Конец и вновь начало - Лев Гумилев

Ныне мы их называем китайцами, но это часто возникающая филологическая ошибка — перенос названия с одного предмета на другой. Название «Китай» относилось к небольшому племени в Западной Маньчжурии, а древнерусские географы распространили это название на жителей Срединной равнины и даже на обитателей тропических джунглей за рекой Янцзы.

Но в VI в. существовали два этнонима: чжун-го-жень (человек Срединного государства — срединник) и табгач. Первые создали империю Суй (581–618), мы договорились называть их китайцами, а псевдотабгачи — Тан (618–907). Этих последних мы будем называть «имперцы», ибо фактический создатель империи Тан — Тай Цзун Ли Ши-минь, подобно Александру Македонскому, попытался объединить два суперэтноса: степной и китайский. И из этого, конечно, ничего не вышло, так как законы природы не подвластны произволу царей. Зато получилось нечто не предусмотренное: вместо противостояния Великой степи и Срединной равнины возникла третья сила — империя Тан, равно близкая и равно чуждая кочевникам и земледельцам. Это был молодой этнос, и судьба его была замечательна.[52]

Окинем взглядом ход событий (рис. 6). К 577 г. тюркютский каганат расширился на запад до Крыма. Это значит, что силы тюркютов были рассредоточены. А Китай (Северный) объединился: Ян Цзянь, суровый полководец царства Бэй-Чжоу, завоевал царство Бэй-Ци, а вслед за тем подчинил Южный Китай: Хоу-Лян и Чэнь, в 587 г. и в 589 г. Китай сразу стал сильнее каганата, переживавшего первую междоусобную войну и в 604 г. расколовшегося на Восточный и Западный каганаты.

Рис. 6. Динамика этнокультурных систем Евразии I–XII вв.

Этот раскол был тоже не случайным. В Великой степи правители вынуждены считаться с настроениями воинов, а так как все мужчины были воинами, то, значит, с чаяниями народов. А коль скоро народы Монголии и Казахстана в VI–VII вв. были разными и их интересы, быт и культура различались, то раскол каганата был неизбежен. В 604 г. погиб последний общетюркский хан, убитый тибетцами, и два новообразовавшихся каганата оказались вассалами империи Суй.

Молодая империя Суй, находившаяся в фазе подъема, была сильнее, богаче и многолюднее каганата, уже вступившего в инерционную фазу. Казалось, что Китай вот-вот станет господином мира, но человечество спас преемник Ян Цзяня — Ян Ди. Это был человек, в котором сочетались глупость, чванство, легкомыслие и трусость. Роскошь при его дворе была безмерна; пиры-оргии с тысячами (да-да!) наложниц, постройки увеселительных павильонов с парками от Чанъани до Лояна, смыкающимися между собой; подкупы тюркютских ханов и старейшин, ибо сам император принял командование, не зная военного дела, и т. д.

Налоги возросли и выколачивались столь жестоко, что китайцы, ставшие молодым этносом, восстали. Восстал и тюркютский хан, отказавшийся быть куклой в руках тирана, восстали пограничные командиры, буддийские сектанты поклонники Майтрейи, и южные китайцы, завоеванные отцом деспота. Ян Ди укрылся в горном замке и там пировал со своими наложницами, пока его не придушил один из придворных.

Этот пример приведен для того, чтобы показать, что личные качества правителя хотя и не могут нарушить течение истории, но могут создать в этом течении завихрения, от которых зависят жизни и судьбы их современников. Подавляющее большинство китайцев, сильно- и слабопассионарных, стремились к национальному подъему и поддерживали принципы Суй. Но коронованный дегенерат парализовал их усилия, и победу в гражданской войне 614–619 гг. одержал пограничный генерал Ли Юань, обучивший свою дивизию методам степной войны и отразивший тюркютов, пытавшихся вторгнуться в Китай.

Фамилия Ли принадлежала к китайской служилой знати, но с 400 г. оказалась в связи с хуннами, потом с табгачами и, наконец, добилась власти, основав династию Тан. Опорой династии были не китайцы и не тюркюты, а смешанное население северной границы Китая и южной окраины Великой степи. Эти люди уже говорили по-китайски, но сохранили стереотипы поведения табгачей. Ни китайцы, ни кочевники не считали их своими. По сути дела, они были третьей вершиной треугольника, образовавшегося за счет энергии пассионарного толчка.

Сам Ли Юань был просто толковым полководцем, но его второй сын. Ли Ши-минь (Тай Цзун), оказался мудрым политиком и правителем, подлинным основателем блестящей империи Тан. Когда к нему прибыли послы от наших саянских кыргызов, он им сказал: «Мы с вами родственники, соплеменники, из одного народа».[53] В общем, он проявил невероятную любовь ко всему «западному», а для Китая запад — это Монголия, Средняя Азия и Индия. Индия поставляла буддизм. А в это время, в VII в., в самой Индии буддистам стало плохо, поэтому они с удовольствием переезжали в Китай, чтобы становиться там учителями. В Монголии жили древние тюрки — исключительно воинственный народ, — которые, будучи побеждены этим Тай Цзуном (а это, надо сказать, был очень хороший человек, благородный), признали его своим ханом и подчинились лично ему, но не Китаю.

