Братья по крови - Саймон Скэрроу

– Как зачем? Чтобы удерживать всех потенциальных смутьянов в одной куче.

– А-а, намек ясен, – поджал губы Макрон.

– Я не уверен, что он наш человек, – подытожил Септимий. – Но присматривать за ним стоит. Более интересным персонажем считаю трибуна Отона. Его отец был продвинут в сенат Клавдием – и оправдал доверие. Однако его сын сошелся с наследником Нероном. Они, можно сказать, близкие друзья.

– Значит, похоже, наш человек, – рассудил Макрон.

– А ты не забыл, что это я в свое время спас Нерону жизнь? – кашлянув, напомнил другу Катон. – И он сказал, что когда-нибудь этот должок отплатит. Так что, возможно, я не в такой уж опасности, какую ты прочишь, Септимий.

– Так это было еще в то время, когда ты служил в преторианской гвардии. Нерон тогда понятия не имел, что ты собираешь сведения для Нарцисса. Он тебя вряд ли уже и помнит. Кроме того, Нерон фигура сугубо декоративная. А Паллас опасен по-настоящему. Сомневаюсь, что столь мелкое обязательство со стороны наследника воспрепятствует его намерению тебя убить.

В палатке Катона послышался шорох: возвратился с хворостом Тракс и сейчас возился с разжиганием жаровни. Септимий встал.

– Ну, что ж, мне пора. Отцу я напишу отчет. Дам знать, что ознакомил вас с положением дел. И что вы готовы содействовать мне в расстройстве планов Палласа.

– Нет-нет, постой! – вскинулся Макрон, но Катон его перебил.

– Септимий прав, – сказал он. – Нам надо на это пойти, ради нашего же блага.

Ветеран открыл было рот, но лишь молча махнул рукой.

– Если вам нужно будет со мною связаться, – тихо сказал Септимий, – спросите виноторговца Гиппарха. С армией я пробуду еще несколько дней – и отправлю в Рим известие о поражении Каратака. Если он будет пленен или убит, то козням Палласа будет нанесен тяжкий урон.

– Смотри не ошибись с сообщением, – остерег Катон. – А то еще неизвестно, кто кого разгромит: мы Каратака или он нас.

– Буду молить богов о нашей победе, – просто сказал Септимий. Он вдруг щелкнул пальцами, как будто что-то случайно вспомнил: – Кстати, хотел спросить напоследок. Сенатор Веспасиан – вы хорошо его знаете?

Друзья переглянулись.

– Мы под ним служили, – сказал Катон.

– Офицер что надо, – с чувством добавил Макрон. – Один из лучших легатов, какие только есть.

– Это понятно, – улыбнулся Септимий. – В его воинских качествах никто не сомневается. Меня больше интересует размах его амбиций. Он перед вами никогда не заговаривал о своих планах на будущее?

– Нет, – твердо ответил Катон. – О планах твердить – глупцом быть. А что?

Имперский соглядатай поджал губы.

– А чтобы не упускать из поля зрения самых многообещающих военачальников. А иногда и членов их семей… Например, его жену Флавию.

– А что с ней? – насторожился Макрон.

– Да ничего. Ваши пути, кажется, с ней однажды пересекались. – Септимий повернулся к Катону. – Вот ты наверняка знал ее в юности: встречал во дворце и еще сталкивался с ней, поступив в легион Веспасиана в Германии.

Катон кивнул:

– Было дело.

– И… какое у тебя о ней впечатление?

– Да я и не задумывался никогда. Она была женой легата, только и всего. А что?

Септимий, окинув Катона цепким взглядом, пожал плечами:

– Да так, ничего. Просто поинтересовался… Всё, оставляю вас с миром.

Чуть склонив голову, он попятился к клапану палатки, громко при этом восклицая:

– Тысяча извинений, префект! О, как я заблуждался! Мне ни за что не следовало обвинять вашего честного слугу! Чтобы как-то загладить это недоразумение, я завтра же пошлю вам кувшин своего наилучшего вина. Желаю вам приятной ночи, и да сопутствует вам удача в завтрашнем сражении!

Спиною вперед он вытеснился наружу и исчез.

Макрон с отчаянием в глазах поглядел на друга.

– Ты шутишь? Снова связываться с…

– Чш-ш! – осек его Катон.

Секунду спустя зашуршала перегородка, и в штабной отдел палатки просунул голову Тракс:

– Префект, огонь зажжен.

– Благодарю.

Денщик, не убирая головы, осторожно прокашлялся.

– Чего еще? – спросил слугу Катон.

– Я, это… заслышал невзначай, как уходит тот купец. Вы с ним, как я понимаю… уладили?

– Уладил. Так, простое недоразумение. Твои монеты он спутал с чьими-то чужими, не из нашего лагеря. А тебе, Тракс, беспокоиться не о чем.

