И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

— Ха, — самодовольно растянула запавшие губы в беззубой улыбке Макмыр. — Не спеши, забудь про него, мила дочь. До своего Октябрьского ты теперь не скоро доберешься. Тамошняя убыр со мной до самой смерти здороваться не будет, что я у нее такую девку перехватила. Да так ей, бестолковой, и надо. Куда она раньше смотрела?

— Да я в городе с пятнадцати лет жила… — нехотя проговорила Находка, морщась, как от боли при одном воспоминании о своей городской жизни.

— Ишь, городская фифа… — неодобрительно покачала головой убыр. — Знаю я ваше городское житье… Балы, золоченые телеги… с навесами… чуни хрустальные и… и…

Она поскребла по сусекам своей памяти на предмет еще каких-нибудь ассоциаций к манящему и искушающему понятию "город" и выговорила со смаком кучерявое слово:

— …перманент.

— Да что вы, убыр Макмыр, я там работала…

— Работала она… В городе-то. Полы, поди, мыла, да пыль вытирала, — произнесла Макмыр таким тоном, как будто в ее понятии мытье полов, вытирание пыли и посещение балов на золоченых телегах и в хрустальных чунях с перманентом стояли на одной доске.

— Да… — отчего-то смутилась октябришна, как будто старуха была права.

— Ну, ничего, мила дочь, — успокаивающе похлопала ее по плечу старуха. — У нас к лесному житью быстро взад привыкнешь. А сейчас ко мне полетели. Там и поговорим.

Она кивнула на корыто.

— Я не умею, — затрясла головой октябришна. — Это ее… Сер… рафима… управляла.

— Ты? — удивленно вытаращила на царевну серые очи из-под нависших бровей старуха. — А ты-то откуда умеешь? Тебе до убыр как пешком до какой-нибудь Нени Чупецкой. Или Лукоморья. Это я не приглядываясь вижу, девка!

— Вот, кстати, о Лукоморье. Вообще-то, затем мы к вам и шли, — вставил, наконец, важно и свое веское слово Саёк, уберегая ее величество от ненужных объяснений, — чтобы дорогу спросить туда. Нам очень срочно надо. У нас дела там важные. Срочные.

— Хм-м… Дела у него… важные… — продемонстрировала ослепительную улыбку во все семь зубов Макмыр. — Вот вернемся ко мне, я баньку истоплю, покушать приготовлю, постели постелю на сеновале — в избе все кроме меня не уйдемся, а потом вы мне про свои дела-то и выложите.

Все время, пока убыр перенесла свое внимание с нее на ее спутников, Находка мялась, ерзала, вытягивала шею, морщилась, вытаращивала глаза, краснела и бледнела, как будто проглотила горячий гвоздь. И это не могло не остаться незамеченным.

— Чё подпрыгиваешь, мила дочь? Чё сказать хочешь, ли чё ли?

— Да, убыр Макмыр, — потупилась октябришна, нервно ломая пальцы. — Спасибо вам за все, за доброту вашу, за доверие, за все… Только не могу я убыр быть.

— Это почему еще? Как можно не хотеть быть убыр? — в совершенно искреннем непонимании уставилась Макмыр на пылающую как лесной пожар девушку.

— Я должна ее цар… Серафиму… до Лукоморья проводить, чтобы с ней чего по дороге не случилось.

— И я! — шагнул вперед гордый Саёк.

— Постойте, ребята, постойте, — сделала умиротворяющий жест руками царевна. — Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Давно. Как только мы отсюда выберемся… я отсюда выберусь… Дальше я пойду одна. Мне так привычнее, — снова поведя руками, предотвратила она зреющий взрыв протеста. — Мы ведь не в игрульки здесь играем. Костею в когти попадемся — вас на месте прирежут.

— А вас?..

— А меня чуть попозже. Тупым ножом.

— Да что вы такое…

— Сейчас его армии везде уже поди, — не обращая более внимания на попытки ее прервать, продолжала царевна. — Дорогами точно не пройти, и лесом опасно. Но одна я незаметно до Лукоморья проскользнуть смогу. А с вами только про вас думать и буду — как бы чего не случилось. Так что, подумала я-подумала…

— А я?..

— А я?..

— А МЫ?!..

— Да спасибо вам, спасибо, драгоценные вы мои, — обняла их едва слушающимися руками Серафима. — В стране Октября я бы без вас пропала, как пить дать. Но дальше будет все как всегда. И мне надо спешить.

— Я вас не задержу! Я на ногу скорый! И полезный!

— Я за вами все равно пойду, хоть украдкой, да пойду, не брошу никогда!

— Ты энто куда намылилась? — встревожилась Макмыр, все это время настороженно вслушивавшаяся в разговор и старавшаяся понять, что это могло означать для нее. — Сгинешь, девка. Твоя сила и так невелика, хоть какие ты чудеса тут выделывай, а из страны Октября уйдешь — и вовсе ее потеряешь! С Костеем тягаться хотите, да? Слышала я про него. С ним бороться — что ежа босиком пинать. Глупое вы дело затеяли, вот что я вам скажу.

— Глупое, — спав с лица, кивнула Находка. — Да только я ее… Серафиму все равно нипочем не оставлю.

— И я! Я маленький, верткий, сильный — я пригожусь!..

— Находка, мила дочь, — положила на плечо октябришне тонкую костлявую руку Макмыр. — А как же октябричи? Ты подумай! Если ты пропадешь — мне замены не будет. Как летом я помру, гондыр не соврет — людям жизни не даст. Хорошо, если убежать вовремя догадаются! Сколько уж так деревень исчезло — не меньше десятка! Убыр помирает — лес некому сдерживать… Нешто тебе своих же не жалко?

— Но… я вернусь!.. Правда! Октябрем-батюшкой клянусь!..

— Не вернешься, мила дочь, — покачала задумчиво головой убыр. — Ты — не вернешься. Серафима ваша опытная. Саёк ловкий. И нахальный. А ты им обузой будешь, потому что весь толк с тебя — подолом за коряжины цепляться.

— Я мужской наряд надену, как она!

Убыр сердито поджала тонкие губы.

— Тьфу на тебя. Вот ведь нудная девка…

— Нудная — так подавно отпустите с Серафимой идти, — надулась и Находка.

— С Серафимой, с Серафимой… Вот заладила… Упрямая. Так и съела бы… Не боись. Шуткую. Ладно… Вижу, не отговорить тебя… — кивнула убыр.

— Нет. Ведь если вы об октябричах радеете, так и об остальных людях порадеть должны! Если Ксотей силу наберет, Лукоморье захватит, так ведь дальше-то весь Белый Свет за…

— Да ты мне сказки не рассказывай, — скептически прищурилась Макмыр, — Об Лукоморье каком-то она радеет. О Белом Свете. Так и скажи, что с подружкой погулять еще хочешь, что в лесу после города тебе сидеть хуже горькой редьки.

— Нет, честное слово, убыр Макмыр, не так все это…

— Так, не так… — проворчала старуха. — Ох, на преступление толкаешь ты меня… Да нет, никого я есть не собираюсь, — со смешком добавила она под напряженно-вопросительными взглядами. — Если что — предупрежду. Я про эту вот девицу говорю городскую… Фармазонку… Нет, фуражирку. Или суфражистку?.. Ладно. Хочешь погулять напоследок, мир поглядеть — насильно держать не стану. А то никакое учение впрок не пойдет.