Шакалы - Николай Леонов

– Так ты и вербуешь своих агентов? – Мария поняла свою неправоту, но гонор унять не могла. – Какие вопросы я должна задавать?

– Никаких, пригласишь на спектакль, там видно будет.

– Долгая история.

– У нас быстро редко получается. Теперь обо мне. Я сотрудник милиции, ухаживаю. В каких мы с тобой отношениях – реши сама, но лучше говорить правду, только без особой любви и сложностей.

– Короче, мы с тобой любовники.

– О моей работе ты ничего не знаешь и не интересуешься. Какие у меня дела с Горстковым, то есть с ее отцом, тебе неизвестно.

– Я знаю, что она была в Париже? – Мария почувствовала к «заданию» интерес, словно знакомилась с новой ролью.

– О поездке в Париж ты слышала мимоходом.

– И на что же ты рассчитываешь? Девушка проникнется ко мне любовью и доверием, начнет исповедоваться?

– Это вряд ли, – усмехнулся Гуров. – Юлия истинной опасности не понимает, однако события последних дней ее, конечно, ошарашили. Отцу и матери девушка ничего не говорит, ухажеру тоже не скажет, близких подруг у нее не просматривается. Ты известная актриса, женщина взрослая, опытная, а поговорить с кем-то по душам человеку необходимо.

– Ты змей…

– Есть немного, – согласился Гуров.

Гуров с первого дня знакомства с Марией понимал, что она красива, относился к ее внешности спокойно, не более того. Любил он Марию не за красоту, возможно, за тайну, которая порой проглядывала из-под пушистых ресниц, за свободу, некоторую дикость и непредсказуемость, запах, да черт ее знает, за что мужчина любит женщину. Факт остается фактом, до сегодняшнего вечера к внешности актрисы он относился со спокойной доброжелательностью, мол, красота женщину не портит, но не в ней сила, через некоторое время общения с человеком о его красоте забываешь.

Сегодня он выяснил, что никогда не видел Марию при параде, как говорится, «на выходе». В вечер знакомства она находилась в дурном настроении и не в форме, вечерами, после спектакля, усталая, нервная или вялая, по утрам да, красивая, ну и только.

Днем, а обед был назначен на три часа, Мария уже пребывала в боевой форме. Гуров, подавая ей невесомую шубку из серебристого меха, тоже не отреагировал на ее внешний вид. Он не хотел садиться за руль, так как собирался у Горстковых выпить, попросил Станислава отвезти их, позже доставить обратно. Когда они вышли из подъезда, Крячко стоял, облокотившись на свой «Мерседес», глянул на Марию, слегка отвернулся и, судя по движению его губ, матюгнулся, затем распахнул дверцу, низко поклонился, поздоровался.

– Станислав, я тоже люблю тебя, однако веди себя достойно, – сказала Мария и легко нырнула в машину.

Гуров не понял, что произошло, хлопнул друга по плечу, сказал:

– Привет, спасибо, что приехал, ты немного не в себе, словно тебя по лбу шарахнули.

– Здравия желаю, – ответил Станислав, прижал ладони к груди, нацепил привычную улыбочку. – Я? Все в порядке, господин полковник, – продолжил загадочно. – Ты бы поостерегся, сыщик, не вывозил бы девушку в свет, держал под замком. Ограбят.

Гуров думал о постороннем, не мог врубиться, принял совет друга за чистую монету, привычно тронул лежавший в кармане «вальтер», сел в машину и ответил:

– Два ствола, отобьемся.

Крячко ничего не ответил, лишь насмешливо хмыкнул, сел за руль, мгновенно превратился в оперативника, просмотрел едущие машины, аккуратно вписался.

– Интересно, откуда у рядового мента такой роскошный лимузин? – насмешливо спросила Мария.

– Станислав далеко не рядовой, и не отвлекай человека, он на работе, – сказал Гуров. – Напомни как-нибудь на досуге, я расскажу тебе, как Станислав умыкнул эту телегу.

Крячко болтовню за спиной не слушал, смотрел на дорогу. День был воскресный, машин на улице было немного, через пятнадцать минут они припарковались, договорились, что Крячко вернется через три часа, и он, осуждающе глянув на Марию, укатил.

Когда они вошли в квартиру и Гуров знакомил Марию с супругами, Юлией и стоявшим чуть поодаль Алентовым, неожиданно возникла короткая пауза. Гуров почувствовал легкий озноб, возникающий у него в момент опасности, сосредоточился, из галантного гостя превратился, точнее, вернулся в привычную шкуру сыщика. Он отметил, как Юрий Карлович без надобности поправил галстук, вытянулся и напрягся и без того статный Алентов, зло прищурилась Юлия и чуть растерянно заулыбалась хозяйка Нина Дмитриевна. Гуров перевел взгляд на Марию и в тот момент увидел, как она красива, понял, что секундное замешательство вызвано именно ее появлением. Умелый макияж, подчеркивающий высокие скулы, мерцающие из-под удлиненных ресниц глаза, старомодная прическа, когда волосы подтянуты, уложены в тугой узел и обнажают шею, облегающее, простого покроя, видимо, безумно дорогое платье, не обнажая, подчеркивало изящество и сексуальность женской фигуры, простые туфли на очень высоком каблуке – все это вместе создавало образ женщины из другого мира. Казалось, она пришла из прошлого века, сошла со старинных фотографий, гравюр и картин, заглянула в сегодня мимоходом, из чистого любопытства.

