Серебряный змей в корнях сосны - Сора Наумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хизаши смотрел на умирающего ёкая, чувствуя себя опустошенным.
А потом она снова открыла все три глаза, и из одного из них скатилась слезинка.
– Что-то не так, – Учида оказался рядом и без жалости выдернул из груди поверженного врага оружие. – Давай закончим с этим.
Он крутанул нагинату так ловко, что даже не задел стоящего совсем близко Хизаши, и голова паучихи упала к их ногам. Были ли на нем следы слез, или они лишь привиделись, Хизаши уже не узнает. То, что пряталось в брюхе, все еще искало выход, и Хизаши поспешил наружу. Едва следом за ним в лаз заполз Юдай, позади послышался треск разрываемой плоти, и воздух наполнился зловещим шорохом. Хизаши ускорился и, выбравшись на поверхность, за руку вытянул Юдая.
Нечто приближалось к ним из глубины земли.
Учида не задавал вопросов, просто подобрал толстую ветку, приклеил к ней огненный талисман и забросил в нору. Полыхнуло пламя, из рыжего быстро ставшее синим. Его отсвет падал на лицо фусинца и отражался в глазах Хизаши – карем и желтом, пока не потух. Хизаши молча отвернулся и пошел прочь. Когда он понял, что за ним никто не идет, повернулся и обнаружил, что Юдай лежит на спине без движения. Хизаши вернулся, взвалил фусинца себе на спину и медленно побрел, шатаясь от усталости.
Наступила ночь. Заметно похолодало, небо прояснилось, и сквозь макушки деревьев мерцала россыпь звезд. Лес сонно поскрипывал и изредка по-стариковски кряхтел, пугая ночных птиц. Зеленые огоньки кидзимуна[27] таинственно подмигивали, пытаясь запутать, сбить с дороги, а когда не получалось, разочарованно потухали. Остывший воздух горько пах сосновой смолой. Хизаши втянул в себя этот запах и без сил привалился спиной к шершавому стволу. Дыхание вырывалось облачком пара, напоминая, что снова наступали холода.
Юдай пришел в себя позже. Его запястья кровоточили, на шее тоже остались тонкие, как от крыльев бабочки, порезы, пересекающиеся в подобии жуткого узора. Кровь пропитала белый воротник нижнего кимоно. Оммёдзи обменялись взглядами, но никто не произнес ни слова. Юдай использовал огненный талисман, чтобы поджечь сырые ветки, и когда они занялись, а пламя рыжими тенями заплясало на их бледных лицах, фусинец сказал:
– Спасибо. Что спас.
Он выталкивал слова изнутри чудовищным усилием, это было заметно по тому, как напрягалась его шея, как отрывисто и коротко звучали слова. Еще бы, ведь он благодарил ёкая. Да не простого, а того, кто имел наглость притворяться человеком в самом центре мира экзорцистов.
– Не стану скрывать, что получить благодарность от кого-то вроде тебя лестно для меня, – хмыкнул Хизаши и перевел немигающий взгляд на огонь, – но, если честно, мне все равно.
Рядом зашуршала листва, и Хизаши протянул руку к маленькой змейке, явившейся на его зов. Шершавое гибкое тельце ласково обвилось вокруг запястья, раздвоенный язык прошелся по кончикам пальцев. Учида Юдай смотрел – но молчал, и лишь когда змея уползла обратно в траву, спросил:
– Как давно ты стал человеком? И почему?
Хизаши смотрел на огонь, щурясь от слишком яркого света.
– Это долгая история, может, когда-нибудь мне придется ее рассказать, но уж точно не тебе.
– Я понимаю, о чем ты.
– Правда?
– В мире не так много людей, которым не страшно доверить свои тайны, – с затаенной печалью произнес Юдай. И, наверное, впервые Хизаши посмотрел на него как на равного. – Но ты уверен, что всегда был ёкаем?
Хизаши должен был ответить сразу и уверенно, ведь это то, в чем не было никаких сомнений, однако…
– Я всегда был ёкаем, – сказал он. – Всегда.
Но голос Кенты, зовущий его чужим именем, прозвучал в ушах, и Хизаши стало страшно.
Что, если все, в чем он был уверен, вдруг окажется ложью?
Они пришли к тому самому камню через два дня пути через Лисий лес.
За минувшие несколько лет он еще сильнее погрузился в землю, и вездесущий лишайник покрыл его ровную поверхность шершавой коркой. Но Хизаши все равно узнал место, где он повстречался с Куматани Кентой, тогда и не подозревая, насколько эта встреча окажется судьбоносной для них обоих. Но в тот дождливый ненастный день сбылось пророчество, данное бродячим предсказателем.
Учида Юдай уперся пяткой копья в землю и устало на него оперся.
– Все это время нам везло, – сказал он, хмуря смоляные брови. – Трудности начнутся сейчас.
– Если боишься трудностей, – привычно поддел Хизаши, – я не тяну тебя за собой. Дальше могу справиться и сам.
Он с трудом оторвал взгляд от старого камня и посмотрел на стелющуюся под ноги тропинку. Развилка действительно грозила стать препятствием, ведь в прошлый раз, чтобы попасть в Кёкан, они с Кентой бродили кругами до изнеможения и все равно оказались в Дзисин. И пусть тогда Хизаши этого и добивался, сейчас нельзя было допустить того же.
Учида вздохнул – с явным осуждением – и выпрямился.
– Ты сам понимаешь, что без меня тебе в Кёкан не попасть. Не знаю, что с тобой произошло и почему ты скован человеческим телом, но вижу, что это именно оковы, а не просто маска. И это значит, что ты слишком ёкай для того, чтобы считаться человеком, но слишком человечен для ёкая. Тебя не должно существовать, Мацумото Хизаши, или как там тебя в действительности зовут. Кёкан осторожны, они не станут рисковать, впуская тебя.
– Тогда с чего ты взял, что они впустят тебя?
– Чтобы быть Фусин, надо в первую очередь научиться честности. Я открыт и ничего не скрываю. Для Кёкан я не опасен.
Слова Учиды задели Хизаши, и он сильнее стиснул зубы, чтобы не ответить. Будь оно все проклято, но… Но Учида прав.
Слишком человечен для ёкая…
Это наказание оказалось слишком жестоко, даже хуже, чем Хизаши мнил в начале, когда проклинал богов, справедливых только к тем, кто вовремя склоняет голову. Он отвел взгляд и сжал пальцы под покровом широких рукавов потрепанного хаори.
– Хорошо, я понял. Прошу, позаботься о нас.
Наверное, Юдай слишком устал, потому что просто отвернулся и пошел по одной из тропинок дальше в лес.
Деревья здесь будто бы отличались от прежних, оставшихся за спиной, их стволы были толще, слой мха на них – гуще, и Хизаши ощущал, как давит на него их сила. Словно каждая сосна здесь – живая, хотя кому, как не ему, знать, что это правда. Это были чужие владения, где не очень-то любили человеческих гостей. Учида стал идти медленнее,