А согдийцы, на которых в VII в. страшно давили арабы, бросились в Китай за помощью, они просили гарнизонов, просили полевых войск, чтобы их спасли от арабских грабителей. И вместе с их дипломатами в Китай шли и деньги, и вещи, а вместе с вещами и культурное влияние. Танская династия была самой западнической династией Китая.

По совету Ли Ши-миня его отец, командовавший войском, взяв Чанъань, объявил амнистию, кормил голодных крестьян зерном из государственных амбаров, отменил жестокие суйские законы и назначил пенсии престарелым чиновникам… Новая династия приобрела популярность.

Будучи талантливым полководцем, Ли Ши-минь подавил всех соперников пограничных воевод (с 618 по 628 г.) победил восточных тюркютов в 630 г., отразил тибетцев, разгромил Когурё (Корею) в 645–647 гг. и оставил своему сыну в наследство богатую империю с лучшей в мире армией и налаженными культурными связями с Индией и Согдианой. Оставалось лишь подчинить Западный каганат — и это произошло в 658 г. С этого года империя Тан была 90 лет гегемоном Восточной Азии. Искусство и литература эпохи Тан остаются до сих пор непревзойденными.

Примечательно, что мыслители VII в. заметили смену «цвета времени», связанную с хуннской историей. Ли Ши-миню приписана формулировка: «В древности, при Ханьской династии, хунну были сильны, а Китай слаб. Ныне Китай силен, а скверные варвары слабы. Китайских солдат тысяча может разбить несколько десятков тысяч их».[54]

Что Ли Ши-минь подразумевал под «силой»? Явно не число подданных и не техническую оснащенность. Он имел в виду тот уровень энергетического напряжения этносистемы, который раньше назывался «боевым духом». В III–I вв. до н. э. хунны были молодым этносом, т. е. находились в фазе подъема, а Хань — в фазе угасающей инерции. В VII в. толчок диаметрально изменил положение: потомки хуннов и сяньбийцев находились в инерционной фазе, в этнической старости, еще не дряхлости, а Северный Китай — на подъеме, так же как его ровесник — Арабский халифат.

Оба они проходили через этот уровень пассионарного напряжения, при котором расцветают культура и искусство, и оба были сожжены пламенем пассионарного перегрева В Китае это произошло так.

Китайские националисты, поборники Суй, ненавидели поборников Тан, не считая их китайцами. Они говорили: «Зачем нам эти западные чужие обычаи, зачем нам, чтобы юноши уходили в буддийские монастыри и, ничего не делая там, выпускали свою энергию куда-то в воздух, ради спасения души? Они должны быть или земледельцами, или чиновниками, или солдатами, они должны приносить пользу государству. Надо перебить всех буддийских монахов, запретить все западные влияния и заставить людей работать на благо своей страны»[55]

Но танские монархи — наследники Тай Цзуна продолжали увлекаться индийским балетом с обнаженными танцовщицами (китаянки танцуют одетыми в халаты), своими воинами, которые скакали в широких штанах на степных конях, а не так, как китайцы трусцой еле-еле, держась за луку; покровительствовали согдийцам, которые приходили с богатыми дарами и проповедовали учение Мани (это гностическое учение); переводили свои книги на китайский. Кончилось тем, что основная масса китайского населения перешла в резкую оппозицию к власти. Китайские патриоты одолели. Китайская императрица У, что означает «попугай», ввела обязательный экзамен на чин. Этот порядок сохранился вплоть до Гоминдана. Теперь, чтобы получить чиновную должность, надо было сдать экзамен по классической китайской филологии, написать сочинение и ответить устно. Экзамены были трудные, принимали в значительной степени по знакомству, но все же требования были невероятно высокие. А кто же принимал? Профессора-то все были китайцы и пропускали, конечно, только своих, да свои только и могли выучиться: китайцы — очень усидчивый народ. А тюрки, согдийцы, тибетцы, которые служили империи, или корейцы, которые служили в танское время в армии, они и кисть-то держать не умели, подписаться-то еле-еле могли. Конечно, они теряли должности и все преимущества, но так было только в гражданском управлении, в военном они держали власть в своих руках, ибо у них были сабли и они умели ими владеть лучше китайцев. Тогда возникла рознь между гражданскими чиновниками и военными. Казалось бы, военные имеют реальную силу — они могут сражаться, но китайцы стали писать доносы, и очень ловко писали. Они оговаривали всех наиболее способных полководцев, наиболее лояльных принцев танского дома, наиболее выдающихся солдат, и тех по доносам казнили; в армию засылали массу шпионов, которые должны были обо всем доносить. А тюрки протестовали и даже убивали доносчиков и предателей. Но тогда им присылали следующих. Таким образом выявлялось полное этническое несоответствие. Кончилось тем, что императрица У произвела переворот и казнила почти всех принцев танского дома, кроме собственного сына, которого загнала в ссылку. Потом ее низвергли, сына вызвали, и он, хотя и был совершенно травмирован, стал, однако, управлять страной весьма сносно. Но тогда его жена произвела очередной переворот. Китаянка действовала смело и пассионарно. Ее прикончили сторонники танского дома, но за это время, пока она торжествовала, тюрки восстали, согдийцы предпочли подчинение арабам, а тибетцы бросились на западную границу.