Мари-Бланш - Джим Фергюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софи обернулась к графине, протянула ей фото:
— Посмотрите на фотографию, Анриетта. Пожалуйста. Вы увидите сходство. Габриель старается выставить меня шлюхой, но с Жусленом у меня ничего не было. Отец моего ребенка — виконт.
Габриель едва заметно кивнул Аслану — дворецкий шагнул к Софи, взял ее за локоть, а суданцы сомкнулись вокруг нее.
— Прошу прощения, мадемуазель, — почтительно сказал Аслан с легким поклоном.
— Разве вы не видите, Анриетта? — умоляюще вскричала Софи. — Разве не видите, что происходит? Эта ваша ведьмочка вовсе не четырнадцатилетний ребенок. Это тигрица, защищающая своего самца. Раскройте глаза. Она молода и красива; Габриель возьмет ее к себе в постель, если уже не взял. А вас вышвырнет за дверь, как вышвырнул меня. — Софи разрыдалась.
— Мне очень жаль, мадемуазель, — сказал Аслан, по-прежнему деликатно держа Софи за локоть. — Но боюсь, я должен вывести вас вон.
— Анриетта, прошу вас! — умоляла Софи. — Мне нужна ваша помощь, моему сыну нужна ваша помощь. Ему нужно имя отца. Я приехала лишь затем, чтобы просить вас об этом. Пожалуйста, помогите мне!
Но Аслан и его суданская фаланга уже выводили рыдающую женщину из комнаты.
После ухода Софи в салоне долго царило молчание, все слушали затихающие вдали рыдания.
— Это чудовищно, Габриель, — наконец тихо сказала графиня. — И ведь это правда, верно?
— Не волнуйтесь, дорогая, — успокаивающе сказал виконт. — Все это ложь, злобная ложь отчаявшейся женщины. Ее ребенок не от меня. Это совершенно исключено.
— Я не об этом, — сказала графиня. — Конечно же, ребенок ваш, Габриель. Мы все это знаем. Я имела в виду другое: она сказала о Рене правду, верно?
— Что? Разумеется, нет! Смешно! — запротестовал виконт. — Я люблю вашу дочь как свою собственную. И не более того.
— Все, что она сказала, чистая правда, — сказала графиня. — Я делала вид, что это не так, пыталась пропустить мимо ушей, но все время знала, что это правда.
— Дорогая, вся наша семья должна здесь объединиться, — сказал виконт. — Софи, безусловно, предъявит мне претензии, сомневаться не приходится. Я богат, и она с удовольствием потребует некую часть моего состояния для своего незаконного сына. Однако вся на свете ложь, слетающая с губ озлобленной, неразборчивой женщины, по сути соблазнительницы, стремящейся разрушить нашу семью, не должна коснуться нас, не должна рассорить нас друг с другом… А теперь я хочу сообщить вам кое-что очень важное, — продолжал виконт уже веселым тоном, раз навсегда поставив точку в проблеме Софи Корде и ее визита. — Весь день намеревался сказать вам, что недавно принял решение; мы отправимся в Армант раньше, чем планировалось, точнее послезавтра. Так что не будем терять время. Начинайте сборы прямо сейчас.
И графиня, и Рене прекрасно понимали, что Габриель поменял свои планы сию секунду, под влиянием ситуации, чтобы сбежать от присутствия Софи в Каире и чтобы избавить их от ее обвинений. Обе понимали, что Габриель, вне всякого сомнения, отец незаконнорожденного. Но к несчастной женщине ни мать, ни дочь не испытывали ни малейшей симпатии и жалости, лишь убийственное презрение. Несмотря на напускное высокомерие, Софи была женщина слабая, неразумная, неразборчивая в любовных связях, непредусмотрительная, не подумавшая обезопасить свое будущее. В результате она пошла на окончательное унижение, непрошено заявилась в «Розы», умоляя об имени для своего незаконного сына, и что же — ее выставили за дверь как попрошайку. Она получила по заслугам. Папà прав, думала Рене, все женщины дуры. Он сотни раз это твердил. Но она дурой не будет.
— Послезавтра, дядя Габриель? — переспросила Рене, уже оставив сей инцидент в прошлом. — Как же нам успеть собраться к сроку? У мисс Хейз будет истерика!
Рене пришла в восторг, что они поедут на плантации, ей надоела затворническая жизнь в Каире, она жаждала новых приключений.
Наутро, когда Рене и мисс Хейз занимались сборами, виконт зашел к ним и сказал мисс Хейз, что хочет поговорить с дочерью наедине.
— Да, конечно, господин виконт, — отвечала гувернантка. — Мне все равно надо повидать мадам Мезори по поводу нашего багажа, так что я спущусь вниз.
Она ушла. Габриель наклонился, приблизил лицо к Рене, коснувшись губами ее губ.
— Я должен кое-что тебе сказать, дорогая. И хочу сказать это с глазу на глаз. Я только что вернулся от французского консула. Бумаги об удочерении подписаны. Отныне ты моя дочь. Моя настоящая дочь! — С этими словами виконт заключил свое новообретенное дитя в объятия и крепко прижал к себе. Рене тоже обняла его, чувствуя крепкий запах одеколона приемного отца и уже привычно чувствуя на животе что-то твердое.
— Ты рада, что поедешь в Армант, малышка? — шепнул он, отпуская ее.
Рене взяла его руку в свои, поцеловала.
— Да, дядя, очень-очень рада.
— Нет-нет, не «дядя», — поправил он. — Теперь ты должна называть меня «папá».
Рене рассмеялась:
— Не могу. У меня уже есть папá.
— Да, пожалуй, верно, — сказал виконт. — Но и называть меня дядей ты уже не можешь.
— Тогда я буду звать тебя просто Габриелем, — гордо предложила она. — Как взрослая!
— Отлично, — согласился виконт. — В Арманте ты повсюду будешь со мной, дочь моя. И я научу тебя всему, что касается управления плантациями. Дважды в неделю мы будем вместе объезжать владения. Они огромны и тянутся от западного берега Нила до пустынных дюн на горизонте. Целый день верхом, ночевать будем в отдаленных хижинах, а иногда и в сурадеках — палатках из искусно расписанного египетского хлопка. Вот увидишь, дорогая, это будет большое приключение.
Глаза у Рене загорелись, и она широко улыбнулась, предвкушая романтические скачки верхом в компании дяди целый день и ночевки в палатках. Но затем у нее возникла другая мысль.
— А мамá тоже будет с нами? — спросила она.
— Нет, конечно, — сказал Габриель. — Только ты и я, малышка.
И Рене ощутила огромное удовлетворение: за последние два дня она победила двух соперниц — сначала Софи, а теперь собственную мать. Она стала дочерью виконта, бесспорной царицей в этом дворце.
Армант, Египет
Декабрь 1913 г
1
Прохладным утром в начале декабря 1913 года семейство де Фонтарс покинуло Каир, отправившись вниз по Нилу в расписанной золотом дахабийе, египетском судне с жилыми каютами, нанятой у лондонской фирмы «Томас Кук». На широкой речной глади кишели десятки других судов, барж и мелких
