Адвокат черной королевы - Наталья Борохова

– Да, ты – ненормальная! – засмеяла ее Роза. – Ты решила, что находишься в санатории или пятизвездочном отеле? Вот уморила! В «спецах» только кажется вольготно: меньше народу, больше кислороду. На самом же деле там контроль очень жесткий. Не спрячешься за спинами товарок, как в «общаке»! Туда сажают тех, к кому хотят получше приглядеться. Я не спрашивала тебя о твоем деле, но оно наверняка непростое. Так ведь?

Лиза кивнула головой.

– Роза, – внезапно спросила она. – Для цыганки ты кажешься очень образованной.

– Для цыганки? – округлила глаза подруга. – Я – крымская татарка. Чего ты вдруг придумала? Я окончила школу, и даже техникум. На героин подсела случайно. А потом понадобились деньги. Впрочем, это неинтересно. Готовься, сейчас будем обедать…

– Что это? – Лиза бултыхала ложкой в алюминиевой миске. – Баланда?

– Нет, дурочка. В тюремном меню эта жидкость именуется щами, – усмехнулась Роза.

Это не могли быть щи. То, что варила няня, не шло ни в какое сравнение с тем, что плескалось теперь в нескольких сантиметрах от носа Дубровской. Это пахло странно. Крупные листья капусты и недоваренный картофель плавали в горячей воде. Следов присутствия мяса, сметаны или даже маленьких капелек жира не наблюдалось вообще.

Лиза только что почувствовала дикое чувство голода. Робко зачерпнув ложкой жижу, она хотела было поднести ее ко рту, как вдруг заметила в пище что-то постороннее. Аккуратно выловив неопознанный объект из щей, она уставилась на него.

– Что это?

– Мясо, – с набитым ртом сообщила ей подруга. – Ты ведь его искала?

Дубровская непонимающе смотрела на Розу.

– Голова твоя садовая, – вздохнула та. – Это маленький стасик, таракан. Выброси и ешь. Да не морщись, это самая обычная вещь. Чай не в ресторане обедаем.

– Нет уж, – пробурчала Лиза. – Я лучше хлеба поем.

Она откусила кусочек, по виду напоминающий комок сырой темной глины. Тотчас же хлеб намертво прилип к зубам, и, плюнув на все приличия, Дубровская запустила палец в рот.

Второе блюдо было немногим лучше первого – каша из сечки. Ковырнув несколько раз неаппетитную горку, Лиза пригорюнилась.

– И что, всегда здесь так кормят?

– Чуть лучше, чуть хуже, – сообщила ей Роза, отхлебывая из кружки жиденького какао. – А что тебе не нравится?

– Так ведь можно ноги протянуть! – возмутилась Дубровская.

– Протянешь обязательно, если останешься без передач. Знаешь, сколько тебе по нормам полагается мяса? Сто граммов в день, а если загремишь в штрафной изолятор, то можешь рассчитывать только на сорок. Плюс четыреста граммов хлеба. Пятьсот – картошки. Тридцать – сахара и один грамм – чая. Вот и составь меню.

– А тебе-то откуда это известно?

– Работала на кухне в изоляторе, дожидаясь условно-досрочного освобождения, – отмахнулась Роза. – Все цифры назубок знаю.

Дубровская, представив себе, как старенькая няня укладывает в корзинку пирожки, едва не расплакалась. Она поставила всех в такое сложное положение!.. Мать не работает, няня тоже нуждается. Брат Денис – еще школьник. Конечно, после смерти отца у них осталось немного денег и драгоценностей. Но теперь все пойдет по ветру. Ее родные будут выстаивать километровые очереди, занимая их накануне, и носить ей пищу. Они начнут обивать пороги юридических консультаций, надеясь встретить волшебника, который вытащит их неразумную Лизу из-за решетки.

– Ну, чего скисла? – отвлекла ее от горьких размышлений подруга. – Телеграфируй родственникам. Так, мол, и так! Тащите побольше жратвы.

Дубровская замотала головой.

– Нет.

– Чего нет? – не поняла Роза. – Родственников, что ли, нет? Ты что, детдомовская?

– Нет. Я просто не могу, – прошептала Лиза. – Я буду есть суп с тараканами и противную кашу, но я не заставлю их ходить с протянутой рукой. Ведь если кто-то придумал эти нормативы, твои смешные граммы в сутки, значит, на них можно прожить. Как думаешь?

– Я думаю, что ты глупа, как пробка, – нахмурилась Роза. – Запомни, подруга, без помощи тебе не выжить. Так что раскинь мозгами, кто тебе ее сможет оказать. Посмотри на себя, это сейчас ты такая, боевая и гладкая. С воли пришла! А что с тобой станет через месяц, полгода, год? Да ты сгниешь заживо! Собственные зубы будешь пальцами вытаскивать! Авитаминоз, истощение. Превратишься в старуху: волосы вылезут, кожа сморщится. Думаешь, я тебе сказки рассказываю? Ты еще многого здесь не видела…

– Но так как же…

– А ты думала о том, что тебе придется тут бороться? За собственную жизнь. А как ты будешь это делать, если твои ноги подогнутся от голода?

– О чем ты говоришь? – испугалась Лиза. – С кем бороться?

– Все еще впереди, девочка, – вздохнула подруга. – Поверь, все еще только начинается…

Семен Грановский не находил себе покоя. Он мерил по диагонали свой роскошный кабинет и никак не мог взять в толк, почему всего несколько дней тому назад он решился взять на себя защиту Дубровской.

В последнее время он почти отошел от дел. Средств у него хватало на то, чтобы вести вполне безбедную жизнь. Если он появлялся в суде, то, как правило, речь шла о гражданских делах. Иногда он брался за арбитраж. Выигрывал дело, клал неплохое вознаграждение к себе в карман и уезжал на несколько недель за рубеж. Там он принимал солнечные ванны, много гулял, читал. Возможно, сказывался возраст. Вернее, это было любимой отговоркой Грановского. Правда лежала где-то в дальних закоулках его памяти, а он так не любил ворошить прошлое…

«Конечно, Герман Андреевич, наша фирма с радостью примет в свои ряды вашу дочь. Молодых нужно поддерживать», – говорил он когда-то Лизиному отцу. И это было правдой! Разве он мог ответить иначе человеку такого уровня?

« Лизонька, девочка моя, я тебе сочувствую, но мои партнеры не одобряют твоего приема в „Законность“. И дело не в твоем отце, которого я, кстати, очень уважал. Тебе просто нужно набраться опыта». Это случилось уже после похорон Дубровского. Лиза сидела напротив него, съежившаяся от горя. Она напоминала маленького воробышка, которого он безжалостно согнал со своего крыльца. Ему было жалко хлебных крошек? Вскоре он пожалел об этом…

Потом было то злосчастное дело, обещающее приумножить его славу и богатство. Но главное, там была та женщина с глазами цвета ореха. Безупречная красавица, с одинаковой страстью дарившая любовь и отправляющая на тот свет любого, кто посмеет встать на ее пути. Но она принадлежала другому. « Спасите его, Семен Иосифович! Наша благодарность не будет иметь границ. Вы получите все, что пожелаете», – говорила она, удерживая в нервных пальцах тонкую сигарету. Все, что он пожелает? А он желал ее… Она об этом, кстати, так и не узнала.

« Этот мерзавец причастен к смерти моего отца. Я пойду до конца. Мне терять нечего». Как он смеялся тогда над словами Дубровской. Что могла сделать она, неопытная девчонка, над нелепым поведением которой потешались все участники судебного заседания? Не воспринимала ее всерьез, до поры до времени, и та самая женщина.

Финал известен. «Приговаривается к двадцати годам лишения свободы…» Шок, боль в сердце, пустота. Время остановилось. Он не мог поверить, смириться с неизбежным. «Иосифович, может, тебе пора на покой? Ты теряешь хватку». Разве он простил бы раньше подобную фамильярность? Ему выражали притворные соболезнования, но смеялись за спиной. Он ушел в длительный отпуск. «Законность» возглавил нахрапистый сынок председателя одного из районных судов.

Но это было еще не все… «Семен Иосифович, ее нашли в гостиничном номере. Она мертва. Вас интересует причина ее смерти? Самоубийство». Она ушла из жизни добровольно, не оставив записки и не объяснив мотивов своего страшного поступка. Хотя Грановский знал, в чем дело. Он не оправдал надежд той женщины. Он не спас мужчину, ради которого она жила. Ореховые глаза закрылись навеки. А всему виной была Елизавета Дубровская…

Хотя кто его знает, может, первопричиной был он? Никто не вышел из этой схватки победителем. Он растерял былой апломб и влачил жалкое существование в стороне от громких дел и славных юридических побед. Лиза – в тюрьме по какому-то несуразному обвинению. По злой иронии судьбы, ей может помочь только он.

Конечно, он оставил в стороне былые обиды. Но теперь он боялся поражений. Мысль о том, что судьба этой девочки находится в его руках, приводила в трепет. А если всех его усилий окажется недостаточно и Дубровскую признают виновной? Сможет ли он пережить еще и эту боль?

Ответ был очевиден и от этого ужасен . Та женщина, Лиза, а третьей жертвой станет он…

– Семен Иосифович, я очень рад нашему знакомству…

Воронин не лгал. Это было видно сразу. Он привстал, пожимая руку Грановскому. Со стола упала папка с бумагами, но следователь не спешил поднимать ее. Он предложил адвокату присесть и даже собственноручно повесил его шляпу и пальто в стенной шкаф.