Журналюга (СИ) - товарищ Морозов

— Ты недавно спрашивал меня, можно ли Матвеева включать в состав школьного комсомольского бюро, верно? Так вот, я считаю, что теперь можно. Человек повзрослел, изменился в лучшую сторону, стал серьезно относиться к общественным обязанностям…

Борис кисло улыбнулся — возражать парторгу школы он не посмел. А Паша, скромно стоявший рядом, победно улыбнулся и подумал про себя: с одной проблемой, он, считай, уже справился. Это была хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что теперь Борька будет иметь на него ну очень большой зуб. Просто огромный. Ведь он стал, сам того не желая, главным его соперником (и недругом). И в личных делах, и в общественных. Но ничего, не впервой, как-нибудь прорвемся…

Вечер пятницы Паша посвяти делам фирмы «Три товарища» — с Сашкой и Володькой продолжили сбор макулатуры. Закончили обход «недообслуженного» левого коридора на первом этаже барака, поднялись выше. В сумках уже лежали тяжелые связки газет, но хотелось заполнить их полностью — чтобы закрыть еще два-три абонемента. Однако первым, кого они увидели наверху, оказался их старый знакомый — Гвоздь. Тот сидел на кухне и мрачно курил. Всё лицо — в синяках, нос — разбит и распух, взгляд — мутный: парень был уже изрядно пьян.

Лешка поднял глаза, увидел Пашу и зло прошипел: «Убью суку!» После чего вскочил с табуретки, отшвырнул бычок в сторону, схватил со стола кухонный нож и бросился в атаку. Глаза стали белыми от ненависти, рот перекосило… «Он точно псих, больной на всю голову», — подумал Паша. К счастью, в руках у него была тяжелая сумка с газетами, ее он и швырнул разогнавшемуся гопнику под ноги. Гвоздь зацепился носком ботинка, споткнулся и кулем рухнул на пол.

Паша не стал ждать, пока Лешка поднимется, мгновенно запрыгнул на него сверху и прижал к полу руку с ножом. Подоспели Володька и Сашка, навалились все вместе — как и в прошлый раз, вывернули кисть, отобрали холодное оружие. Потом достали бельевую веревку (захватили для упаковки бумаги) и крепко связали Гвоздя по рукам и ногам. Тот отчаянно сопротивлялся, вырывался, бешено орал матом, грозился всех прикончить — урыть и замочить…

На шум тут же прибежали соседи (в основном женщины, их мужчины были всё еще на работе). Паша объяснил суть происходящего: мол, мы из соседней школы, мирно собирали макулатуру по заданию директора. Только сюда вошли, ничего еще сделать не успели, как этот псих на нас с ножом набросился…

— Допился, дурень безмозглый, — плюнула в сердцах одна из соседок, — на детей уже кидается! Мало ему, что не работает, целыми днями водку пьянствует да хулиганит, так теперь еще и поножовщину решил устроить!

— Надо бы милицию вызвать, — задумчиво произнесла другая тетка — пожилая и очень толстая.

— Они все равно с Лёшкой ничего не сделают, — возразила первая. — Сколько раз его уже забирали! И всё одно и то же: полдня в «обезьяннике» продержат, а потом и отпускают. Возиться с ним никто не хочет, все ждут, когда наконец в армию забреют. А он от этого только еще наглее делается!

— Давайте мы его пока связанным оставим, — предложила толстуха, — пусть у себя в комнате полежит, проспится. Прасковья сегодня работает, но скоро должна придти, тогда развяжет и успокоит. Это ее дело, за своим сыном смотреть…

— Как же, смотрит она! — скептически хмыкнула первая соседка. — Сама что ни день — то бухая.

— Так что же делать будем? — спросил кто-то из коридора. — Милицию вызываем или как?

— Не надо милиции, — сказал Паша. — Лучше, как вы предложили — связанным оставить. Пусть и правда проспится!

