Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека» - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имеющаяся при мазаре Имам Каффал Шаши мечеть занята под общежитие учащихся автошколы; на куполе этой мечети, над религиозным знаком-полумесяцем, установлен красный флаг.
Мазар при соборной мечети Шайх Зайнуддин передан в ведение архитектурного управления, находится под замком, в результате чего духовники нередко лишены возможности показать этот мазар иностранным гостям. Например, во время пребывания в Ташкенте албанской делегации в план входил показ упомянутой мечети, но, к удивлению гостей, никак не могли найти сторожа, у которого хранятся ключи.
В мечети и мазаре Зинги-Ата, расположенных в Янги-Юльском районе Ташкентской области, разместился веревочный цех промартели общества слепых.
Все упомянутые мечети и мазары не только представляют собой ценные архитектурные памятники, но и широко известны в мусульманских странах зарубежного Востока, как «святые места». Приезжающие в Узбекистан иностранные делегации, особенно из мусульманских стран, проявляют большой интерес к этим «святым местам» и стараются их посетить.
Приведенные и подобные им факты неправильного содержания и использования мечетей и мазаров порождают недовольство у духовников и верующих, а также производят плохое впечатление на иностранных гостей и вызывают отрицательные отклики за рубежом. Все это играет на руку американо-английским империалистам и используется ими для клеветы на советский строй в провокационных целях.
Считаю, что требуется вмешательство Бюро ЦК КП Узбекистана в это дело.
Проект постановления прилагаю.
Ш. Рашидов».Эта записка возымела немедленный эффект. Рассмотрев ее, Бюро ЦК КП Узбекистана приняло целый ряд решений, которые предлагал осуществить Рашидов. Среди них были:
1) издание сборника очерков о жизни мусульман в Узбекистане и иллюстрированного путеводителя по религиозным местам республики на нескольких языках (узбекском, арабском, фарси и урду);
2) улучшение качества радиопередач для стран зарубежного Востока с целью показа свободы религии в СССР;
3) поручение институту востоковедения АН УзССР и восточному факультету САГУ изучать все публикуемые в иностранной прессе материалы относительно положения в советской Средней Азии и информирование об этих материалах руководство республики;
4) поручение Министерству культуры УзССР обеспечить посылку в зарубежные мусульманские журналы писем и статей руководителей Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, разоблачающих клевету об отсутствии свободы религии в Узбекистане;
5) возобновление издания иллюстрированного журнала – органа Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, с учетом распространения его основного тиража за рубежом;
6) разрешение Духовному Управлению открыть в 1956 году в Ташкенте духовное училище с контингентом учащихся 30 человек, соответственно сократив контингент обучающихся в бухарском медресе «Мирараб»;
7) разрешение Духовному Управлению построить в Ташкенте гостиницу дачного типа для приема иностранных делегаций духовников;
8) разрешение о передаче в ведение Духовного Управления некоторых мечетей и мазаров, находящихся в ведении архитектурного управления.
Согласитесь, факт появления подобной записки из-под пера Рашидова мог трактоваться определенными людьми в Москве, как «примиренческо-покровительственное отношение к религиозным чувствам мусульман» и «националистическое извращение», что в глазах такого ярого атеиста, каким был Хрущев, могло выглядеть как преступление. И в таком случае Рашидову никогда бы не видать поста руководителя республики. Однако в ЦК КПСС (в том же Отделе организационно-партийной работы), а также в КГБ, органы которого тоже пристально следили за республиканскими элитами (не случайно в большинстве республик в креслах председателей КГБ сидели ставленники Москвы: например, в Узбекистане тогда это был Алексей Бызов) оказалось куда больше трезвых голов, которые прекрасно понимали, что на фоне Сабира Камалова и стоявших за ним людей такие националисты, как Рашидов, являются скорее благом, чем злом. И это было правдой. Широко образованный и осторожный Рашидов выступал за умеренную исламизацию республики, в то время как Камалов и K°, решив, что Центр утрачивает рычаги управления республиками, вознамерились решить проблему «одним скачком». За что, собственно, и поплатились.
