Мифология греков и римлян - Алексей Лосев

Однако греческая религия и в отношении догматики была слаба. Она не имела строго унифицированной системы. В ней скорее действовала традиция, так называемые неписаные законы, т. е. отсутствовали законодательно закрепленные священная история и догматика, в общественной и частной жизни большое значение имели обряды и ритуалы, основанные на моральных принципах, освященных религиозным преданием, а не сводом канонических правил.

Мифология как форма освоения мира человеком родовой общины была полна чудес, в реальности которых никто не сомневался. Каждый миф расцвечивался безудержной фантазией человека, погруженного в загадочную жизнь живого тела природы, частицей которого он и сам был, общаясь с таинственным и могущественным миром демонических стихий и богов.

Миф, как мы установили выше, был полон выразительности, т. е. имел огромное эстетическое значение и поэтому был закреплен, живо воспринят, расцвечен, разработан в греческой поэзии и прозе, интерпретировался на протяжении всей античности философами и учеными, которые чисто художественные образы доводили до невероятно сложных и отвлеченных символических и умственных конструкций.

В своей книге Лосев доказывал на основе собранных им бесчисленных текстов (недаром он любил кропотливую науку, классическую филологию), что мифомышление возникает на ранней ступени общины — родовой формации, когда на мир переносятся родственные отношения древнего человека (иных он не знает) и весь космос для него представляет собой одну огромную родовую общину, одно огромное живое тело.

Лосев ввел в науку получивший потом большое распространение термин «хтонизм», указывающий на первенствующую роль Матери–Земли в порождении первопотенций — сил, управляющих миром. Это был мир архаической, доолимпий–ской мифологии с ее фетишизмом (пониманием всего неживого как живого), миксантропизмом (соединением животного и человеческого начал), тератоморфизмом (миром чудовищных форм). Здесь звериное и человеческое начала были нераздельны, ибо человек сам не отделялся от природной материи и ощущал себя не как «я», не как некую субстанцию, а только как атрибут этой материи. Поэтому превращаемость, оборотничество, в пределах единого живого тела природы была одним из главных принципов архаического, доолимпийского, хтонического бытия. Этот хтонический мир основывался на таких «вечных законах», которые требовали «постоянных чудес и превращений, постоянных сверхъестественных совмещений и разъединений, рождении и уничтожении»[149] .

Лосев обосновал периодизацию, связанную с переходом от материнской общины к отцовской, патриархальной, которая стала основой антропоморфной, классической мифологии, где господствовала олимпийская семья богов, победившая стихийных, рожденных Землей Титанов.

Лосевым были учтены рудименты архаики в благородных антропоморфных олимпийских богах. Их страшное зооморфное, животное прошлое сохранялось в классике уже не самостоятельно, субстанциально, но в качестве необходимых атрибутов. Так, например, змея стала атрибутом мудрой Афины, бывшей некогда змеей; Зевс стал владеть громами и молниями, будучи некогда небом, посылающим эти грозные силы; Дионис, украшенный плющом, — сам некогда растительный, фитоморфный фетиш; лавр Аполлона напоминал о его любви к древесной нимфе Дафне — лавру. Учтены были в архаике и ферменты, ростки будущей классической структуры мифов. Так, например, в мифе о сестрах–Горгонах одна из них — Медуза — смертнау две другие бессмертны, т. е. здесь явно намечалось представление о бессмертии божественной силы, тогда как архаические, еще безымянные даймоны (демоны) составляли единое целое с предметом, в котором они обитали, и были, как и он, подвержены уничтожению.

В книге исследовались целостный исторический комплекс мифа, его множественная семантика во всей ее многозначности: от древнего оборотничества и фетишизма до изысканных и благородных форм, от безымянного и безликого демонизма к красоте умного героизма, уничтожавшего чудовищ и строящего жизнь на принципах меры, красоты, справедливости. Рассматривался там и закат героической мифологии, так называемые мифы о родовом проклятии, наложенном богами на дерзких героев, знаменующие конец живого мифологического развития, когда в миф переставали верить как в непреложную реальность, в реальность чуда и он становился предметом поэзии и рефлексии.

Первые сто страниц книги А. Ф. Лосева, ее Введение, явились сгустком теории, которая полностью была развернута в дальнейшем исследовании при рассмотрении двух мощных олимпийцев — Зевса Критского и Аполлона, его сына и соперника.