Встречаться с милиционерами он ни за что не хотел: нападение на несовершеннолетних с холодным оружием — это уже серьезное уголовное преступление, наверняка начнется следствие. Тут стражам порядка уже будет никак не отвертеться — придется заводить дело. Это тебе не мелочь у ребят из карманов трясти! Хотя пострадавших вроде бы и не было, но, тем не менее, сам факт преступления — налицо. Есть свидетели, от которых так просто не отмахнешься. Но если заведут дело, то им всем троим придется тащиться в отделение милиции, давать показания, объяснять, что они делали в бараке. А вдруг кто-нибудь позвонит в школу, чтобы проверить их показания? А там и знать ничего не знают о внеочередном сборе макулатуры. Тогда могут возникнуть ненужные вопросы. Нет, с Гвоздем надо решать вопрос как-нибудь по-другому…

Паша включил все свое красноречие и убедил женщин милицию не вызывать. Пусть и правда Гвоздь у себя в комнате полежит, очухается маленько. Мать его скоро придет, тогда сама буйного сынка и успокоит.

Втроем оттащили Гвоздя в маленькую комнатушку в самом конце коридора. Паша удивился убогости обстановки: серые обои, продавленный узкий диван с грязным, рваным бельем, колченогий стол, пара табуреток и сундук в углу — вот и всё. Одежда (как зимняя, так и летняя) висит на трех гвоздях, криво вбитых в стену, внизу горой свалена какая-то обувь…

— Где же они спят? — невольно вырвалось у Сашки.

— Так Лешка обычно дрыхнет на диване, — охотно пояснила соседка, — а Прасковья — на сундуке. Она же маленькая, худенькая, как раз помещается. А если мужика к себе по пьяни приведет, то Лешку в коридор выгоняет, и тот уже на подоконнике ночует… Или под батареей, если совсем бухой.

— Эх, пропащая семья! — горестно вздохнула толстая тетка. — А всё водка проклятая — вот до чего людей довела…

Соседки еще повздыхали немного и разошлись по своим комнатам, занялись делами — смотреть уже было не на что, представление закончилось. Ребята втроем закинули связанного Гвоздя на продавленный диван и пошли к выходу. Находиться в этой грязной, пропахшей кислым запахом нечистого человеческого тела и водочным перегаром комнате совсем не хотелось. Но перед уходом Паша нагнулся к Гвоздю и сделал одно очень важное дело: с размаху ударил по его правой руке черным чугунным утюгом (нашел под колченогим столом). Сильно ушиб ему пальцы и, возможно, даже сломал парочку из них. Гвоздь завопил, как резаный, снова заматерился, но на него уже никто не обращал внимания.

Да, бить утюгом связанного — это, мягко говоря, нехорошо, нечестно, но Паша никакой вины и раскаяния в душе не чувствовал: вынужденная мера, чтобы на пару-тройку недель вывести из строя опасного противника. Сегодняшние события ясно показали, что Гвоздь способен не только грозиться, но и вполне может привести свои угрозы в исполнение. Хорошо, что сейчас повезло, оказались против него втроем, сумели повалить и обезоружить, но вдруг в следующий раз удача окажется не на их стороне? Гвоздь затаит обиду и подкараулит их поодиночке…

Встречаться же с ним один на один совсем не хотелось. К тому же этот ненормальный тип вполне мог напасть из-за угла и нанести удар ножом в спину. А сломанные пальцы заставят его на время забыть о мести — хотя бы на несколько недель. А потом, глядишь, его и в самом деле призовут в ряды Вооруженных сил СССР. Желательно, кончено же, чтобы отправили на флот — на три года, но если и в обычные войска — тоже хорошо. Там его быстро научат уму-разуму, вправят мозги…

Из-за происшествия с Гвоздем пришлось прервать сбор макулатуры и покинуть барак. Пятничный улов оказался не слишком большим — всего пятнадцать килограмм, но этого хватило, чтобы взять еще один абонемент. «Ну что же, в любом бизнесе бывают неудачные дни, — утешал сам себя Паша, — значит, повезет в следующий раз. Домов в округе еще много, потихоньку обойдем все — один за одним…»

В субботу после четвертого урока всех учеников (кроме младших классов, само собой) дружно согнали в актовый зал. За посещаемость отвечали классные руководители — они строго следили, чтобы никто не сбежал домой и не болтался по школе. Прибыла комиссия из РОНО — скучная, похожая на воблу, худая, высохшая дама. У нее на лице было кислое и брезгливое выражение — мол, что я тут у вас делаю? Только отвлекаете меня от важных обязанностей! Судя по тому, как вокруг нее дружно суетились директриса и завуч, тетка занимала не последнее место в структуре районного отдела народного образования. Значит, следовало произвести на нее хорошее впечатление…