«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг. - Эдуард Камоцкий

Разборные резиновые байдарки купили для походов.

Первый поход на этих байдарках я организовал по рекам Юрюзань и Уфимка от г. Усть-Катав до Уфы во время очередного отпуска в 1956 году.

В ОКБ было много уфимцев, и они начали нас пугать непрерывными дождями, которые льют на Урале летом. В республиканской уфимской метеостанции мы запросили прогноз возможной погоды. Они прислали сводку за много лет, по которой мы выбрали сроки путешествия. Больше мы никогда прогноза не спрашивали, а сроки выбирали исходя из возможности получить отпуск, сообразуясь с обстановкой на работе, а не на небесах.

В этом походе мы попали на участок молевого сплава. Собственно сплав уже кончился, и мы шли по чистой реке, но недалеко от затона, где формируют плоты, на реке образовался затор. Затор при нас разбирали, и освобожденные бревна мчались по течению к затону, где с глухим стуком останавливались, упираясь в сплошное поле бревен перед воротами затона, иногда выскакивая из воды и скользя по другим.

Я и сейчас не могу смириться с возможностью разобрать этот затор человеческими усилиями. Река на протяжении более сотни метров забита бревнами. Какие-то бревна, зацепившись за берег, друг за друга и за дно остановили поток бревен и они, налезая друг на друга, образовали колышущуюся на воде кучу, которую подпирали задние бревна.

По этой шевелящейся куче ходили три плотогона и баграми выдергивали и освобождали отдельные бревна, стараясь найти то бревно, которое держит несколько других. Ну, а если сорвется сразу вся куча? Наверное, знали; были профессионалами. Про плотогонов рассказывают сказки, что они на одном плывущем бревне могут плыть, удерживая равновесие и удерживая бревно от вращения.

Мы кучу обнесли и опустили байдарки на воду ниже затора. Дальше нам надо было спуститься вместе с плывущими бревнами вниз по реке, пристать к другому берегу и вытащить из воды байдарки в промежутке между плывущими бревнами, чтобы они не раздавили наши байдарки, как яичную скорлупу, или у берега или в затоне.

Вот одна байдарка отчаливает от берега, достигает противоположного берега, ребята выскакивают и поднимают на берег полностью загруженную байдарку. Тогда отчаливает следующая. Это была захватывающая гонка.

Был у нас в этом походе забавный случай. На рассвете, на куст против палаточного окошка села сорока и начала звать друзей, посмотреть на появившуюся здесь палатку, совсем не думая о том, что она мешает нам досматривать утренние сны. Николай Иванович Лощинин возмутился от такой наглости, и, не выходя из палатки, через окошко застрелил нарушительницу утренней благодати.

Боже мой, что тут стряслось…. Со всего Урала слетелись сороки и сначала причитали об невинно убиенной, а потом начали нещадно ругать и поносить злодея. Больше мы уж не заснули.

Наш страстный рыболов и охотник Николай Иванович Лощинин пытался ловить рыбу в Юрюзани, но ничего не получалось, и он обратился к местному жителю с недоуменным вопросом:

– У вас что, рыбы в реке нет?

– Почему же нет, есть рыба.

– А как вы ее ловите?

И местный рассказал, что надо переметом с мальком ловить, а перемет ставить чуть ниже порога. Т.е. каждый водоем имеет свои особенности.

Между прочим, этот страстный охотник сделал и меня охотником, правда, не страстным. Во время утверждения очередного похода в городском совете туризма (а процедура затягивалась, т.к. была очередь) Лощинин вышел. Минут через 40 приходит и требует с меня 45 рублей. «Вот я тебе ружье купил». Тогда ружья и боеприпасы к ним продавались свободно, лишь для охоты требовался охотничий билет. Он по моему отношению к странствованиям понял, что против этой покупки я возражать не буду.

Очень редко я приносил какую-нибудь добычу с охоты – меня увлекал сам процесс охоты. Были приключения.

Поздней осенью мы с Лощининым оказались, на ночь глядя, далеко от машины. Чтобы утром не тратить время на дорогу, решили заночевать на месте утренней охоты. Я вспомнил, как заночевали у озера Ханко Арсеньев и Дерсу Узала. Объединив запас одежды из моего рюкзака с запасом одежды из рюкзака Лощинина, мы соорудили общую постель, чтобы греть друг друга. Под постель и сверху на постель настелили толстый слой травы, Сверху все это укрепили камышом. Спать было тепло. Утром проснулись под десятисантиметровым слоем снега.

