Вокруг света с киллерами за спиной - Сергей Синякин

Поэтому Хлеборобов сразу все взял в свои руки: жертвы частично запретил, попросил прислать ему минеральных удобрений, а главное — рассказал аборигенам об Агропроме, передовых методах хозяйствования, обязательности паров и квадратно-гнездовом методе посевов.

Негры рассказы приняли очень живо, а колдун воспринял Агропром как весьма могущественное божество. Не возражали аборигены и против объединения в коллективное хозяйство. Послушав объяснения Хлеборобова, один из негров, некогда учившийся в колледже американских миссионеров, весело сказал: «Понял. Это как групповой секс — всегда сачкануть можно». После этого идею коллективизации восприняли с истинным энтузиазмом, и на африканской земле появился колхоз «Тихий Нил». От реки Нил он находился достаточно далеко, чтобы местные жители вкладывали в название какой-то смысл.

Однако надо было честно признать, что работали негры с огоньком.

Только колдун Ненегро время от времени вносил сумятицу в слаженные ряды тружеников африканского Нечерноземья, поскольку от жертвенной практики отказываться не собирался, только сменил злое божество Пеликана на доброе божество Агропром. С трудом удалось уговорить его перейти к условному жертвованию. Колдун хмуро отнекивался, но потом с доводами согласился, однако лишь с тем, что ему все-таки позволят окунать в воду руку или ногу условной жертвы.

Вот за случайное членовредительство и пенял перед приходом гостей Председатель колдуну Ненегро.

— А урожаи? — поинтересовался Илья Константинович. —

Урожаи действительно выросли?

— Какая разница? — беспечно махнул рукой Председатель. — Главное, что коллективно все. У нас, брат, так — что потопаешь, то и полопаешь. А урожаи, они, брат, обязательно будут!

Выпили за будущие урожаи. В это время у ворот в деревню нетерпеливо засигналил автомобиль.

— Это еще кого принесло? — нахмурился Председатель.

— Туристы, наверное, — беспечно махнул рукой Мголо Нголо. От выпитого самогона он покрылся явственным серым налетом. — Кому еще по нашей саванне на автомобилях ездить!

Полог на входе в хижину колыхнулся, и на пороге ее показался мордастый мужик в сетчатой майке с надписью «Полюбил Бориса Билл, он так Монику любил!». Мужик был в шортах, открывающих полные волосатые ноги. На голов" мужика был белый пробковый шлем, на ногах желтели резиг новые пляжные шлепанцы, на груди чернел фотоаппарат, а на толстой шее вызывающе желтела толстая цепь.

— Здорово, мужики! — радостно заорал Жора Хилькевич из Мурманска. — Здесь, что ли, сафари на этих самых жирафов?

Тут он увидел Илью Константиновича Русского, но, казалось, совсем не удивился.

— Здорово, братила! — открыл он Русскому потные объятия. — Ну, блин, что ж ты в Каир на крокодилов не пришел? Такая прелесть была, м-мм, — поцеловал он кончики корот-ких пальцев. — Бля буду, объедение, братила. Пальчики оближешь! А уж выпили под крокодилов! Потом арабки пришли. Я тебе точно говорю, не бывает некрасивых баб, бывает мало водки! Всю ночь камасутрились. Ну ладно. Жорик зла не помнит. Ты здесь где остановился? Я смотрю, здесь, блин, даже трехзвездочного отеля не имеется. Ладно, я уже в Мурманск звонил, мне к вечеру «кунг» оборудованный самолетом доставят! А приятеля где забыл? Я так считаю, бабы здесь как гуталином намазанные, но хрен с ними, Жора зла не помнит. В конце концов, не в них дело. Мы сюда не за бабами, а за жирафами приехали. Бля буду, если я их с десяток не наваляю! Слышь, братила, а что тут народ пьет? Я думал, что здесь нормальной выпивки нигде не найдешь, поэтому пару ящиков «Муромца» заказал. Наше мурманское виски, блин, пятьдесят градусов крепости, бля буду! Жора Хилькевич подошел к Председателю.

— Ты, что ль, здесь за главного? — спросил он. — Клево, мужик. А где все племя?

— Народ в поле, — сказал Председатель. — А я здесь действительно главный и никому об том советую не забывать. А с теми, кто все-таки забудет, будет то же самое. — И он ткнул пальцем в однорукого и одноногого Бумбу.

Жора Хилькевич подошел ближе и с интересом оглядел инвалида.

— Что вы с ним делали? — удивленно спросил он. — Крокодила на него ловили, что ли? Неужели и на черных клюет? Вода ведь мутная, как они его в воде обнаруживают? По запаху, что ли?

