Док и Муся - Александр Вячеславович Башибузук

— Может позже? — Мари состроила жалобную гримассу.

— Нет! Сейчас!

— Хорошо, — русская француженка тяжело вздохнула. — Мы им перешли дорогу. Это была месть.

— Кто мы? В глаза смотреть!

Мари еще раз страдальчески вздохнула и выдавила из себя.

— Коминтерн…

Глава 9

— Кто? — я не поверил своим ушам.

— Ком-ин-терн!!! — по слогам выговорила Мари.

Сдержать эмоции оказалось очень трудно, потому что я охренел окончательно и бесповоротно. Да, как бы удивительно это не звучало, я знаю, что такое Коминтерн. Все свои жизни я любил много читать, плюс, моя мамочка была убежденной коммунисткой. Японский городовой, коммунистического интернационала мне здесь еще не хватало. Ничего не имею против последователей Карла Маркуса и Ленина, а также прочих им подобным, но всегда предпочитал держаться подальше от политики. Локация тоже не очень подходящая для занятий политической деятельностью. Гонконг британская колония — а для бриттов, все связанное с коммунизмом, как красная тряпка для быка. Запроторят на всю жизнь в тюрягу и все, пиши письма. А оно мне надо?

Стоп! Какой у нас сейчас год? Правильно, тысяча девятьсот пятьдесят четвертый. Если память не подводит, Коминтерн уже давно прекратил свое существование. А если все-таки он существует, но только в глубоко законспирированном виде? Если так, то я вляпался по самые помидоры. Это тот случай, когда говорят: вход — рубль, выход — два. Понятное дела, желтая пресса наплела про Коминтерн три короба разной жуткой чуши, но даже если делить всю эту инфу на три, контора получается очень серьезная. Или все-таки эмигрантское дитя мне на голубом глазу заливает?

— Но мы не тот Коминтерн, — принялась торопливо объяснять русская француженка. — Мы его преемники. Ах да… — спохватилась она. — Вы же не знаете, что такое Коминтерн…

— Можно мне ужин приготовить? — тактично поинтересовалась мадам Вонг. — Думаю, вам есть, о чем поговорить и без меня.

Я молча кивнул.

Китаянка ушла, а Мари принялась рассказывать.

— Коминтерн, расшифровывается как Коммунистический Интернационал, был создан в тысяча девятьсот девятнадцатом в Советской России с целью проведения мировой революции. Однако, уже в тридцать шестом — тридцать седьмом годах очень многие видные члены Коминтерна были репрессированы, а в сорок третьем Коминтерн был ликвидирован по личному приказу Сталина. Причины известны, но это очень долгий разговор, поэтому я сразу перейду к главному. Изначально, большинство членов нашей организации никакого отношения к Коминтерну не имели, можно сказать, что мы даже были его идейными противниками, так как принадлежали к Четвертому Интернационалу, созданному Львом Троцким, личным врагом Сталина.

«Троцкисты… — мрачно подумал я. — Хрен редьки не слаще. Вот уж точно, как не в дерьмо так в партию…»

— Однако, — продолжила Мари. — На третьем мировом конгрессе Четвертого интернационала произошел раскол между сторонниками сближения с мировыми коммунистическими партиями, в том числе и с советской и противниками тактики энтризма. То есть, ортодоксальными троцкистами. Энтризм — это…

— Короче, — резко оборвал я девушку.

— Хорошо, хорошо… — заторопилась Мари. — В общем, в результате раскола, образовалась наша организация. Мы противники обеих сторон и выступаем за возвращение к идеалам первого Коминтерна. Поэтому и назвали так свою организацию.

— Цели?

— Мировая социалистическая революция, освобождение рабочего класса и победа над империализмом! — четко отбарабанила девушка.

— Социалистическая? А почему не коммунистическая? Вы же Коминтерн.

— У нас все-таки есть отличия в программе, — мягко возразила Мари. — Но в остальном, программы схожи.

— Понятно. Что уже успели сделать, кроме того, как нагадить триадам?

Мари сильно смутилась и застенчиво выдавила из себя:

— Мы пока еще молодая организация и находимся в стадии формирования.

Я иронично хмыкнул и продолжил допрос:

— Какие у вас отношения с Советским Союзом?

Русская француженка еще больше приуныла:

— Мы пока только налаживаем контакты с советской коммунистической партией и партиями советского блока. Правда безуспешно. Сами понимаете, как выходцы из Четвертого Интернационала, для Советов мы троцкисты. Что автоматически делает нас париями для них. Но скоро все может измениться. Мы работаем над этим.

— Тогда кто вас финансирует?

Мари немного помолчала, а потом жалобно пискнула:

— Я вас боюсь, мистер Вайт. Не надо на меня так смотреть…

— Не заговаривай мне зубы! — прикрикнул я. — Если я действительно разозлюсь…

— Хорошо, хорошо… — страдальчески поморщилась русская француженка. — Но мой ответ вам не понравится.

— Я уже почти вышел из себя.

— Вы! — пискнула Мари.

— Что «вы»? Ну все, сама напросилась!

— Вы финансируете, мистер Вайт!!! — выкрикнула девушка. — Вы, в том числе.

— Это какой-то пиздец… — посетовал я и, окончательно выйдя из себя, громко заорал. — Мадам Вонг, если вы мне сейчас не нальете выпивки, я устрою здесь такое, что косоглазые ушлепки с мечами покажутся вам сестрами милосердия.

— Сейчас я принесу… — Мари рванула из комнаты, но я поймал ее за шиворот и зашвырнул обратно на диван.

— Уже несу! — в комнату галопом влетела китаянка с здоровенной бутылью в руках, в которой бултыхалась какая-то мутная жидкость. — Вот! Это настойка на перце и змеях, очень полезная для мужчин, но очень крепкая… — и принялась капать из горлышка в малюсенький стаканчик.

— Похрену! — прорычал я, вырвал бутылку, наплескал ее содержимое до краев в коктейльный бокал и одним махов вылил в себя китайскую бормотуху.

И едва не сдох. В буквальном смысле. Горло свирепо обожгло, из глаз полились слезы, а дыхание напрочь сперло. Я почувствовал себя раком, которого варят изнутри.

— Убыв-выв, шуки дшаные!!! — не в силах сказать даже слово, я только потряс кулаком.

— Мамочки… — Мари шарахнулась в угол. — Он нас сейчас убьет…

Мусий недоуменно посмотрел на нас и свалил со снисходительным выражением на морде.

— Если сам выживет! — мадам Вонг побледнела. — Ее же только по капельке можно…

— Не дождетесь… — прохрипел я, уже слегка приходя в себя.

— Матерь божья! — ахнула китаянка на русском языке и размашисто перекрестилась. — Я думала вы умрете…

— Зря, — прокомментировал я и еще