На тетеревиной охоте я удобно расположился среди молодых берез и стал ждать, когда на березу сядет тетерев. Черный краснобровый тетерев прилетел, да не один. По веткам ходят, разговаривают. Стал взводить курки и проснулся. Пригревало солнышко, было тепло и уютно.

Я увлекался спортивной стрельбой из малокалиберной винтовки, из спортивного пистолета Макарова и стрельбой из боевой винтовки. Постоянные участники городских и областных соревнований меня знали и в разговорах отмечали особенность моего поведения на соревнованиях. Я перед выходом на рубеж ложился и почти дремал. На рубеж выходил как бы спросонья, вялым. Так я спасался от естественного волнения и дрожи в руках. На областных соревнованиях в стрельбе из боевой винтовки занял второе место и получил в качестве приза электробритву. Это была в то время новинка в нашем быту.

Этот приз пришелся мне очень кстати. До этого брился опасной бритвой, а это: правка бритвы, помазки, мыло, умывание – возня, одним словом. А теперь жик-жик, и готово. Бритву эту я ронял, склеивал, связывал веревочкой, менял износившиеся, или сломавшиеся при очередном падении ножи, и брился этой бритвой лет сорок, пока не оборвался проводок внутри электромагнита.

Последний общий сбор в совхозе

В совхозе я еще раз был в 1957-м году.

Из Куйбышева поехал в Иваново и навестил папу. В Москве навестил Шафрановичей. Я часто ездил в командировки и всегда навещал их. Эта фотография Геннадия Максимовича и Лидии Пантелеймоновны обозначена 57-м годом. Эльвира студентка старшего курса.

В Харькове остановился, т.к. прошло 5 лет после окончания института, раскачал тех, кто был там в это время, и мы блестяще отметили юбилей в ресторане «Динамо». В институте встретился с приятельницей по совместному членству в комитете комсомола института. Она работала на кафедре химии. Когда мы работали в комитете, мы часто с ней беседовали на политические темы. Девчонка была ортодоксальной коммунисткой, а я был в некотором роде диссидентом. Беседы были дружеские, и мне захотелось встретиться с ней после ХХ Съезда и спросить: «Ну, так как?» Нет, она оказалась непоколебимой, и стала мне, как студенту, объяснять, для чего осудили культ личности. Оказывается, для того, чтобы народ не паниковал по поводу отсутствия Сталина.

В совхозе прошли большие изменения: вышло постановление о восстановлении Чечено-Ингушской АССР, и в совхоз стали возвращаться чеченцы. Из республики началось плавное выдавливание русских поселенцев. Местные совхозские по этому поводу смеялись, что воронежские как приехали после войны нищими заселять Чечню, так и уезжают, а чеченцы возвращаются с машинами. Были разговоры, что молодежь прижилась в Средней Азии и не хотела переезжать, да старики настояли. Пережившие выселение чеченцы не питали любви к поселенцам, занявшим их дома, да и тех русских, которые с довоенных времен жили в Чечне, невольно отождествляли с теми, кто их лишил дома, лишил родных гор. В свою очередь и русские встречали чеченцев без радости, предвидя неизбежные конфликты. От Толика мне известен один из таких конфликтов, для подавления которого пришлось применить войска.

Лидия Пантелеймоновна, Эльвира и Геннадий Максимович Шафрановичи

На танцах в Старопромысловском районе парни подрались, и в драке был убит русский парень. В день похорон за гробом собралась многотысячная толпа. Процессия, выражая протест против «засилья чеченцев», направилась в центр города, а это довольно далеко. Страсти по пути накалялись, искали выхода, и в результате толпа разгромила «чеченский» то ли обком, то ли горком партии. Дом этот на набережной Сунжи я представляю, а что там было – не помню. Толпа стала рвать бумаги, выбрасывать из окон документы, пишущие машинки, все, что можно было уничтожить, уничтожалось, с крыши орали античеченские призывы. К городу подошли войска, развернулись в цепь, и с автоматами наперевес пошли цепью через город со словами: «Разойдись, разойдись. Вы где живете?» «Там-то». «Вот и идите домой», и толпа разошлась по домам. Войска прошли через город, и вышли из города. Ходили слухи, что урегулировать проблему поручили Фурцевой. О реакции властей на это «восстание» я слышал, но сейчас уж забыл.

Макар Семенович вышел на пенсию. Две комнаты из четырех отошли новому директору, а Макар Семенович занял бывшую детскую и нашу. Мама с бабушкой переселились в барак с земляным полом в общем коридоре. Бабушка болела и уже не вставала.