Напомним, что последние 20 лет только представители двух кланов – ташкентского и ферганского – возглавляли высшую партийную власть в республике (в 1938–1950 и 1950–1955 это были «ферганцы» Усман Юсупов и Амин Ниязов; в 1955–1957 и 1957–1959 – «ташкентцы» Нуритдин Мухитдинов и Сабир Камалов). И это было вполне объяснимо, поскольку Ташкентская и Ферганская области считались в Узбекистане передовыми по всем показателям, в том числе и по валовому выпуску промышленной продукции. Однако во второй половине 50-х в Москве, видимо, окончательно пришли к убеждению, что ставленники этих кланов утрачивают свой лимит доверия, а в вопросах национальных отношений и вовсе себя дискредитируют. И Центр, к примеру, вдруг обратил внимание на то, что Ферганская область является самой происламистской в Узбекистане. Все это, без сомнения, было на руку представителям самаркандского клана, одним из ярких представителей которого был именно Шараф Рашидов.
Как уже говорилось, кампанию по замене первых секретарей среднеазиатских республик Москва начала с Туркмении: в декабре 1958 года к ее руководству был приведен Джума Караев. Следующим в списке должен был стать Узбекистан, куда кампания должна была докатиться спустя три месяца – в марте 1959 года. Республиканская элита, естественно, об этом была прекрасно осведомлена, тайной для нее был только один вопрос: кто именно станет новым хозяином республики. Хотя выбор кандидатур был, в общем-то, не особенно и обширен.
В число главных претендентов входили два человека: президент Узбекистана Шараф Рашидов («самаркандец»), который, как мы помним, еще полтора года назад (в 57-м) котировался на этот пост, но в итоге проиграл Сабиру Камалову, и 1-й секретарь Самаркандского обкома Ариф Алимов («ташкентец»). Учитывая, что последний 1-й секретарь был представителем «ташкентского» клана и в глазах Центра себя дискредитировал, можно было предположить, что больше всего шансов у Рашидова. Правда, у «ташкентцев» в Москве был «свой» человек – секретарь ЦК Нуритдин Мухитдинов, который вполне мог повлиять на Хрущева. Другое дело, сильным ли было это влияние, чтобы вновь привести к руководству республикой своего человека? Ведь однажды Мухитдинов уже подвел Центр, рекомендовав на свое место своего земляка, который возложенное на него дело фактически провалил (позднее, в начале 60-х, Мухитдинову Москва поставит в упрек, что он «оставил после себя никчемное руководство»).
Между тем в первой половине февраля 1959 года Рашидов отправился в Москву. Как выяснится, это будет его последняя поездка в столицу в ранге президента Узбекистана. Привела же его туда служебная необходимость. Во-первых, он присутствовал на открытии Третьей декады литературы и искусства Узбекистана, которую также почтили своим присутствием Н. Хрущев, а также 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР А. Микоян и секретари ЦК КПСС А. Аристов и Е. Фурцева. Декаду открыла опера Мухтара Ашрафи «Дилором», которая была показана на сцене Большого театра. Во-вторых, 23 февраля Рашидов в качестве заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР участвовал во встрече Хрущева с Премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом.
Декада продлилась до 24 февраля: в тот день в Большом театре состоялся заключительный концерт, который вновь посетили Хрущев и Рашидов. В том концерте выступили: танцевальный ансамбль «Бахор», певец Бахрам Мавлянов и др. Когда представление закончилось, знатный посланец Узбекистана – 90-летний Юсуп Шакаржанов – вместе с группой других делегатов поднялся в правительственную ложу и вручил Хрущеву великолепный бухарский ковер с изображением В.И. Ленина, а также другие подарки. Сразу после завершения декады Рашидов вернулся на родину, а спустя три недели был избран на пост 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана.
В годы горбачевской перестройки, когда союзная элита начала процесс дискредитации Рашидова, на авансцену пропагандистской кампании был вытянут миф о том, что он попал на пост руководителя Узбекистана случайно. Творцами этого мифа были два известных узбекских писателя: Камиль Икрамов (сын Акмаля Икрамова, который был главой Узбекистана в сталинские годы и который был репрессирован в 37-м) и Тимур Пулатов. Причем отметим, что первый одно время (в конце 60-х, о чем речь еще пойдет ниже) находился в компрах с Рашидовым, не сойдясь с ним во взглядах на литературные процессы, происходившие в республике, однако спустя десятилетие изменил свои взгляды и в октябре 1979 года написал Рашидову длинное письмо, где были следующие строчки:
