12 ступенек на эшафот - Вильгельм Кейтель

…Во время Олимпиады 1936 г. празднично украшенный Берлин производил самое благоприятное впечатление на гостей столицы. Рискну предположить, что в те памятные дни многие получили прекрасную возможность изменить свое представление о новом рейхе и происходящих в Германии переменах.

На трибуне для почетных гостей, в так называемой «комнате отдыха фюрера», Адольф Гитлер принял решение об активном участии вермахта (главным образом люфтваффе) в гражданской войне в Испании на стороне Франко. К этому времени немецкая транспортная авиация уже перебросила в Испанию франкистскую лейб—гвардию — африканских мавров. Здесь, на трибуне имперского стадиона, в перерыве спортивных соревнований Гитлер принял решение о формировании «Легиона Кондор» в составе нескольких эскадрилий бомбардировщиков Ю–52 и истребителей Хе–51, а также небольшого контингента пехотных и танковых подразделений.[45] Первым командующим немецкой военной миссии стал генерал Варлимонт. Испанская кампания обошлась бюджетно—финансовому отделу вермахта в полмиллиарда рейхсмарок и прошла по отчетным ведомостям министерства как «безвозвратная испанская задолженность». Летный состав люфтваффе постоянно обновлялся в целях получения необходимого боевого опыта и обкатки новой техники. Это было тем более ценно, когда выяснилось, что на стороне повстанцев воюют советские летчики—истребители.

В начале сентября 1936 г. я во второй раз присутствовал на съезде НСДАП в Нюрнберге — на этот раз вместе с супругой в качестве официальных гостей фюрера…

По замыслу Бломберга, запланированные на зиму 1936–1937 гг. командно—штабная игра и маневры должны были внести ясность в наши непростые отношения с генеральным штабом сухопутных войск. Практическая проверка разделения полномочий в условиях, максимально приближенных к боевым, должна была положить конец затянувшимся разногласиям в области оперативного управления вооруженными силами. Генерал Йодль, возглавивший штаб «Л» — руководство и управление маневрами, — находился в непосредственном контакте со мной. Не только Бломберг, но и мы с Йодлем были заинтересованы в скорейшем разрешении латентного конфликта.

Маневры показали, что положение еще хуже, чем я себе это представлял. Дальнейшее попустительство было чревато непредсказуемыми последствиями для армии. Нужно было бить тревогу. Вместе с тем я прекрасно понимал, что генштабовские ренегаты тут же обвинят меня в «раздувании ажиотажа» и всех прочих смертных грехах. Я высказал свои соображения по этому поводу на итоговом разборе командно—штабной игры в присутствии Гитлера (подробно о ходе обсуждения я написал в памятной записке на имя адвоката доктора Нельте), Бломберга, генералов и адмиралов вермахта.

Мое выступление вызвало «праведный» гнев и возмущение генштаба. Кот был выпущен из мешка! Как только Гитлер в сопровождении Бломберга покинул зал для совещаний, Фрич обрушил на меня бурю негодования. Мои соображения об организации высшего руководства были заклеймены как «не выдерживающие никакой критики». Первый и последний раз он разговаривал со мной в таком тоне — впоследствии мы никогда не вспоминали об этом инциденте. Генштабистов возмутил сам факт, что «министерский чиновник» претендует на их «кровное право» управлять войсками; они и представить себе не могли, что «их армия» будет подчиняться верховному главнокомандованию. Я был тогда слишком искренен, слишком бесхитростен и слишком объективен, чтобы осознать, что наживаю себе смертельных врагов. Позже я подумал о том, что фон Бломберг загребает жар моими руками — ведь это он, а не я, мирился с положением вещей, когда руководил генштабом сухопутных войск (называемым в то время управлением рейхсвера) при Вильгельме Хейе, Вильгельме Адаме, а ныне — Беке. Отныне и навеки мои почти что дружеские отношения с последним были испорчены…

При этом практически ничего не изменилось в порядке прохождения документов через канцелярию Бека: по—прежнему все указы Бломберга, касающиеся организации управления войсками, требовали многочасовых и многодневных консультаций, обсуждений и согласований. Я сутками не выходил из кабинета Бека, когда передал ему на согласование проект подписанной летом 1937 г. директивы Бломберга «О стратегическом развертывании вермахта и единое наставление для боя». Раз за разом он возвращал мне документ «на доработку» с десятками замечаний формального характера и с видимым потрясением от того, что кто—то смеет вторгаться в епархию генштаба. Почему—то больше всего его возмутило употребленное в документе слово «приготовления»!

Уже после окончательного согласования фон Бломберг не преминул сказать: «Генеральный штаб никогда не пойдет на «приготовления» подобного рода. За этой формулировкой легко прослеживается Гитлер с его военно—политической и стратегической оценкой международного положения рейха…». На свой страх и риск я изменил текст и заменил возмутившее Бека слово «приготовления» «разработкой». Йодль и его Ia Цайцлер остались в высшей степени недовольны моей «малой капитуляцией перед генштабистами»…

Всю войну наша «директива» пролежала в сейфе генерального штаба без какого—либо движения. Наши с Йодлем попытки убедить в этом Нюрнбергский суд вызывали в лучшем случае сочувственно—ироническое недоверие. Однако факт остается фактом: не существовало плана «Отто», равно как планов «Грюн» и «Рот» — были только слабые укрепления на востоке и западе и план выдвижения в оставшиеся без прикрытия погранрайоны за Рейном и Одером. В то время мы с фон Бломбергом действительно опасались только «санкций», вызванных вторжением Италии в Абиссинию. Над нами висел дамоклов меч возможного англо—французского вторжения в рейх. Армия в составе 7 дивизий, находившихся к тому же на стадии переформирования и перевооружения, не могла противостоять агрессивным устремлениям «соседей», которые, не встречая сопротивления, в любой момент могли пересечь границу и снова навязать нам принудительное разоружение на фоне эскалации гонки вооружений в Европе. Немецкая армия единственная на континенте осталась без танков и тяжелой артиллерии. Символический флот и рождающаяся в муках боевая авиация — вот и все, что мы могли противопоставить интервенции. Об этом было прекрасно известно рейхсканцлеру Гитлеру — на этом он строил международную политику государства.

Следующим шагом фон Бломберга на пути утверждения единоначалия в вооруженных силах должны были стать совместные маневры сухопутных сил, кригсмарине и люфтваффе. Йодль как начальник штаба предстоящей командно—штабной игры получил директивные указания Бломберга на борту «Грилле». Через некоторое время я ознакомил с документом фон Фрича. Тот снисходительно—сочувственно улыбнулся, прочитав вводную, и заметил только, что район Мекленбурга категорически не подходит для проведения подобного рода учений. Я попросил его назначить штаб оперативного руководства и разведотдел штаба согласно положению о тактических учениях войск. Фрич назначил начальником штаба оперативного руководства генерал—лейтенанта Гальдера, командира 7 пехотной дивизии (Мюнхен). Начальник генерального штаба Бек, обретавшийся в заоблачных сферах, не удосужился проявить даже маломальский интерес к провальным, на его взгляд, учениям. К сожалению, не могу рассказать в подробностях о ходе этой военной игры, поскольку принимал косвенное участие в ее разработке и проведении. Достоверно известно мне только то, что прошла она успешно, а Йодль удостоился самых высоких похвал Гитлера и Бломберга…