Квартирный вопрос (сборник) - Алекс Клемешье

Э, девушка-то была права!.. А если не права, то ее психоз оказался на редкость заразным.

И тут наваждение кончилось: с аллейки, идущей перпендикулярно к нашей, послышался слабый перестук шагов. Всё ближе и ближе.

— Ну? — с воодушевлением и почти натуральной бодростью вопросил я.

Девушка посмотрела на меня с радостным изумлением. Действительно, братцы-кролики, что за ерунда? Находимся в центре города, на дворе белый день, а мы ведем себя как два психопата из романов Кинга или Кунца!

Я еще успел подумать, что сейчас всё прояснится и она уйдет от меня (может, на радостях чмокнув в щеку), бесшабашно помахивая своим ридикюльчиком на длинном ремне.

И тут из-за поворота вывернула рыжая собака больших размеров и неопределенной породы. Покосившись грустными глазами на нас, почтительно закаменевших, она, не останавливаясь, прочапала мимо. Мы провожали собачень взглядами до тех пор, пока она, сделав «пи-пи» у фонаря, не свернула в кусты. Наверное, так смотрели приверженцы Мессии, когда Он гулял по галилейским водам.

— Вот, — тем не менее сказал я. — Собака…

С такой интонацией обычно говорят: «Ну что ты, дружок, еще не всё потеряно!» И девушка с надеждой повторила:

— Собака.

Нам (мне, по крайней мере, точно) казалось в тот миг, что, выйди мы за пределы заколдованного парка — и темная магия потеряет силу. Мы вышли — и первое, что я увидел, это пустые столики уличного кафе. На одном, словно насмешка, стояли три дымящиеся чашечки, а на спинке стульчика висел оранжевый пакет с рекламой «Кэмела».

Я посмотрел вправо и влево. В обе стороны Ломоносовская просматривалась великолепно — хоть стреляй из пушки, никого не заденешь.

Тогда я посмотрел вверх, словно над нами мог висеть организатор всего этого безобразия, надувая щеки и зажав рот ладошками, чтобы не расхохотаться. Высоко в небе застыли стрелки перистых облаков, и ни ковра-самолета, ни гаденыша, который парил бы сам по себе, не наблюдалось. Даже голубей — и тех не было. Просто небо и просто облака.

— И что мы теперь будем делать? — почти спокойно спросила девушка.

Мне ее «мы», несмотря ни на что, очень даже понравилось.

— Ты думаешь, по всему городу так? Может, объявили эвакуацию, а мы не слышали?

— Очень остроумно! Я прошла по нескольким улицам — и нигде не души. Зашла к Маше, подруге, — ее нет. Дома у себя была — тоже никого…

— А позвонить?..

— Связь не работает.

— Ты понимаешь, что такого не может быть?

Она кивнула.

— Может, всё это снится?

— Кому из нас? Лично мне — нет, — и чуть повела головой.

Я проследил за этим движением и рассмотрел на загорелом предплечье темное пятнышко свежего синяка. Бедняга уже попробовала определить свое местоположение между явью и сном.

— Да я так… Бред какой-то! Неужели никого?

Я не тугодум. Просто есть вещи, в которые ни под каким видом нельзя верить. В то, что теплое пиво в жару намного вкуснее холодного. В то, что бедным быть гораздо приятнее, чем богатым. В то, что ты остался один в огромном городе — как Калле в старой сказке, очутившийся однажды в обезлюдевшем мире.

— Ты помнишь сказку про Калле? «Калле один на свете»?

— Да, мультик видела. Только пацан-то в конце концов проснулся.

— Всему найдется разумное объяснение, — успокоил я то ли ее, то ли себя, — Чудес не бывает. Призраки — это электромагнитные сгустки; драконы — сохранившиеся динозавры; а лешие — снежные люди, которые, в свою очередь, не что иное, как близкие родственники человека, быть может, даже неандертальцы… Тебя как зовут? — неожиданно для самого себя закончил я.

Девушка изумленно на меня воззрилась. Видимо, знакомство с таким типом, как я, в ее планы не входило; и я вновь вспомнил, что девушки со мной на улицах, увы, не заговаривают…

— Я могу называть тебя Евой, — приободрил я ее.

— Лучше Надеждой — я к этому как-то больше привыкла…

Спустя пару часов мы вышли на окраину города. Несколько раз видели голубей и несколько раз — кошек, но ни разу — человека. Мы заходили в подъезды, поднимались на этажи, стучали и звонили. Но везде за аккуратно запертыми дверями жила одна лишь тишина.

Я редко бывал в этой части, но сейчас мы меньше всего боялись заблудиться. Мы наугад выбирали улицы, иногда выходили на одну и ту же дважды и продолжали двигаться вперед. Наконец слева потянулся пыльный бетонный забор, за которым громоздились здания темно-красного кирпича — городской хлебокомбинат. Собственно, насколько я помнил, это и было краем географии: дальше был всего один квартал довоенной постройки, где двух— и трехэтажки чередовались с частными домами. Потом город заканчивался.

Ворота на проходной были гостеприимно сдвинуты в сторону, но мы не стали заходить на территорию — и так было понятно, что здесь никого нет.

— Есть хочется, — сказала в пространство Надежда.

Комбинат не работал, но хлебный дух по-прежнему растекался по всему кварталу. Вдохнув полной грудью, я сразу вспомнил, что весь мой сегодняшний рацион состоял из глазуньи на завтрак и кофе на обед.

— У меня есть бутерброды. И вино.

— Смешно, — сказала Надежда и потянула меня куда-то через дорогу. — А я думаю, что это у него в пакете такого ценного! Выброси. Ты что, забыл? Калле один на свете.

Через дорогу обнаружился одноэтажный кирпичный домик с вывеской «Колобок. Фирменный магазин».

— Ну, ты чего?

Я пожал плечами. Все происходящее, несмотря на чрезмерную правдоподобность, вновь показалось странным сном, но ведь даже во сне надлежало держаться определенных нравственных норм.

— Пошли-пошли!

Магазинчик оказался маленьким и уютным. Наверное, лет сто назад так выглядели лавочки купцов в деревнях: гирлянды сушек и баранок, пирамиды из печенья, стеллажи с хлебом. По стенам, вперемешку с инструкциями и выписками из каких-то постановлений, висели выполненные в желто-оранжевой гамме плакаты всё с теми же сушками и караваями.

Надежда уверенно зашла за прилавок и, скрестив руки на невеликой своей груди, вопросила голосом матерой продавщицы, которую, видит бог, так достали все эти суетливые покупатели:

— Чего хотите-та? Беритя поскорей!

Я захотел большую шоколадку (каюсь, с детства люблю сладкое) и пригоршню какого-то симпатичного печенья — для начала. В задней комнате (судя по всему, бытовке) отыскался водопровод. Холодная вода не шла, а из крана с горячей еле-еле текла холодная. Я нацедил чайник, но оказалось, что зря: электричество исчезло вместе с людьми. Тогда вернулся в торговый зал и снял с полки бутылку «Фанты».