Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович

К началу империи — при Юлии Цезаре — застаем в Риме три основные монеты: «золотой» (aureus), серебряный денарий и медный асс. Золотой при Цезаре весил 1/40 фунта, или 8,186 г. Денарий весил 1/84 ф. — 3,9 г; медный асс, весивший первоначально 1 унцию (27,3 г), при втором триумвирате был зафиксирован в 1/4 унц.

Формальное соотношение между монетами было такое: 1 золотой=25 серебряным денариям=100 сестерциям=250 ассам. Фактически денарий приравнивался не к 10, а к 16 ассам; но при уплате жалованья, исчисляемого в денариях, правительство считало по 10 ассов в денарии и, таким образом, удерживало 40% жалованья на «законном» основании.

Анализ сохранившихся монет, подтверждаемый и кое-какими литературными данными, дает следующие результаты о весе золотого:

при Юлии Цезаре — 8,186 г

при Августе — 7,8 г

при Нероне — 7,6 г

к концу правления Домициана — 7 г

от Траяна до Каракаллы — 7,2 — 7,3 г

в 215 г. Каракалла официально установил вес золотого в 1/50 фунта — 6,55 г

при Максимине (235—238) — 6 —4,6 г

при Гордиане III (238—244) — 5,56—4,9 г

при Деции — 4,98—3,95 г

при Аврелиане новая попытка утвердить золотой; вводится новая монета в 2 и 3 золотых, весом 15,24 г и 11,5 г (в среднем), что дает для золотого — 5,08—5,7 г

при Диоклетиане новые монеты в 10, 4, 1 1/3, 1 2/3 и 1/3 золотого дают в среднем — 5 г.

Вместе с падением веса золотого падает и его проба. В начале I в. aureus содержал чистого золота на 0,991 — 1 г, при Веспасиане — 0,938. А в 265 г. золотой содержит 1,33% золота, 15,94% серебра и 82,73% меди. В 267 г. встречается «золотой», содержащий 17,28% серебра, 82,07% меди и 0,65% олова и никаких следов золота; то была низкопробная серебряная монета, лишь слегка позолоченная. А после 268 г. нашли возможным обойтись и без серебра, позолотив медную монету.

Правительство пыталось временами укрепить золотую монету, выпуская, как мы видели, взамен дискредитированных aurei новые монеты (в 2, 3, 1/3, 10 и т. д. aurei) несколько лучшего качества. Но совершенно безудержно падала основная бывшая в обращении денежная единица — серебряный денарий. Первоначальный вес денария при Августе был 1/84 ф. — 3,9 г. Нерон начал чеканить денарии весом 1/96 ф.=3,41 г, далее мы имеем:

при Гальбе — 3,3 г

при Вителлин — 3,3 г

при Веспасиане — 3,27 г

при Траяне — 3,3 г

при Марке Аврелии — 3,3 г

при Коммоде — 3,14 г.

Каракалла ввел новую монету (antoninianus), достоинством в 5 сестерциев (1 1/4 денария); но денарий продолжал чеканиться по-прежнему и скоро упал до 1/4 антониниана, и при Галлиене антониниан получил официальное название quaternio (четверик, т. е. 4 денария). Падение стоимости денария объяснялось не столько уменьшением его веса (это уменьшение естественно ограничивалось размером монеты), сколько ухудшением его качества. Если в начале империи серебряный денарий состоял почти из чистого серебра с примесью 1—3% лигатуры, то позднее мы имели лигатуры:

от Августа до Нерона — 1—5%

от Нерона до Траяна — 5—10%

при Траяне — 15%

при Адриане — 20%

при Марке Аврелии — 25%

при Коммоде — 30%

при Септимии Севере — 50—60%.

Начиная с 3-й четверти III в. серебряный денарий представляет собою мелкую бронзовую монету, слегка посеребренную; выпускали под видом серебряного денария монету даже не посеребренную, а покрытую слегка оловом.

Здесь несомненно имели место и злоупотребления со стороны монетариев, чеканивших монету. Так, при Клавдии II (268—270) мы имеем низкопробную, но все же содержащую серебро монету такого состава:

серебра — 8%

меди — 86%

свинца и олова — 6%.

Но в то же время заведующий монетным двором Фелициссим выпускал и такую монету:

серебра — 2%

меди — 82%

олова и свинца — 16%.