Слуга облегченно вздохнул, а затем спросил:

– Не подать ли вам еды или чего-нибудь выпить?

– Не надо. Сейчас укладываемся. Завтра я надену свою новую кольчугу. Приготовь ее вместе с остальными моими доспехами.

– Будет сделано.

– Тогда всё, свободен.

Тракс кивнул и скрылся. Переждав с полминуты, Макрон вполголоса снова загорячился:

– Еще раз говорю: это безумие – позволять снова втягивать себя в работу на Нарцисса.

– Макрон, наш выбор очень ограничен. И то, что мы не хотим вовлекаться в борьбу между Нарциссом и Палласом, еще не значит, что они не вовлекут нас. Похоже, именно это теперь и произошло. Если Паллас для нас угроза, то мы не можем вот так запросто махнуть на нее рукой. И если Септимий говорит нам правду о столь масштабном характере событий, то это значит, что мы в еще большей опасности; и мы, и вся армия, что здесь воюет вместе с нами.

– Это если он говорит правду.

– А мы можем позволить себе роскошь сомневаться?

Центурион скрипнул зубами.

– Черт бы побрал этого Нарцисса… Вот же подонок… липнет, как триппер к херу! Ну никак мы от него не отделаемся, правда? – добавил он несчастно. – Как, похоже, и этот бедолага Веспасиан со своей женою… Вот зачем он пытал насчет Флавии?

– Понятия не имею, – пожал плечами Катон. – А ты не унывай. Может, мы уже завтра отделаемся от Нарцисса раз и навсегда – в зависимости от того, как все обернется.

– Прекрасно… Спасибо за жизнерадостные речи, засранец ты эдакий, – проворчал Макрон, поворачиваясь к выходу из палатки. – То, что нужно на сон грядущий.

Катон проводил друга взглядом, а затем встал, закрыл глаза и, утомленно потянувшись, повел плечами. Макрон прав: здесь есть о чем подумать. Одни тревоги. Но сначала предстоит битва, от которой столь многое зависит…

Глава 9

– Понеслась, – буркнул Макрон в тот момент, когда со стороны штаба захрипели буцины и загудели рога, мрачным эхом отлетая от утесов на другом берегу реки.

Не успел угаснуть трубный отзвук, как налегла на стопорные рычаги торсионов обслуга баллист, и к вражеским укреплениям по невысокой дуге рванулись смертоносные тяжелые стрелы. За баллистами возвышался ряд катапульт, метающих округлые камни по гораздо более высокой траектории. Все эти орудия располагались на сооруженной за ночь платформе, на высоте, которая не допускала случайных попаданий в ряды легионеров, выстроенных вблизи реки.

Свой самый сильный Двадцатый легион полководец Осторий поместил впереди. Вторую линию составлял Четырнадцатый и подразделение Девятого. Построенные к битве легионы Катон видел впервые с того дня, как остаток гарнизона Брукциума примкнул к армии Скапулы. Сейчас было видно, что во многих когортах наблюдается явный недобор, кое-где людей насчитывается меньше половины. Всего в построение входило тысяч семь, не больше. Чего не сказать о силах врага: с первого взгляда становилось ясно, что легионеры в меньшинстве. Но что еще хуже, враг располагал несравненным преимуществом при обороне возвышенности. К тому же легионерам было приказано оставить в лагере свои копья, которые, как известно, малоэффективны в бою на крутых склонах. Верховный решил при взятии холма полагаться на мечи. Из кавалерии, помимо Кровавых Воронов, у римлян имелась лишь одна турма ауксилариев; остальные рассредоточились вокруг противоположной стороны холма с целью пресечь отступление войска Каратака.

Во всяком случае, оставалось на это надеяться: донесений о том, что подразделения за холмом заняли исходный рубеж, пока так и не поступало; армия вышла на позицию, не дожидаясь их. Ну, а в самом лагере оставалось лишь сопровождение обоза, которое, выстроившись по периметру палисада, наблюдало за тем, как их товарищи готовятся к битве. Чистое небо, что приветствовало людей с рассвета, постепенно затягивалось сизыми тучами, что сползались под переменчивыми порывами ветра. На холмике по соседству с лагерем, откуда открывался вид на место предстоящей переправы легионов, в немалом количестве скопилась обозная публика. Кое-кто запасся едой и вином, чтобы тешиться не только зрелищем, но и кое-чем посущественней.

– Ишь, гульнуть собрались, – заметил Катон.

По покатому склону шмыгала ребятня, играла в какие-то игры. Атмосфера мало чем отличалась от обычных гладиаторских боев. Разница была лишь в неизмеримо большем масштабе. Но и не только в нем. Если битва обернется против римлян, то зрители окажутся на линии боя наряду с самими легионерами. Катон еще раз поглядел на детей. Из них многие были детьми солдат; неизвестно, сколько из этих веселых непосед к исходу дня сделаются сиротами.