Верь мне (СИ) - Jana Konstanta
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей больше нечего сказать и оправдаться нечем. Он прожигал ее взглядом, ища в заплаканной мордашке скрытую ложь, а видел только слезы, животный страх перед ним и тихую мольбу: поверь мне.
Но если она правду говорит, то кто тогда? Свидетели из гостиницы — не вариант. Охрана бы пришла, причем гораздо раньше, чем наступило утро. Олег? Он даже не знает, что они с Каринкой сестры, да еще и близняшки. Он даже наверняка не в курсе, кто работает у него — знал бы, что она дочь Горского, едва ли стал бы связываться. Да и мотива у него нет — что им с Олежкой делить-то? Только у Лики есть слишком явный мотив избавиться от одержимого местью уголовника. А тут еще и повод такой прекрасный нашелся… А тут еще наговорил ей ночью, что мстить собирается… Но ведь ее не тронул, ничего плохого ей не сделал! Как-то слишком складно все получается. Вызывая подмогу, она должна была понимать, что подставляется, что будет первой, на кого он подумает. Еще и заявление это… Если это были люди Горского, то зачем им вообще понадобилось это заявление? Зачем давить на нее было? Да ее первым делом из номера б увели! И почему, если сама их позвала, так доверчиво рванула она к нему, Власову, будто не палач он ей, а защита и спасение? И вообще, надо быть очень смелой или же совсем глупой, чтобы решиться столь открыто, внаглую пойти против него. Уж скорее б папочка ее со своими методами вступился, не подвергая дочь лишнему риску — ему-то ни доказательств, ни разбирательств никаких не нужно, чтобы упрятать куда подальше неугодного.
— Проваливай, — Макс вдруг резко опустил пистолет и отошел от девушки.
Лика не шелохнулась. Внезапная свобода пугала еще больше — как знать, что на уме у психа, и где гарантии, что дернувшись, она не получит пулю в спину?
— Вали, пока я не передумал, — рявкнул он снова, обернувшись.
Лика, не веря, что ее действительно отпускают, неуверенно встала и поплелась к выходу, отряхивая цементную пыль с юбки. У самого выхода обернулась — Макс, прикрыв глаза, сидел у стены; напряженная морщинка легла на смуглый его лоб, убегая под черные смоляные прядки… И только сжатый в руке пистолет убеждал, что лучше здесь не задерживаться.
Макс открыл глаза. Ушла… Убежала. Да так шустро, что, слушая, как мусор сыплется из-под ее ног, он невольно порадовался, что отломал ей каблуки — эта дура сейчас убьется, а обвинят опять его, мол, убийство предумышленное… И мотив есть, и свидетели наверняка найдутся.
Спустя пару минут все стихло. Назойливая муха залетела в разбитое окно и теперь маячила перед глазами, жужжа и нервируя. Прихлопнуть бы ее… Макс отвлекся на насекомое и не услышал легкий шорох за стеной. Заметил, когда Лика уже остановилась рядом, не сумев уйти, не решаясь подойти ближе.
— Ты еще здесь? — глухо спросил Макс, разглядывая ее пыльные коленки. — Тебе что, совсем жизнь не в радость?
Лика подошла ближе и опустилась на колени перед своим несостоявшимся убийцей; теплая влажная ладошка едва ощутимо коснулась его руки, подбираясь к смертоносной черной игрушке, по-прежнему готовой в любую секунду оборвать ее жизнь.
— Дай, — тихо попросила Лика, заглядывая в глаза своего палача.
Дать ей пистолет? Серьезно? Она за этим вернулась? А впрочем, какая разница? Пусть стреляет! Может, хоть на том свете удастся найти покой и избавиться от этой тьмы, пожирающей душу. Макс разглядывал заплаканную мордашку и даже не пытался остановить ее попытку забрать пистолет. Позволил. Отпустил. Увидел, как задрожали ее коленки, когда встала и, спотыкаясь, отошла от него. «Боится запачкаться кровью… А стрелять-то ты умеешь, девочка? Давай, смелее! Об одном прошу, не промахнись… Сделай все быстро, и избавь и меня от этого ада, и себя от недочеловека, который человеком уже не станет никогда. Который рано или поздно все равно убьет тебя и семейство твое прогнившее уничтожит. Давай, девочка… Стреляй же!»
Он ждал, что она обернется, и оружие, направленное несколько минут назад на нее, будет наставлено на него, но Лика отошла к окну и даже не удосужилась обернуться — у этой бестолковки вообще инстинкт самосохранения есть? Или она не понимает, что к врагу нельзя поворачиваться спиной? Ему ничего не стоит заломить ее, было бы желание… Было бы желание. Пока он раздумывал над бренностью бытия и глупостью девчонки, Лика оглядела пустынную площадку перед домом, а потом вдруг сделала то, что даже на его непроницаемом лице сумело вызвать тень удивления и искреннего любопытства: подолом юбки она вытерла отпечатки пальцев на пистолете, а потом выбросила его в окно. Просто и без раздумий, все так же беспечно стоя спиной к своему врагу.
— Ну и зачем? — не удержался Макс.
Лика обернулась, отрешенно посмотрела на Власова, чувствуя, как первобытный страх перед этим человеком отступает, пропуская нечто другое, совсем не чуждое всем живым людям — жалость. Что бы у них с Кариной ни случилось, перед ней, Ликой, он ни в чем не виноват. Одно она знает точно: сегодня их обоих подставили. Эти люди пришли не ее спасать — эти люди пришли за Власовым. И не спешили они останавливать его; рассчитывали наверняка, что он с ней не разговаривать до утра будет — рассчитывали, что успеет сделать с ней что-нибудь нехорошее. Тогда бы все пошло как надо, была бы потерпевшая, и был бы преступник. Похоже, этих людей не остановит ее фамилия, и если ради того, чтоб посадить Власова, им нужно будет навредить ей — они навредят.
— Я не знаю этих людей. Я их не звала. Это правда, — тихо проговорила Лика, опускаясь на пол рядом с Максом. — Тебе в другом месте врагов искать надо. Ни одна другая девушка не подошла бы на роль твоей жертвы так, как подошла бы я, копия Карины. Что бы ты со мной ни сделал, ты оказался бы за решеткой моментально. Более того, если со мной что-то случится без твоего участия, обвинят все равно тебя, потому что у тебя всегда будет мотив мести. Я — идеальная жертва. И кто-то
