И гаснет свет - Владимир Торин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй ты, уродец! – засмеялся Хоули. – У тебя лицо сползло! Не хочешь поправить?!
– Вы только поглядите! – вторил ему Тревор. – Его криворукая мамочка криворуко пришила ему личико на место. И что ты нам промямлишь на это, глупый заика?
Калеб вжал голову в плечи – он заставлял себя не оборачиваться, а задиры продолжали идти в паре шагов позади и шпыняли его, но тут ударил школьный колокол, и толпа учеников разделила их. Дети вернулись в классы. Занятия продолжились…
День тянулся неимоверно долго. Как в каком-то сне. В школе все было так же уныло, как и прежде. По коридорам и в классах летали мухи – здесь они водились в избытке. Окна были затянуты пылью. Учителя и вовсе представляли собой самых скучных существ на всем свете.
Первый день после возвращения Калеба в школу ничем особо примечательным не запомнился. Прошло еще четыре урока. Колокол снова прозвенел. Родители пришли за учениками. А за Тревором и Хоули приехал экипаж скорой помощи – кто-то столкнул их с лестницы, и они сломали себе руки, ноги и ребра, а Хоули – даже шею.
Вернувшись из школы, Калеб переоделся в пижаму и лег спать, хотя было еще совсем рано. Теперь он почти все время спал. И весь день на уроках он мечтал лишь о том, что скоро придет домой, опустит голову на подушку, укроется одеялом и… все.
Он закрыл глаза и прислушался – в доме было тихо. Мама – внизу, сидит в своем кресле. Она привела его домой, не говоря ни слова. Ее рука была ледяной и совершенно… не маминой. Папа – в комнате за стеной, сидит на кровати, сходит с ума. А может, и нет. Может, просто о чем-то думает… Калеб больше не знал, он перестал понимать родителей. Они очень изменились, как будто это были и не они вовсе, как будто это с них… с них сняли лица.
На улице раздался гудок клаксона, взвыла испуганная собака. Кто-то прошел по коридору, скрипнула половица прямо за его дверью – как будто кто-то застыл там в нерешительности, раздумывая, войти или нет. Калеб не открывал глаза, просто слушал. А потом повернулась ручка, дверь открылась, кто-то сел на край кровати.
– Я знаю, что ты не спишь, – раздался голос, и это был совершенно не тот голос, который Калеб ожидал услышать. Принадлежал он тому странному человеку, подошедшему к нему на большой перемене.
Калеб открыл глаза, но веки, как и всегда после продолжительного времени в опущенном состоянии, задергались, и ему пришлось поправить их пальцами.
На краю кровати действительно сидел незнакомец в двууголке и маске. Воротник пальто поднят, длинный красный шарф стелется по постели, голова склонена набок. Калеб уже собирался было закричать, но из его горла вырвался лишь стон. Он ощущал себя совершенно беспомощным, как бывает во снах. Ни пошевелиться, ни убежать… только глядеть и в ужасе ожидать неминуемого…
– Улица Кошмаров…– сказал незнакомец, положил обе руки в тонких белых перчатках на маску и снял ее, словно оторвал с кожей. Под маской был тот, кого мальчик ожидал увидеть меньше всего. Это казалось просто невозможным!
– Т-тетушка Джеральдин?
Женщина с худым бледным лицом, впалыми щеками и темными кругами под глазами глядела на него мрачно и самодовольно. Ее взгляд прибивал голову мальчика гвоздем к подушке. Ее тонкие губы были, как и всегда, недовольно поджаты. Калеб боялся и не любил тетушку. Ему не говорили об этом, но он знал, что она презирала папу и строила всяческие козни, пытаясь помешать их с мамой свадьбе, а после чего, как ей это не удалось, деланно смирилась, но при этом вела себя холодно, зло и отстраненно. Но почему она здесь? В этом костюме?
– Слишком все это как-то сложно, – сказала она, презрительно глядя на Калеба. – Все перемудрено. Я уверена, что это можно сделать намного проще…
– Что? – прошептал мальчик. – Что сделать?
Она покачала головой и вновь надела маску.
– Улица Кошмаров…– сказала тетушка, только вот голос был уже отнюдь не тетушкин. Это снова был голос незнакомца, спрашивавшего дорогу.
Он снова снял-оторвал маску, и под ней было уже другое лицо. Такое же бледное, как и предыдущее, но мужское. Хмурое и строгое. Прямой нос, узкий подбородок и тьма в глазах.
– Д-доктор Доу?
Мужчина придвинулся и наклонился к Калебу. Он принялся его осматривать, словно проверял свою работу. Калеб очень боялся этого доктора. Энджи Уиткинс из школы рассказывал, что доктор Доу ставит опыты на детях, а еще что он зашивает одних лишь убийц и грабителей… И что даже те его боятся. Все эти иглы, ледяные пальцы, придирчивый характер. Когда доктор приходил к Калебу, тот так трясся от страха, что, если бы мама не держала его за руку и не твердила, что все будет хорошо, он точно прятался бы в шкаф.
– Это совершенно невозможно с научной точки зрения, – сказал доктор Доу неожиданно пустым и глухим голосом. – Это очень… очень странная наука. Я с ней незнаком.
– Я…– начал Калеб, – доктор…
Но тот его не слушал – он отстранился и вновь надел маску. После чего в очередной раз проговорил:
– Улица Кошмаров… Как мне туда дойти?
– Я не знаю.
– Как? Где этот дом?
– Какой дом?
– С тайнами…
– Я не знаю никаких тайн…
– Министерство Тайных Дел.
Калеб затряс головой. Он почувствовал, что не может дышать. Голос из-под маски превратился в шипение.
– Улица Кошмаров. Как мне дойти?
– Я…
Сидящий на краю его кровати снова снял маску. Под ней больше не было человеческого лица. Теперь там оказалась черная морда твари, огромного насекомого. Узкая и лоснящаяся морда… гладкий лоб, переходящий прямо в подбородок, из которого в свою очередь росли два коротких волосатых усика. По бокам морды чернели круглые глаза без зрачков, между усиками зияла круглая пасть, полная игольных зубов. Это была блоха. Гигантская блоха в пальто.
Тварь открыла пасть, и на красный шарф закапала тягучая желтая слюна.
– Я сожрал столько детей…– прошипела блоха, – столько детей… В этом городе не осталось ни одного приюта. Мои куклы