Гуров, который привык в любом обществе находиться в центре внимания, сейчас почувствовал, что он лицо лишь сопровождающее.

– Простите, Мария, вы та самая… – произнесла, слегка запинаясь, хозяйка. Актриса простодушно улыбнулась, взяла Нину Дмитриевну под руку и смешливо заговорила:

– Дорогая Нина Дмитриевна, если вы имеете в виду Марию Стюарт, то я другая. – Глянула на Алентова: – Поручик Ржевский, вольно. – Перевела взгляд на Юлию: – Милая, у меня к вам сто вопросов и одна просьба. А о такой блузке я мечтала всю жизнь. – Она внимательно посмотрела на хозяина, четко разделяя слова, сказала: – Вот как выглядит магнат и повелитель Юрий Карлович Горстков? Интересно. Учтите, я вас не люблю.

– За что? – Хозяин расправил могучие плечи.

– Поднесете рюмку – объясню.

Начался обед, Мария категорически заявила, что шампанское пили в прошлом веке и только в романах, лично она предпочитает водку и не из мензурок, а нормальными стопариками. Она рассказала Алентову на ухо анекдот о поручике Ржевском, анекдот настолько неприличный, что лицо молодого политика покраснело. Но Юлия отнюдь не приревновала, так как уже обменивалась с Марией репликами о нарядах, фасонах, в основном на французском языке.

Мария лихо выпила стопку водки, глянула на хозяина, зло прищурилась и спросила:

– Господин магнат, знаете, что самое страшное в выпивке? – Пока Горстков конструировал ответ, актриса повернулась к хозяйке: – Обожаю кулебяку, но мне такой в жизни пробовать не приходилось.

– Самое страшное в выпивке – это похмелье, – сказал уверенно хозяин.

– Не угадали, с вас миллион, разумеется, в долларах, – искренне рассмеялась Мария. – Перерывы! – И указала на пустую стопку. – Самое страшное – перерывы.

Горстков хохотнул, разлили по второй, и спросил:

– Так за что же вы, Мария, меня не любите?

– Я сызмальства завистливая, если у кого чего есть, а у меня того нет, ночами не сплю, – говорила она тоном базарной торговки. – Вон Юлия моложе меня на червонец с лишним, значит – стерва. За Ржевским девки табуном ходят, я такое влет определяю, могу зарезать. У моего, – она кивнула на Гурова, – пистолетов не сосчитать, да еще наручники имеются. Он меня на ночь к батарее пристегивает, а то жила бы я с таким. Между нами, я однажды, когда он брился, сзади с ножом подошла, так мент поганый чуть мне руку не оторвал, всех моих поклонников изничтожил. А вы, хозяюшка, – Мария взглянула на Нину Дмитриевну, – на меня ангельски не смотрите. Я вам кулебяку, эти маринованные грибочки в жизни не прощу.

Это был театр одной актрисы. Все, включая Гурова, смотрели на Марию завороженно.

– А об вас, уважаемый, говорить не стоит. К тому же я женщина нервная, а ножи на столе лежат вострые. К слову, ты мне мильен проиграл, а я ничего не вижу.

– Я в доме таких денег не держу, чек возьмете? – спросил Горстков.

– Нашел дурочку, ты бы меня еще к Мавроди послал, накопишь – отдашь. Хозяева, мы будем пить-есть или разговаривать? У меня сегодня спектакля нет, завтра тоже, ну, Гуров, держись.

Выпили, заговорили. Гуров заметил: лишь первую стопку Мария махнула целиком, затем споловинила, последующие незаметно сливала в пустой фужер. Когда подали кофе, Мария поднялась, и если бы Гуров точно не знал, что она абсолютно трезва, то поклялся бы, перед ним пьяная женщина. Притом Мария не качнулась, не улыбнулась глуповато, речь у нее была по-прежнему четкой и ясной. Но пьяная она, хоть режь, пьяная.

– Юлия, я на правах старшей по возрасту, к тому же гостьи, командую. Кофе будем пить у тебя, вдвоем, потрепаться хочется. У хозяйки дела, мужики для серьезного разговора люди бесполезные, пойдем к тебе, посплетничаем.

Юлия в гостью просто влюбилась, даже красота Марии не явилась помехой. Девушка поняла, что актриса к своей внешности и популярности относится спокойно, порой насмешливо. Юлия схватила Марию за руку, увела в свою квартиру.