснишь, — сказала она, беря его под руку.

— Конечно, конечно.

Они свернули на виа Фраттина, и Нико увлек Дорис в небольшой бар, помог ей взобраться на высоченную табуретку в глубине пустого, очень узкого зала.

Они ели молча. Нико уминал пиццу с такой жадностью, словно голодал целую неделю. А Дорис легонько постукивала вилкой по тарелке. Она грустно, с материнской нежностью смотрела на Нико, следя за тем, как ритмично двигаются его челюсти и пульсирует жилка на виске. Ребенок, самый настоящий ребенок. А иногда он казался ей какимто особым существом, не подвластным общепринятым правилам. Она не проронила ни слова, пока Нико не кончил есть. Насытившись, Нико отодвинул тарелку, вытер губы бумажной салфеткой, скатал ее в шарик и бросил в тарелку. Затем стал рыться в карманах в поисках сигарет.

— Я был на виа дель Гамберо.

— С чего вдруг?

— Понимаешь, на виа дель Гамберо, в Центральной амбулатории. Прошел проверку на никотин.

Дорис открыла сумочку и принялась сосредоточенно рыться в ней, чтобы Нико не заметил, как дрожат у нее руки. А он продолжал рассказывать о своих злоключениях, проклиная на чем свет стоит всех агентов ВМО.

— Что же теперь будет, Нико?

— Результаты анализов выяснятся послезавтра. Ноты не волнуйся, ничего плохого не произойдет. Сегодня я напился молока до тошноты и выкурил всего четыре сигареты!

По знаменитой лестнице на площади Испании грязным каскадом стекало молоко. Над крышами в переплетении телевизионных антенн покачивалась луна.

— Не волнуйся, — повторял Нико, — ничего плохого не произойдет. Я их оставил в дураках. — Он не выпускал ее руки и осторожно вел Дорис по извилистой лестнице.

Они остановились у самой балюстрады. Над ними была крыша из пальм и высоченных пиний. Рядом о чем-то своем лопотал фонтан. Внизу, с террас Пинчо, Рим загадочно подмигивал двум влюбленным.

Нико целовал Дорис руки, пальцы, плечо. Дорис осторожно отстранялась в страхе, что кто-нибудь их увидит.

— Послушай, — сказал Нико и крепко обнял ее. — Послушай…

— Нико, перестань. Идем сядем на скамейку.

Но Нико еще сильнее прижимал ее к груди. В нескольких шагах от них остановился левакар. Водитель свернул со стеклопластиковой полосы на усыпанную гравием дорожку. Свет фар ослепил обоих.

— Кретин, нашел где обниматься!

Дорис схватила Нико за рукав.

— Идем, там внизу есть свободная скамейка.

Нико неохотно подчинился. Он шел мрачный, злой, сжимая кулаки.

— Перестань, Нико. Сядь и расскажи мне о чем-нибудь интересном.

— Сейчас пойду и разнесу к чертям его дурацкий левакар.

Дорис закрыла ему рот рукой.

— Здесь так хорошо, Нико, не правда ли?

— Да… Когда я, наконец, куплю левакар, устрою им хорошенькое представление. Положу в выхлопную трубу баллончики с вонючим газом и промчусь по главным улицам Рима. А тому, кто осмелится протестовать, сверну шею.

Он набрал пригоршню камешков и стал по одному кидать их в фонтан. Постепенно ярость улеглась, уступив место меланхолической покорности судьбе. Разговор перешел на их извечную тему: «Тебе какой цвет левакара нравится? Мне — серый, бежевый тоже неплохо, но только не черный, черный слишком мрачен. Я отложил шестьдесят тысяч, годик придется обождать. Если б не эти ежемесячные взносы, я бы хоть завтра мог его купить. ВМО схватило меня за горло и не отпускает. Кончится тем, что я выйду из этого всеобщего объединения жуликов». «Перестань, Нико». «Они же прохвосты, как ты этого не понимаешь, Дорис?» «А ты не понимаешь, что без ВМО не обойтись». «Ну да, да, только без левакара тоже не обойтись».