Но сами эти злоупотребления были возможны только при полном расстройстве всей денежной системы. После Диоклетиановой реформы, имевшей целью укрепить денежную систему, чеканились денарии такого состава:

серебра — 1,5

меди — 88,93

олова — 1,2

цинка — 8,37

И даже эта явно фальшивая монета была еще уменьшена в весе. Монета достоинством в 5 1/4 денариев весит 10 г, следовательно, вес 1 денария равен 1,9 г. По вычислениям Т. Моммзена, официальная стоимость денария при Диоклетиане была не 1/25, а 1/756 золотого (или 0,88 коп.), в то время как в начале империи денарий стоил около 40 коп. (см.: Mommsen Th. Gesch. d. Röm. Münzwesens, 1860, F. Lenormant у Daremb. — Saglio. Т. I. C. 562—568; т. III, II, c. 1963—1984).

38. Была при Аврелиане также война с монетариями [215], по почину казначея Фелициссима; война была весьма жестокая и свирепая, и у них было убито семь тысяч воинов, как об этом говорит письмо к Ульпию Кринисту, который был три раза консулом и который до того усыновил его (Аврелиана): «Аврелиан Август — отцу Ульпию. Каким-то роковым образом все, что я предпринимаю, затрудняется волнениями; так, даже внутригородской мятеж породил у меня очень тяжелую войну. Монетарии по инициативе Фелициссима, последнего из рабов, которому я поручил управление фиском, проявили свой мятежный дух. Они были усмирены после того, как было убито семь тысяч»…

Казенные подати он уменьшил до того, что те, кто при Гелиогабале платил десять золотых, должны были платить треть золотого, т. е. в тридцать раз меньше. Тогда впервые были выпущены монеты в половину золотого, а когда подать была доведена до трети, — в треть золотого, причем Александр говорил, что будут и четверти, а уж меньше нельзя [216]; хотя такие монеты были отчеканены, он их задержал в расчете, что подать будет уменьшена и их можно будет выпустить. Так как это оказалось невозможным вследствие денежных затруднений казны, он распорядился их переплавить и чеканить только трети и полные золотые.

IX. Кризис рабовладельческого общества

Развитие колоната

«Античное рабство пережило себя… Но отмирающее рабство все еще было в состоянии поддерживать представление о всяком производительном труде, как о рабском деле, недостойном свободных римлян… Результатом было, с одной стороны, — увеличение числа отпускаемых на волю рабов, излишних и ставших обузой, а с другой стороны, — увеличение числа колонов. Они были предшественниками средневековых крепостных» (Ф. Энгельс). Несмотря на скудость памятников (особенно юридических), можно проследить превращение мелких свободных земледельцев-арендаторов в крепостных; процесс этот получит свое юридическое завершение в кодексах Феодосия и Юстиниана (№№ 154—156).

Ромул, зная, что, если не будет ничего сдерживающего, люди по природе своей поскользнутся, предоставил рабам и чужестранцам ручной труд и — источник дурных страстей — ремесла, так как они губят и оскверняют тело и душу тех, кто ими занимается.

Ибо ни одному из римлян нельзя было заниматься ни торговлей, ни ремеслом [217].

А о том, какие ремесла и промыслы надо считать благородными, какие низкими, мы знаем примерно следующее. Во-первых, не одобряются те промыслы, которые вызывают ненависть людей, как промыслы сборщиков податей и ростовщиков. Неблагородны и презренны промыслы поденщиков и всех тех, кто продает свою работу, а не искусство, ибо само получение платы служит задатком на рабство. Презренными надо считать тех, кто покупает у купцов для немедленной перепродажи: они ведь ничего не заработают, если не будут сверх меры лгать, а нет ничего позорнее пустозвонства. Ремесленники все занимаются грязным делом: в мастерской не может быть ничего от свободнорожденного. А меньше всего заслуживают одобрения те занятия, которые обслуживают чувственное наслаждение, — ремесло торговца соленой рыбой, мясников, поваров, колбасников, рыбаков, как говорит Теренций. Сюда можно, если хочешь, прибавить продавцов мазей, танцовщиков и всякого рода игроков. Но те ремесла, которые требуют значительного ума или приносят серьезную пользу, как медицина, архитектура, преподавание почтенных наук, считаются почтенными — для тех конечно, кому они подходят по их социальному положению (ordo). Что касается торговли, то мелкую надо считать презренной; но если она крупная и богатая, когда привозится отовсюду много товаров и они продаются оптом многим без надувательства (sine vanitate), то такую торговлю не следует порицать. Более того, если купец, насытившись или, вернее, удовлетворившись заработанным, как это часто (наблюдается), оставляет открытое море для спокойной гавани, помещает свои деньги в землю и становится помещиком (se possessionesque in agros contulit), то, мне кажется, такого можно с полным правом хвалить. Но из всех способов добывания благ нет ничего лучшего, прибыльнее, достойнее свободного человека, чем земледелие.