Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Хочу выйти наружу и серьезно переговорить с Семнадцатым.

– Но не в таком же состоянии!

Илиа прервала ее резким взмахом хрупкой руки:

– Хоури, здоровье у меня ни к черту, но если я получу невесомость, скафандр и оружие, то кое-что смогу. Поняла?

– Вижу, ты никак не хочешь смириться.

Робот помог Вольевой встать.

– Смириться? – Илиа усмехнулась. – Я и слово это только что узнала.

Хоури вздохнула и подставила триумвиру плечо.

На краю боевого пространства, хотя уже в пределах досягаемости оружия «Ностальгии», Антуанетта закончила серию маневров, предназначенных затруднить прицеливание, и снизила тягу до одной g. В иллюминаторах «Буревестника» уже различался продолговатый корпус субсветовика Вольевой – искорка, мигающая в двух тысячах километров. Конечно, сам по себе он не светился, но два-три раза в минуту сильная вспышка освещала на мгновение «Ностальгию». Это взрывалась ракета, торпеда, судно штурмовой группы или боевой робот. Так молнии в грозовую ночь выхватывают из темноты маяк на отвесной скале, выступающей из морских глубин.

Несмотря на кратковременность вспышек, местонахождение огромного корабля определялось сразу и точно: вокруг метался рой огней, таких ярких, что оставался след на сетчатке. Их траектории – спирали, арки – медленно угасали на фоне космической темноты. Так остаются перед глазами огненные черты от бенгальских огней, с которыми в праздник мчатся детишки на доисторической карусели. Были в атакующем рое вспышки и помельче, – это взрывался меньший калибр. Изредка выстреливал зеленый или красный лазерный луч наводки, рассеиваясь в выпускаемом подбитыми судами воздухе или в струе выхлопа.

Проклиная себя за неспособность сосредоточиться только на необходимом, Антуанетта отметила: как раз на этот счет и врут в космических операх и голографических фильмах. Там луч лазера в пространстве всегда остается невидимым, и эта таинственность, незаметность угрозы усиливает зрительское напряжение. Настоящий ближний бой в космосе намного грязнее и уродливее киношного. Повсюду облака газа, тучи обломков. Всегда хватает хлама, чтобы рассеять пучок излучения.

Атакующий рой, длиною в несколько десятков километров, был плотнее всего в середине, истончаясь к краям. Хотя «Буревестник» еще находился далеко, Антуанетта хорошо понимала, какая это соблазнительная мишень. Обороне триумвира хватало ближних целей, но рассчитывать на долгую невнимательность вражеских орудий вряд ли стоило.

По внутренней связи донесся голос Ксавьера:

– Антуанетта, Скорпион с ребятами готов отчалить. Говорит, открывай шлюз, когда захочешь.

– Мы еще далеко, – ответила девушка.

Тут заговорил Скорпион. Антуанетта давно научилась отличать его по голосу от других свиней.

– Эй, Антуанетта, нам уже хватит топлива на дорогу. Ближе нас подвозить не надо, не рискуй своей птичкой зря.

– Но чем ближе я подвезу, тем больше у вас останется топлива. Разве нет?

– Тут не поспоришь. Тогда еще полтысячи километров, и все. Дальше мы уже точно сами.

Она увеличила изображение боевого пространства. Информацию теперь передавало множество камер, носящихся близ «Ностальгии по бесконечности». Обрабатывались разные потоки, чтобы убрать погрешности относительного движения, и сливались в единое целое, и хотя изображение временами мерцало и подвисало при обновлении данных, выглядело оно так, будто Антуанетта парила в километре-двух от вражеского субсветовика. Девушка подумала, что тишину боя голографические проекторы передают верно, – и как же она страшна! Это противоестественно – видеть смерть и разрушения среди кромешной тишины. Воображение так и норовит заполнить пустоту воплями и разрывами.

Впечатлению сильно способствовала выглядывающая из тьмы «Ностальгия по бесконечности». Случайные краткие вспышки не показывали ее полностью, не позволяли охватить взглядом, но увиденного хватало, чтобы не на шутку испугаться. Корабль казался сущим чудовищем.

И вдруг в этой темной глыбе, среди диковинных наростов возник прямоугольник золотого света. Лишь на мгновение возник, но этого хватило, чтобы наружу проскользнул маленький шаттл. Его выхлоп озарил узловатый башнеподобный протуберанец на корпусе, и, когда шаттл разворачивался, стабилизируясь импульсами, яркими вспышками маневровых движков, черная тень башни ползла по чешуйчатой шкуре субсветовика.

– Фелка, и что же ты хочешь рассказать про волков?

– Все, что узнала. Вернее, все, что волк позволил мне узнать.

– И это может быть далеко не всей правдой. Даже и не правдой вовсе.

– Даже если и так, я считаю, что должна рассказать тебе.

Волки не вели войну против разума как такового. Уничтожение рас было лишь частью их обширной – и уже практически непосильной – задачи управления Галактикой. Совершая массовые убийства, они тем не менее не намеревались искоренить всю разумную жизнь. Их деятельность можно сравнить с уходом лесничего за лесом, с подрезанием ростков, а не сожжением или сплошной корчевкой. Скорее, волки тушили пожар, но не полностью. Оставляли тут и там тлеющие огоньки.

Если вдуматься, именно существование волков, машин-убийц, давало ответ на давнюю загадку одиночества людей во Вселенной, отсутствия в Галактике других разумных рас.

Конечно, могло выясниться, что человечество – всего лишь крайне маловероятная флуктуация в безжизненном космосе. Возможно, зарождение жизни и развитие ее до уровня технологий и межзвездных перелетов – событие невероятно редкое, и проходят миллиарды лет, прежде чем оно повторяется.

Так считали люди в начале эры межзвездных путешествий. Но затем путешественники обнаружили руины других разумных цивилизаций у ближайших звезд. Увы, технологически развитые цивилизации оказались не редким исключением, а нормой.