А. Ф. Лосев обратился к мифологии Зевса Критского как к одной из интереснейших и древнейших. Олимпийский Зевс был рассмотрен им в «Олимпийской мифологии». Но Крит, где родился и воспитывался Зевс в окружении Куретов и Корибантов своей матерью Реей и где, по преданию, была даже могила Зевса, которую критяне показывали (за что и попали в поговорку: «Все критяне — лжецы»), Крит — колыбель великой культуры, с его загадочным Лабиринтом, Минотавром Астери–ем — Звездным, железным Талосом, стражем острова, священными пещерами (в одной из них царь Минос беседовал со своим отцом Зевсом), двухлезвийными топорами–лабрисами, человеческими жертвами, растерзанием Зевсова сына Загрея — Диониса» почитанием женщины — жрицы и владычицы, — такой Крит не мог остаться в стороне от внимания исследователя. В книге оказались представлены отдельные мифологические комплексы, такие, как Зевс и Европа, Минотавр и Лабиринт, рождение и воспитание Зевса, а также мистериальная разработка мифов, в том числе орфическая. На основании изучения Критского Зевса Лосев установил, что только ко второй половине II тысячелетия до н. э. укрепилась и развилась под влиянием Микен олимпийская мифология и Зевс стал приобретать черты верховного мужского божества. Подлинным универсальным божеством патриархального общества Зевс стал именно в период микенской культуры, в связанной с ней олимпийской мифологии.

Мифология Аполлона прослежена в книге от архаики до эллинизма, от хтонических корней к классическому Аполлону и его почитанию в Дельфах и далее к эллинистическому аллегоризму и эстетизму этого великого божества. Лосев изучил важнейшие исторические комплексы мифов об Аполлоне, такие, как жизнь и смерть божества, возлюбленные и потомство Аполлона, убитые Аполлоном, и особенно миф об Аполлоне и загадочных гиперборейцах. Календарная мифология связывала хтонического Аполлона с идеей его извечного возвращения, но включала также прославление бога — покровителя городов, племен, целых стран, его участие в создании предпосылок для городской жизни с ее общественно–политической практикой. От хтонического, фитоморфного и зооморфного демона — к убийце чудовищ, меткому стрелку, покровителю героизма, водителю Муз, символу порядка и меры, стройности и гармонии, врагу всяческого оргиазма — таков сложный путь мифа об Аполлоне.

Но и этого было мало. Автор посвятил не менее двухсот страниц образу Аполлона в античной литературе, греческой и римской, в эпосе, лирике и драме, в исторической и географической прозе у философов и мудрецов, у грамматиков и лексикографов, у авторов не только языческих, но и раннехристианских. Лосев создал величественную фигуру универсального божества, солнечного бога, вобравшего в себя черты некогда верховного отца — Зевса.

Автору хотелось не отстать от новых открытий в науке. Он до последнего делал вставки в окончательный текст и напоследок составил еще и Приложение, где успел сказать о дешифровке табличек крито–микенской эпохи.

Как всегда, обширный перечень использованной литературы и текстов сопровождал книгу Лосева, удивляя читателя эрудицией и оригинальностью мысли.

После выхода книги никто уже не считал странным, что в «Философской энциклопедии» в пяти томах (1960—1970) были помещены не только философские, не только эстетические статьи Лосева (их целая сотня), но также огромная статья «Мифология» с изложением теорий мифа от античности до наших дней.

Когда в 70–е годы стали готовить энциклопедию «Мифы народов мира» в двух томах (1980—1982 гг. — первое издание), Лосев принял в ней самое деятельное участие как член редколлегии, как автор многих больших статей и как автор ведущей статьи «Греческая мифология». Проблема мифа в соотношении с символом, метафорой, аллегорией, художественным образом вновь, как и в «Диалектике мифа», была поднята Лосевым в книге «Проблема символа и реалистическое искусство» (1976), в собрании статей «Знак. Символ. Миф» (1983).

Уже никого не смущало, что в «Истории античной эстетики» в каждом из восьми томов и в «Эллинистически–римской эстетике I—II вв. н.э.» (1979) А. Ф. Лосев всегда останавливался на проблемах философских, эстетических и мифологических, являя их в органическом единстве, а если требуется, то и в дифференцированном виде, подробно разъясняя свою позицию касательно этих трех областей духовной жизни, создающих неповторимый тип античной культуры. Сущность последней он изложил в 12 тезисах, выступая с публичной лекцией в Московском университете в канун своего 90–летия. Она была напечатана затем Ю. А. Ростовцевым в журнале «Студенческий меридиан» и вошла в первую книгу восьмого тома «Истории античной эстетики» (1992).