Видно было, что наглый турист действует Председателю на нервы, и он давно бы приказал Ненегро принести Жору в жертву Агропрому, но не хотел международных осложнений.

А может, просто боялся, что его отзовут обратно в Россию, от беспорядка и холодов которой Иван Николаевич Хлеборобов уже отвык.

Потому он ничего не приказал Ненегро, а встал и, не прощаясь, вышел из хижины.

— Чо это он? — удивился Жора Хилькевич и ловко бросил в рот пластиночку «Орбита» без сахара.

— Волнуется, — сказал колдун Ненегро. — У нас сегодня премьера в народном театре. «Сказку о мертвой царевне» ставят.

— Ну, блин! — радостно удивился Жора. — У вас здесь, значит, и театр есть. Это зашибись, культурки похаваем! .

Глава 19

Тихие африканские сумерки стояли над деревней, и кие южные созвездия рекламно высветились в небесах, когда народный театр колхоза «Тихий Нил» начал показ своей постановки. Представьте себе, что чувствовал бы Шекспир, доведись ему увидеть «Гамлета» в Театре на Таганке, или, скажем, Имре Кальман, случись ему услышать свою «Мари-цу» в Волгоградском театре музыкальной комедии, — и вы поймете, как волновался Иван Николаевич Хлеборобов, когда занавес из зеленых пальмовых листьев раздвинулся и на освещенной сцене появились актеры.

Зрителей было много. Среди них выделялся белой молочной кожей толстый Жора Хилькевич из Мурманска. При виде его во многих аборигенах проснулись атавистические наклонности, и они нехорошо перемигивались, делая вполне определенные жесты и облизываясь. Но увлеченный иг'-Тюй актеров Жора этого перемигивания не замечал.

Больше всего зрителям нравился момент, когда злая царица, хоторую играла заслуженная доярка Нгума Мума, доставала зеркальце и, приветливо шутя и красуясь, говорила.

Свет мой, зеркальце! СкажиДа всю правду доложи:Я ль на свете всех милее,Всех румяней и белее?

Черное лицо актрисы едва можно было рассмотреть на плохо освещенной сцене, поэтому, когда зеркальце тонко отвечало:

Ты, конечно, спору нет;Ты, царица, всех милее,Всех румяней и белее,

зал взрывался такими аплодисментами, что им бы позавидовал сам великий Качалов.

Жора Хилькевич восторженно засвистел; видно было, что мурманчанин хавает культуру в сыром виде — с костями и шкурой.

Между тем события на сцене продолжали развиваться. Подросла царевна. Для контрастности ее черное личико выбелили мелом, и, глядя на двигающуюся по сцене жуткую маску, Илья Константинович Русской непроизвольно крестился: каирская красотка теперь казалась ему гением чистой красоты. Царица же, не подозревая о готовящемся сюрпризе, собиралась на девичник. Судя по тому, что она надела и как тщательно выбирала нож, девицы явно сговорились кого-то съесть. Тем оглушительнее прозвучал ответ зеркальца, что царица, конечно, красива, спору нет, но царевна всех милее, всех румяней и белее…

Что тут началось! Минут десять царица в бешенстве каталась по сцене, выла, топтала зеркальце и вообще вела себя отвратительно. Зрители скулили от восторга. Из саванны им Кружно подтягивали голодные гиены. Наконец царица призвала к себе Чернавку. Да, это действительно была Чернавка! Остальные актеры рядом с ней смотрелись Снегурочками. Царица приказала Чернавке взять соперницу, отвести ее в саванну и оставить на съедение гиенам. «Черт ли сладит с бабой гневной». Чернавка повела царевку в саванну. Та причитала:

Жизнь моя!В чем, скажи, виновна я?Не губи меня, девица!А как буду я царица,Я пожалую тебя!

Неизвестно было, пожалела ли Чернавка царевну, или тайно любила ее, но в саванне она ее развязала и отпустила на все четыре стороны. Вернувшись, Чернавка доложила царице, что царевна

Там, в лесу, стоит одна,Зверю всякому видна.Крепко связаны ей локти;Попадется зверю в когти,Меньше будет ей терпеть.

На этом закончился первый акт. Зрители проводили актеров восторженными улюлюканьями, больше всех старался Жора Хилькевич: он сейчас ничем не отличался от чернокожих аборигенов — ни темпераментом, ни децибелами издаваемых им воплей.

— Ну как? — робко спросил Председатель. Он смотрел на Илью Константиновича, как смотрит начинающий режиссер районного театра на маститого московского профессионала, прибывшего проверить, как развивается в культурном отношении глубинка.

— Отлично! — искренне сказал Илья Константинович. —

Ваши актеры могут рассчитывать на успех даже в столице.

Одна Чернавка чего стоит!