Розанна - Пер Валё

— Просто удивительно, — гремел полковник. — Майор Йенш… ах, да, вы ведь не знаете, кто такой майор Йенш. Во время рейса мы сидели с ним и с его супругой за одним столом. Он офицер-интендант, прекрасный человек. Мы одного возраста, но неудачный конец восточной кампании испортил ему карьеру. Сами знаете, во время войны у них от продовольственных запасов буквально полки ломились, но после войны им, беднягам, пришлось трудно. Ну, конечно, Йеншу было не так уж и плохо, ведь он служил в интендантстве, а такие люди во время восстановления экономики на вес золота. Он стал управляющим продовольственной фирмы в Оснабрюке, если мне не изменяет память. Так что нам было о чем поговорить — столько общего, время пролетало просто незаметно. Майор Йенш во время войны много повидал. Да, много. Девять месяцев или одиннадцать он был офицером связи в Голубой дивизии. Голубая дивизия — знаете? Испанские элитные войска, которые Франко послал против большевиков. Должен сказать, что мы здесь у нас привыкли смотреть на итальянцев, испанцев, греков… гм, смотреть немного свысока, но должен сказать, ребята из Голубой дивизии свое дело знали…

Мартин Бек повернулся и с отчаянием уставился на экран телевизора, где в этот момент показывали репортаж как минимум месячной давности об уборке сахарной свеклы в Сконе. Внимание супруги полковника тоже было приковано к экрану, казалось, эта достойная женщина забыла обо всем, что происходит вокруг.

— Да, конечно, — прокричал Колльберг. Потом он глубоко вздохнул и продолжил с удивительной силой и целенаправленностью:

Господин полковник, вы только что упомянули о фотографировании. Просто удивительно…

Примерно минуту длилась уборка сахарной свеклы в Сконе. Она прекрасно успокаивала нервы.

— Простите? Ах, да, я хотел сказать: просто удивительно, но майор Йенш был настоящим гением в области фотографии. Хотя видит и слышит ненамного лучше нас. Он фотографировал с утра до вечера, а пару дней назад прислал нам бандероль с фотографиями, сделанными во время путешествия. Очень любезно с его стороны, наверняка ему пришлось заплатить несколько марок. Красивые фотографии. Такие же прекрасные, как и воспоминания, да.

Мартин Бек встал и приглушил звук телевизора. Он сделал это рефлекторно, для самозащиты, и сразу даже не сообразил, что делает. Фру полковник с недоумением посмотрела на него.

— Простите? Ах, да, естественно. Котик, принеси, пожалуйста, фотографии, которые мы получили из Германии. Я хочу показать их господам.

Мартин Бек хмуро наблюдал, как женщина по имени Котик с трудом поднимается из кресла у телевизора.

Фотографии были цветные, размерами 12х12. Они лежали в пакете, всего штук пятнадцать. Полковник сидел на диване и придерживал их большим и уаазательным пальцами левой руки. Мартин Бек и Колльберг заглядывали ему через плечо, каждый со своей стороны.

— Вот это мы, вот это фрау Йенш, это моя жена… а это я. Это снимок капитанского мостика. Видите, я разговариваю с капитаном. А это… к сожалению, глаза никуда не годятся… будь добра, подай мне лупу.

Полковник долго и тщательно протирал лупу, прежде чем продолжить.

— Ага, верно, это майор Йенш, это я с женой… этот снимок, наверное, делала фрау Йенш, поэтому он немного не в фокусе. Это снова мы, но с другой точки, если не ошибаюсь. Ага… момент… вот дама, с которой я разговариваю, ее звали фрау Либенайнер, тоже немка. Она сидела с нами за столом, очень симпатичная и достойная дама, но, к сожалению, уже в возрасте. У нее погиб муж под Эль-Аламейном.

Мартин Бек прищурился и увидел пожилую толстую женщину в цветастом платье и розовой шляпе. Она стояла выпрямившись и высоко вскинув голову у одной из спасательных шлюпок, с чашечкой кофе в одной руке и с куском торта в другой.

Просмотр продолжался. Сюжеты были несколько однообразные. У Мартина Бека начала болеть поясница. Как выглядит фрау Йенш из Оснабрюка он уже знал до мельчайших подробностей.

На столешнице из красного дерева перед полковником лежала последняя фотография. Это был один из тех снимков, наличие которых предсказывал Мартин Бек: «Диана» с кормы у Риддархольменской набережной в Стокгольме, на заднем плане контролеры и два такси, которые, очевидно, только что остановились у трапа.

