Июнь-декабрь сорок первого - Давид Ортенберг

Что ж, резонное замечание. Я согласился.

"Веселые" заметки Эренбурга действительно веселили бойцов. Однако помню я один телефонный звонок, за которым последовали сомнения и назидания:

- Так ли надо писать о немецких захватчиках? Не расслабляет ли наших людей такое пренебрежительное, смешное изображение врага? Не до смеха теперь, когда немцы захватили огромную часть нашей территории. Нужны другие слова - суровые, строгие...

Я рассказал об этом звонке Эренбургу. Он выслушал меня внимательно, помолчал, очевидно обдумывая услышанное, и ответил твердо:

- Уверен, что такие сомнения беспочвенны. Наши фронтовики понимают что к чему...

И правда была на его стороне. Об этом свидетельствовали отклики, стекавшиеся в редакцию со всех фронтов, со всех концов страны. В этом убеждали меня и личные беседы с бойцами, с командирами, с политработниками всех степеней во время моих поездок на фронт.

"Веселые" заметки Эренбурга несли в себе не только сарказм. Они вызывали не только смех, но и гнев, презрение к захватчикам, внушали читателям веру в нравственное превосходство наших воинов над фашистскими выродками.

Эренбург "помог разоблачить "непобедимого" германского фашиста, помог распознать в хвастливом немецком нахале первых месяцев войны жадного, вороватого фрица, тупого и кровожадного. Эренбург убивал страх перед немцем, он представлял гитлеровцев в их настоящем виде".

Так оценил Николай Тихонов выступления Ильи Григорьевича в "Красной звезде".

27 июля

Среди других материалов этого номера газеты выделялся очерк Николая Богданова "Гроза "хейнкелей" Арсений Дмитриев".

Богданов пришел в "Красную звезду", можно сказать, прямо с курсантской скамьи. Летом сорокового года по инициативе Всеволода Вишневского Политуправление РККА организовало курсы военных корреспондентов. Была там и писательская группа, в которую зачислили Богданова.

Сначала занимались только по вечерам. Изучали боевую технику, топографию, тактику. Приобрели некоторые знания и в области оперативного искусства.

В конце апреля сорок первого года выехали на полтора месяца в лагеря для практических занятий на местности. К прежним предметам обучения прибавились новые. В том числе - огневая подготовка. Писатели учились стрелять из винтовки, метать гранату.

По окончании курсов всем были присвоены воинские звания. Николай Богданов прибыл к нам в звании батальонного комиссара.

Война только начиналась. Для большинства писателей, назначенных военными корреспондентами, была характерна некая "штатскость" и в манере держаться, и в одежде. Богданов заметно выделялся среди них воинской подтянутостью. На нем ладно сидела военная форма. На груди поблескивала медаль "За боевые заслуги" - редкая тогда награда.

- Где порох нюхали, батальонный комиссар? - спросил я.

- Там же, где и вы, товарищ бригадный комиссар, в снегах Финляндии.

Четкий ответ сопровождала приветливая улыбка. Невольно подумалось: "Этот зря не пропадет и редакцию не подведет".

Богданов был послан на Северо-Западный фронт, где в то время сложилась трудная обстановка: тесня наши войска, фашисты продвигались к Порхову, Пскову, Новгороду. Напарником Богданова туда же поехал Семен Кирсанов, человек сугубо штатский, "обстрелянный" лишь в литературных баталиях. Мы всегда старались ставить таких рядом с людьми, имеющими боевой опыт.

- Держитесь Богданова, он вас от многих ошибок избавит и в лихую минуту выручит, - напутствовал я поэта.

Подтвердилось это скорее, чем можно было предполагать.

Первая воздушная тревога застала наших корреспондентов на Новгородском вокзале в офицерском буфете. Едва открыли огонь зенитки, все кинулись в бомбоубежище. Богданов придержал Кирсанова:

- Спокойно, бомбежки не будет. По гулу слышу - идет один самолет. Это разведчик.

И не спеша направился к буфетной стойке, где у горячего "титана" высилась груда пирожков. Из-за поспешного исчезновения буфетчиц пришлось заняться "самообслуживанием". Вернувшись на свое место после отбоя, буфетчицы застали корреспондентов за чаепитием.

А вот когда фашистские бомбовозы прицельно бомбили новгородский Дом офицеров, где располагалось политуправление Северо-Западного фронта и при нем корреспондентский пункт "Красной звезды", Богданов увлек своего напарника в старинную каменную церквушку со стенами метровой толщины. В церквушке при бомбежке даже свечи не погасли, а в Доме офицеров были и раненые, и контуженные, и убитые.

Сразу же Богданов показал и высокий класс корреспондентской оперативности. Накануне в вечерней сводке Информбюро было несколько строк о летчике-истребителе Дмитриеве, который сбил уже одиннадцать немецких бомбардировщиков. На следующий день, просматривая материалы, только что поступившие от наших спецкоров, я увидел среди них очерк Богданова об этом же летчике. В очерке объяснялась одна из причин боевых успехов Дмитриева. Впрочем, не буду пересказывать очерк. Приведу лучше выдержку из него:

"Когда Дмитриев отрабатывал с майором Ловковым наведение истребителя на цель при помощи радирования с земли, кто-то недоверчиво сказал:

- Неужели ты будешь дожидаться того, чтобы тебе по радио указали цель? Да мы десять раз собьем противника, пока ты советуешься с землей...

Дмитриев настаивал на своем. И вот однажды, когда к аэродрому, пользуясь туманной дымкой жаркого летнего дня, подкрались фашистские бомбардировщики, Дмитриев вылетел, как всегда, спокойно, не суетясь. Поднявшись, он внимательно всматривался в небесное марево и вместе с тем прислушивался к тому, что скажет ему "земля".

И вот знакомый, спокойный голос майора Ловкова произнес с земли:

- Дмитриев, Дмитриев, левее, левее, выше... Дмитриев взял левее и выше.

- Еще левее, еще, - доносился басок Ловкова, - смотри вперед, немец перед тобой...

Дмитриев замер - перед ним вражеский самолет, камуфлированный настолько, что даже вблизи терял обычные очертания.

- Дай ему! - напутственно произнес Ловков.

Дмитриев не замедлил привести этот совет в исполнение. Атака была неукротимой... Немецкий самолет повалился вниз столь стремительно, что его экипаж погиб, не успел выброситься на парашютах.

- Готов гад, - комментировал с земли Ловков.

Пользуясь радионаведением, Дмитриев сбил еще несколько самолетов того же типа "Хейнкель-111".

И теперь нет летчика в авиачасти, который не равнялся бы на Дмитриева..."

Отличался Богданов и своей исполнительностью. Вспоминаю мои с ним переговоры по военному проводу в связи с введением института военных комиссаров.

- Узнайте в политуправлении, кого там считают лучшим военкомом полка, и сразу же отправляйтесь к нему, - потребовал я. - Очень нужен очерк о боевом комиссаре.