Блистательный обольститель - Кристин Монсон

— Не старайтесь говорить, — сказала она мягко. — Только отдыхайте. Я здесь, если я вам понадоблюсь.

И она оставалась возле него. Эти ночи напоминали ей ночи в Индии, когда Дерек, издавая стоны, лежал под москитной сеткой, а она, очнувшись от сонного оцепенения, долго не могла понять, что происходит.

Мариан заезжала дважды и, кратко справившись о здоровье Дерека, тут же спешила уехать. Только через три недели, когда доктор Сотби отважился предположить, что Дерек начинает поправляться, Мариан задержалась. Увидев Дерека, сидящего в кровати, обложенного со всех сторон подушками, бледного и измученного, Мариан ужаснулась. Тем не менее, поговорив о его здоровье и погоде, Мариан как бы невзначай спросила:

— Теперь, когда ты совсем здоров, почему тебе не вернуть обратно титул барона?

— Взять назад у Роберта то, что я дал ему, когда это так много значит для него? — Дерек потряс головой. — Нет, никогда. И кроме того, слишком рано думать об этом.

Мариан была тверда.

— Баронство твое по праву, Дерек, и доктор сказал, что ты быстро поправляешься. Он считает, что через несколько месяцев ты будешь здоров полностью. Это просто абсурд отказываться от такого богатства.

Но Дерек был слишком слаб, чтобы обсуждать этот вопрос.

Несмотря ни на что, Дерек с нетерпением ждал визитов Мариан. Анне-Лиз видела это. А когда Мариан и Дерек ссорились, Анне-Лиз то ли из гордости, то ли из упрямства пыталась убедить его, что Мариан скоро примирится с их разногласиями. Но это не так уж волновало Дерека, все свои силы он старался сконцентрировать на выздоровлении.

Однажды, когда Дерек сидел в шезлонге около камина в спальне, он поймал руку Анне-Лиз, подававшей ему лекарство, и усадил ее рядом.

— Скажи мне, маленький оракул, если бы ты была влюблена в мужчину, ты бы стала избегать его?

— Я не Мариан, полковник, — произнесла она спокойно. — Я не могу сказать, что бы она сделала.

— Я спросил, что бы сделала ты, — его глаза потемнели. «Он все время думает о ней, — решила Анне-Лиз. — Мои чувства его совсем не волнуют».

— Если бы я безумно любила мужчину, я была бы около него и ничто бы не разлучило бы нас, — ответила она, затем добавила приглушенным тоном: — При условии, что он меня тоже любит.

— А если бы ты была уверена, что нет?

Она долго смотрела на него.

— Тогда я бы очень берегла мое сердце.

Он же смотрел на огонь.

— Мариан считает, что я недостаточно люблю ее, отказываясь от титула барона. Быть баронессой для нее значит гораздо больше, чем я предполагал.

— Вы должны выбирать между нею и Робертом?

Он криво усмехнулся.

— Едва ли у Соломона были такие затруднения с принятием решений.

— И кого же вы предпочитаете?

Он минуту молчал.

— Не знаю. Каждый по-своему дорог мне. Я знаю Мариан с детства. И всегда был уверен, что мы поженимся. Только в Индии я иногда забывал об этом.

Анне-Лиз засмеялась.

— Может быть, забудете снова?

— Вы рассуждаете, как мой отец.

— Наша последняя ссора была на ту же тему. Не следует ли нам оставить в покое наших уважаемых отцов и не давать больше советов друг другу?

Он редко улыбался в эти дни, но сейчас тихая улыбка промелькнула на его губах.

— Ваш отец был один из лучших людей, каких я когда-либо знал.

Она с нежностью взглянула на него:

— Он очень любил вас… и очень гордился. У вас огромное мужество, Дерек, иначе вы бы не выжили.

— Думаю, завтра пойти на прогулку, — сказал он решительно. — А в конце будущей недели я надеюсь отправиться пешком в Брайервуд и сказать Мариан, что она имеет возможность стать женой полковника колониальной армии, к которой я принадлежу!

Взбираться по ступенькам Брайервуда оказалось так же тяжело, как на склон ущелья в Кибере. И результаты были такими же катастрофическими. Дерек вернулся в Клермор ошеломленным, лакей и возница буквально внесли его в дом.

— Мариан не поедет в Индию, — сообщил он Роберту, поспешившему к нему. — Помолвка расторгнута. Она сказала, что если бы я любил ее, то не звал бы в эту холерную смертельную жару. А теперь, — он повернулся к Анне-Лиз, которая хотела помочь ему добраться до спальни, — я хочу остаться один!

— Как тигр из джунглей! — сострил Роберт, когда дверь за Дереком захлопнулась.

— Будьте серьезнее, Роберт, — сказала Анне-Лиз резко. — Он терпит все это ради вас.

Роберт покачал головой:

— А я думаю, что он заботится о себе, только сам не знает об этом.

— Он потерял карьеру, здоровье, богатство, а теперь и Мариан. Я боюсь за него.

— Ладно, — подытожил Роберт. — Ему будет только лучше без нее, вот увидите.

Прошла неделя, прежде чем Дерек вышел из своей спальни. Если «ему и было лучше без Мариан», то по его виду это было незаметно. Теперь он часто приказывал лакею и кучеру выносить его в сад вместо того, чтобы с усилием самому хромать по дорожке из гравия. Его состояние ухудшалось, и по утрам он долгие часы дремал в шезлонге в библиотеке. Активный, энергичный человек, он был практически прикован к костылям и подчас злился на Анне-Лиз, когда она заходила к нему. Когда же ей удавалось уговорить Дерека, чтобы она почитала ему что-нибудь, он слушал ее чтение равнодушно. Иногда он притворялся, что ему интересно, но она чувствовала: его мысли с Мариан.

Однажды после обеда он спокойно лежал на траве, голова его покоилась на коленях Анне-Лиз. Она читала ему стихи Джона Донна. Солнечные блики мерцали на самшитовой изгороди, кустах роз и сирени.

— Я думаю, Донн мог бы назвать вас «леди сумрака», — сказал Дерек, когда она закончила читать «Канонизацию».

Она подняла голову.

— Потому что сумрак ваших глаз под веками нежного сиреневого цвета… — импровизировал он, — и у вас ренессанское лицо… как у героинь Данте. Мне кажется, будто мы в солнечном саду четыреста лет назад, вместе с веками, остановившимися, чтобы услышать:

Ангел с лицом и крыльями из воздухаНе так чист, как чиста твоя одежда.Твоя любовь — это сфера моей любви;Такое неравенство,Как смешение воздуха и ангельской чистоты,Смешение женской любви и мужской будет везде…

Она засмеялась:

— Боюсь, и у вас все перемешалось — и Донн, и Данте. Данте мог бы назвать меня мрачной и смуглой.

— Как крылья ночи, — проговорил он. — Очаровательная и светлая, как полуночная звезда…

Анне-Лиз улыбнулась.

— Розовые солнечные лучи, мне кажется, растопили ваше сердце. С вашей леди, может быть, все еще уладится.