Снимок, вероятно, сделали в последние минуты перед отплытием, потому что на палубе уже было много народу. На корме у первой спасательной шлюпки позировала фрау майорша Йенш из Оснабрюка. Прямо под ней стояла Розанна Макгроу. Она наклонилась вперед, облокотилась на поручни и слегка расставила ноги. На ней было широкое желтое платье на бретельках, босоножки и темные очки. Мартин Бек подался вперед и попытался различить, кто стоит рядом с ней. Одновременно он услышал, как Колльберг тихонько присвистнул.

— Да, да, да, — невозмутимо продолжал господин полковник. — Это пароход на острове Риддархольмен, это башня ратуши, ну да. А на верхней палубе Хильдегард Йенш. Тогда мы еще не были знакомы. Ах, да, просто удивительно, вот эта девушка несколько раз сидела за нашим столом. Думаю, она была из Голландии или Англии. Потом ее пересадили за другой стол, чтобы нам, старикам, было просторнее.

Могучий указательный палец с белыми волосками, кажущимися огромными под лупой, остановился на женщине в босоножках и мешковидном желтом платье.

Мартин Бек набрал воздуха в легкие и хотел что-то сказать, но Колльберг опередил его.

— Простите? — сказал полковник. — Уверен ли я в этом? Конечно, уверен. Она четыре-пять раз сидела за нашим столом. Насколько я помню, она ни разу не произнесла ни слова.

— Но…

— Да, ваш коллега уже показывал мне какие-то фотографии, но, понимаете, я не запомнил ее лица. Скорее, платье. Честно говоря, я запомнил даже не платье, да.

Он повернулся к Мартину Беку и больно ткнул его могучим указательным пальцем в грудь.

— Скорее, декольте, — сказал он громоподобным шепотом.

XVIII

Было четверть двенадцатого, когда они снова сидели в управлении, в Кристинеберге. Ветер усилился, струи дождя били прямо по оконным стеклам.

Перед Мартином Беком лежало двадцать фотографий. Девятнадцать он отодвинул в сторону и теперь уже, наверное, в пятнадцатый раз рассматривал при свете лупы Розанну Макгроу. Она выглядела точно так, как он всегда ее себе представлял. Она выглядела живой и здоровой, ленивой и беззаботной, смотрела вверх, очевидно, на шпиль риддархольменской кирхи. Ей оставалось жить тридцать шесть часов. Слева от нее была открыта дверь в каюту А7, но о том, что было внутри, фотография ничего не говорила.

— Ты понимаешь, что нам сегодня повезло? — сказал Колльбсрг. — Впервые за все время, пока мы занимаемся этим делом. Раньше или позже человеку всегда должно везти. Правда, на этот раз повезло немного поздновато.

— И все-таки нам не повезло.

— Потому что ее сунули за стол к двум глухим дедам и трем полуслепым старухам? Это не невезение, это закон подлости. А я иду спать. Отвезу тебя домой. Или, может, ты предпочитаешь общественный транспорт?

— Прежде всего мы должны послать телеграмму Кафке. Письма можно оставить до утра.

Через полчаса они уже были готовы. Колльберг вел машину сквозь сильный дождь быстро, рывками, но Мартин Бек не реагировал, хотя обычно ему становилось нехорошо в автомобиле. За всю дорогу они и словом не обмолвились, только перед входом у дома в Багармуссене Колльберг встрепенулся и заметил:

— Ну вот, сейчас ляжем и будем об этом думать. Спокойной ночи.

В квартире было темно и тихо, но, проходя мимо комнаты дочери, Мартин Бек услышал приглушенный звук ночного радиоконцерта поп-музыки. Наверное, лежит с приемником под подушкой. Сам он в этом возрасте читал романы обо всем, что имело какое-то отношение к морю и кораблям, и подсвечивал себе под одеялом карманным фонариком.

На кухонном столе был хлеб, масло и сыр. Он намазал маслом горбушку и поискал в холодильнике пиво. Пива не было. Свой скромный ужин он съел стоя у кухонного стола и запил половинкой стакана молока.

После ужина он перебрался в спальню и очень осторожно лег. Жена наполовину проснулась и попыталась что-то сказать. Он тихо лежал на спине, задержав дыхание, и, дождавшись пока она снова начала мерно посапывать, расслабился, закрыл глаза, стал думать.

Розанна Макгроу была уже на первых стокгольмских снимках. Кроме нее, на фотографиях можно было опознать еще пять человек: два офицера в отставке, их жены и вдова Либенайнер. Можно наверняка рассчитывать, что им пришлют двадцать пять-тридцать серий фотоснимков, многие из них будут большего размера, чем те, которые он только что видел. Нужно будет просмотреть все негативы и попросить каждого фотографа указать всех, кого на фотоснимках он знает. Они должны это сделать, и в результате смогут составить картографию последнего путешествия Розанны Макгроу. И увидят ее перед собой, как в кино.