Кофе готов, миледи - Александра Логинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мчалась, не разбирая дороги.
Пыхтящая сзади служанка пыталась не отставать, но сейчас мне бы уступил в скорости даже реактивный самолет, ведь у него есть всего лишь керосин, а у меня обостренное чувство справедливости и жажда мести. Конюшня располагались достаточно далеко от особняка, поэтому понадобилось добрых пять минут, чтобы добежать до лошадиного убежища. За это время крик слышался еще дважды, заставляя меня стискивать зубы от желания сломать нос одному лысому хрену. Да его самого нужно на конюшню и батогом поперек мягкого места!
Совершенно невероятная информация относительно моего замужества с этим моральным калекой отодвигалась на второй план. Сначала Берта, потом свадьба.
Добежав до ворот конюшни, я наткнулась на седого сгорбленного старичка, мусолившего во рту какую-то травинку. В отличие от графа, имевшего благородную пепельную седину, волосы этого человека были грязными и спутанными, а одежда подходила для работы в полях. Ну, или в конюшнях, да.
– Тпру, графинюшка, дальше нельзя, – выставил вперед ладонь старик и выплюнул травинку.
– Пустите! Там человека бьют, неужели не слышите? – я попыталась обойти неожиданную преграду, но дед прытко отскочил к щели дверного проема.
– Раз бьют, значит, за дело. Так его милость приказал, уж не обессудьте, – резкое движение и дверь захлопнулась, прижатая тощим задом деда.
Милость? Это вот тот безволосый садист – милость?!
– Сейчас же пустите меня! – но ни гневный крик, ни зарождающееся в моих глазах бешенство дедка не испугали.
Я почувствовала, как в горле свербит от желания рыкнуть посильнее, а дыхание становится горячим, наполняясь осознанием возможности снести к чертям собачьим вредного старикана и вытащить оттуда кухарку. Ненавижу таких слепых подчиненных! Если начальники – самодуры, то эти – холодные палачи, своим равнодушием и желанием угодить руководству вбивающие последний гвоздь в крышку гроба менее подлых людей. В воздухе что-то едва уловимо затрещало и откуда-то потянуло гарью.
– Госпожа, постойте! Не нужно! Дедушка Яким, пропустите нас, пожалуйста, – тяжело дышащая Мира облокотилась на колени, пытаясь унять пульс.
– О, Мирка, клятова девка, – бесстрашный дедок сорвал новую травинку и закусил ее. – Чего это ты разбегалась, как кобылка молодая?
На конюшне раздался новый крик, и я прикрыла глаза. Пять. Спасать уже некого. И если бы не этот смертник, я бы успела до последней плети. Снова что-то затрещало, но уже сильнее и ближе. Размеренное дыхание не помогало, а прибить наглого старика с каждой минутой хотелось всё сильнее.
– Моя госпожа, прошу вас, пойдемте в дом, – осторожные поглаживания помощницы отрезвили моё желание убивать. Внезапно ворота конюшни открылись и из них вышел высокий, плечистый парень.
– Анри! Всё? – если девушка и была удивлена, то виду не подала.
– Всё, – серьезно кивнул конюх. Заметив среди присутствующих меня, он низко поклонился и попросил не изволить беспокоиться. Понятия не имею, о чем он, но в горле снова засвербил рык.
– Пойдемте, госпожа, пойдемте, – засуетилась Мира, чуть ли не силком уводя меня в дом.
Я сидела на софе, укутавшись в плед, и держала в руках большую чашку мятного чая. События сегодняшнего вечера проносились в голове, сменяясь зыбкими кадрами. На полу рядом с трюмо сидела моя служанка и обрезала концы шарфа. Одежда была безнадежно испорчена. Вернувшись в спальню, я обессилено рухнула на пуф, пока Мира пыталась меня раздеть. Платье оказалось усеяно мелкими дырочками, как будто прожженными искрами. Аналогично пострадал шарф. Шляпка, на удивление, была цела. По краткому размышлению пришла к выводу, что дырки возникли там, где у меня заканчивались локоны. Сбоку раздался какой-то бубнеж:
– …и платье больше негодно, и шарф чинить надо…
Видно, не у одной меня настроение испорчено.
– …и трещало, как у поварят за ушами во время еды…
Да уж, странная тут магия. Вернее, у Гретты странная. То, что это была магия, я ни капли не сомневалась.
– ...и вообще, что за несдержанность…
Эй! А вот это уже наглость!
Я повернулась к служанке и пристально посмотрела на ее угрюмое лицо. Мира подняла на меня взгляд и даже попыталась его выдержать, секунд десять не меньше.
– Напугали вы меня, госпожа! – сердитый стук кулачка об пол и батист оказался гневно смят. – Зачем так делать? Ну выпороли её, так не умерла же! А у меня чуть сердце не остановилось, когда по вашим волосам огонь побежал! – в сердцах воскликнула девушка и даже попыталась притопнуть ножкой.
Полюбовавшись на неудачную попытку победить пол ступней в положении сидя, я отвернулась. Да уж, психует не по-детски. На удивление, волосы не пострадали, только одежда, а еще немного нервишки Миры, которую колотила крупная дрожь до самой спальни.
– Не ворчи, – я отставила чашку и поднялась, попутно меняя плед на халат. Мне было о чем подумать и делать это лучше не на голодный желудок.
Итак, Роберт де Кресс, виконт Кресс-Торна. По совместительству мой троюродный брат. Является вторым сыном графа де Кресс, по какому-то неизвестному стечению обстоятельств получившим титул учтивости и ставшим виконтом. Элеонора Амори́ и Дастон де Кресс, будучи кузенами решили, что помолвка между их детьми – прекрасная возможность слить два рода воедино. И я даже догадываюсь, чья это была идея. Семья Элеоноры, в девичестве де Кресс, будучи обанкротившимся баронством, посчитала огромной удачей выдать дочь, не наследующую никакой титул, за молодого графа Амори́. В то время как семья ее дяди, Шатуа де Кресс, имея в своем расположении не самый высокий титул, но крайне выгодное владение шахтами и парой золотых приисков, процветала, помимо денег желая еще и подняться в этой средневековой иерархии.
Каким образом предприимчивый сынок Шатуа уговорил Элеонору и Франциска заключить с ним договор о помолвке никому не известно, но теперь Гретта по достижении совершеннолетия должна выйти замуж за дорвавшегося до власти садиста, уже успешно распоряжающегося чужими слугами в чужом доме. И всем плевать, что разница в возрасте у брачующихся ни много, ни мало, а двадцать лет. Интересно, как они уговорили двадцатилетнего Роберта на этот театр? Ежу же понятно, что никаких чувств, кроме ненависти, он к юной нареченной не питает, тут его ни в чем не обвинишь – когда в крови бушует кураж молодости, а тебе сватают новорожденный комочек, этому никто не обрадуется.
