Банальное убийство - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На подносе. Кофейник, чашка, блюдце и салфетка.
– Да.
– Ваш дядя задержался или сразу вернулся в соседнюю комнату, чтобы сесть за свою шахматную доску?
– Дядя не задерживался. Поставил поднос на стол и вышел. Полицейские меня уже несколько раз об этом спрашивали.
– Тогда сделайте мне одолжение. Помогите истолковать имеющиеся свидетельства. Мистер Блаунт вряд ли имел возможность подсыпать мышьяк на кухне, поскольку там находились официант и повар. Мистер Блаунт мог это сделать, поднимаясь по лестнице. Но лестница узкая и очень крутая, следовательно, ему было бы не с руки. Он не мог сделать это, войдя в библиотеку, так как там находились вы и наверняка заметили бы. Покинув библиотеку, мистер Блаунт оставался за своей шахматной доской до того момента, как Джерин заявил, что ему нехорошо. Значит, у Блаунта имелась возможность подсыпать яд лишь на лестнице, тогда как любой из посредников имел возможность это сделать всякий раз, когда входил в библиотеку объявить ход. Так?
– Нет, если я вас правильно понял. – Фэрроу, сидевший нога на ногу, сменил положение ног. – Вы хотите сказать, что один из посредников подсыпал мышьяк в шоколад?
– Да, хочу.
– В присутствии Джерина? Прямо у него под носом?
– Джерин мог закрыть глаза. Чтобы сосредоточиться. Я так часто делаю. А мог расхаживать по комнате и поворачиваться спиной.
– Мог, но не захотел. Я раз тридцать заходил туда объявить ход. Он не вставал с дивана, и глаза у него были открыты. В любом случае вы наверняка знаете, что, кроме меня, были и другие посредники, да?
– Мистер Йеркс, мистер Калмус и мистер Хаусман, – кивнул Вулф.
– Что за глупости? По-вашему, один из них отравил шоколад?
– Я изучаю обстоятельства дела. У них имелась такая возможность. Вы не находите, что это не лишено вероятности?
– Определенно нет!
– И действительно. – Вулф почесал подбородок. – В таком случае остаются официант, мистер Нэш, и повар, мистер Лаги. Кто, на ваш взгляд, больше подходит?
– Ни тот ни другой! – Фэрроу взмахнул рукой. – Это я уже проходил. В полиции и офисе окружного прокурора. У Нэша или Тони не было никакого мотива. По крайней мере, я о нем не слышал. А иначе полиция непременно что-нибудь нарыла бы.
– Значит, вы их исключаете?
– Раз уж копы их исключают, чем я хуже?
– Мистер Фэрроу, вы в сложной ситуации. Вы всех исключили. Получается, никто не подсыпал мышьяк в шоколад. Вы можете объяснить, как тогда яд попал в организм мистера Джерина?
– Я не обязан. Это не моя забота, а полиции. – Он выпрямился и посмотрел на часы. – Ну ладно, я пришел сюда вам кое-что сказать, что я и сделал. Но перед уходом я желал бы повидаться со своей кузиной. Где она?
Вулф посмотрел на меня, явно перекладывая задачу на плечи известного эксперта по части женского пола. На мой взгляд, в данной ситуации нам требовался, скорее, эксперт по руководителям высшего звена. Однако, рассчитывая увидеть хотя бы искру надежды, я сказал, что спрошу мисс Блаунт, и, выйдя из кабинета, направился к лестнице. Поднявшись на третий этаж, я обнаружил, что мне нет нужды стучать в дверь:
мисс Блаунт, уже обутая, стояла на лестничной площадке. Застыв на предпоследней ступеньке, я спросил:
– Вы все слышали?
– Я не специально. Я хотела спуститься вниз, но мистер Вулф мне не позволил. Конечно, я слышала голос своего кузена. И что он говорит?
– Он, оказывается, психолог. Говорит, у вас есть свои закидоны. Говорит, что или мать ревнует дочь, или дочь ревнует мать, и по-другому вообще не бывает. А дочь, которая ревнует мать, способна придумать любую небылицу. Он хочет повидаться с вами перед уходом. Быть может, чтобы избавить вас от одного-двух закидонов, и если вам угодно…
– А что он говорит о Дэне Калмусе?
– Что это ваш очередной закидон. А ваши подозрения насчет Калмуса – бред сивой кобылы. Вы можете даже…
Мисс Блаунт ринулась вниз. Во избежание столкновения мне пришлось посторониться, что дало возможность полюбоваться чудесными плечами и прелестным изгибом шеи. Когда мы вошли в кабинет, Фэрроу развернулся в кресле и привстал, явно собираясь подарить Салли братский поцелуй, но, увидев ее сердитый взгляд, остановился. Лично меня такой взгляд точно остановил бы.
– Послушай меня, Сэл, ты… – начал Фэрроу, но она не дала ему договорить.
– Нет, это ты послушай меня! – (Я и не ожидал, что в Салли столько огня.) – Тебе ведь тоже очень хотелось бы. Да? Ты надеешься, что она получит все, станет полноправной хозяйкой и позволит тебе управлять всем этим хозяйством. Мысль, конечно, приятная, но ты ошибаешься. Как всегда, ошибаешься. Она позволит ему управлять всем. Именно этого он и добивается. Помимо того, чтобы заполучить ее. Ты просто дурак, круглый дурак и всегда таким был!
Салли повернулась и вышла из кабинета. Фэрроу вскочил с места, уставился ей вслед, после чего повернулся к Вулфу, всплеснул руками и потряс головой:
– Боже мой! Это ни в какие ворота не лезет. Назвать меня дураком! А я вам что говорил? Нет, ну надо же, назвать меня дураком!
ГЛАВА 8
За обеденным столом, а после обеда за кофе в кабинете Вулф вернулся к теме, которую затронул за ланчем: к Вольтеру. Вопрос заключался в том, можно ли назвать человека великим исключительно на основании его умения искусно связывать между собой слова, несмотря на то что он был подхалимом, приспособленцем, фальсификатором, интеллектуальным хлыщом. Этот вопрос мы решили еще за ланчем, и Вольтер, можно сказать, дешево отделался, получив в результате лишь обвинение в подхалимаже. Разве можно назвать великим человека, алкавшего общества и милостей герцогов и герцогинь, кардинала Ришелье и короля Пруссии Фридриха II? Но все это было в столовой, за обедом, а вот в кабинете Вольтера, можно сказать, разделали под орех. Из рядов великих людей его окончательно вычеркнуло то, о чем не говорилось за едой: оказывается, Вольтер не различал вкуса пищи и страдал отсутствием аппетита. Он был равнодушен к еде, мог есть даже раз в день, а еще практически не употреблял алкоголя. С юности отличавшийся нездоровой худобой, к старости он превратился в скелет. Называть его великим человеком было просто нелепо: строго говоря, он вообще не мог считаться человеком, поскольку не чувствовал вкуса, а его желудок иссох. Короче, машина для формирования слов, но не человек, и уж тем более не великий.
Полагаю,
