Романески - Ален Роб-Грийе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночь. Довольно спокойная А. Она в растерянности. Она долго и равномерно водит расческой сверху вниз. В какой-то момент женщина оборачивается к зеркалу туалетного столика и наклоняется, чтобы взглянуть на себя…
Тотчас меняется план: на короткое время появляется сад при дневном свете. Статичный вид обломков балюстрады, валяющихся под каменной стеной. Не исключено, что здесь же видно начало уходящей вверх лестницы. Солнечно.
Внезапное возвращение в комнату. А находится возле задернутого шторой окна. Вот она отпускает приподнятый край шторы. Пластичное и тяжелое движение падающей ткани. Номер в точности тот, каким был совсем недавно. Женщина занялась перестановкой мебели и внимательно всматривается в окружающие ее вещи.
Затем она ложится на кровать, но не поперек, как в сцене насилия, а как обычно — так, что грудь ее оказывается немного приподнятой лежащей в изголовье подушкой; заботливо причесанные волосы обрамляют лицо. Поза женщины расслабленная и, можно сказать, игривая; в ней не чувствуется никакой скованности; мы наблюдаем черты человека усталого, но красивого, мысленно витающего где-то очень далеко.
Входит М (стука в дверь слышно не было, и гость возникает вдруг — разумеется, посредством маневрирования камерой). М направляется к кровати. Несколько секунд он молча изучает женщину, потом говорит.
М (грустно и мечтательно): Где вы… моя утраченная любовь?
А (неуверенно): Здесь… Я здесь… Я с вами… в этой комнате…
М (с нежностью): Нет, это уже не так.
А (настойчивее): Помогите мне, умоляю! Помогите! Протяните мне руку… Прижмите меня к себе покрепче… обнижите меня сильно-сильно!
М (он протянул было к ней руки, но тут же опустил их): Где вы? Что делаете сейчас?
А (едва сдерживая крик): Не позволяйте мне уехать!
М (с чувством, но кротко): Вы сами знаете, что уже поздно. Завтра я стану одиноким:. Я уйду в дверь вашей комнаты. Она опустеет… (Он чуть-чуть отступил от кровати.)
А (растерянно): Нет… Мне холодно… Нет! Не уходите снова!
М (кротко): Вы сами знаете, что уходите вы.
Однако слышна только часть этого диалога, более чем наполовину заглушённого голосом X за кадром; этот последний вновь заговорил, словно для того, чтобы навязать женщине менее трагичный вариант сцены, в которой якобы должна идти речь исключительно о вещах обыденных; таким образом он тщится как бы озвучить ее собственные мысли.
Голос X: Да, вы уже почувствовали себя лучше… да, сейчас вы ляжете спать… Да, вы будете во всеоружии к приезду этого Аккерсона… или — как его? — Патерсона, с которым обязаны разделить ланч… Нет, вам ничего не нужно… Вы не знаете, что на вас нашло там, в большом зале… и уже не очень хорошо помните о происшедшем… Вам хочется верить, что своим воплем вы не вызвали большого скандала.
Но перед тем как расстаться, М и А обмениваются взглядами, полными отчаяния. М ушел так же тихо и незаметно, как пришел. А не смогла удержаться от того, чтобы, приподнявшись, не проводить его глазами; затем она бессильно падает на постель. После паузы голос за кадром продолжил в более быстром темпе.
Голос X: Коль скоро удалился тот, кто, быть может, является вашим мужем, которого, возможно, вы любите и которого сегодня вечером покинете навсегда, о чем он пока не догадывается, вы принялись приводить в порядок свои вещи, а также приготовили все необходимое для того, чтобы побыстрее переодеться.
Однако видимая на экране А все еще не пытается встать с постели.
Переход наплывом, долженствующий представить зрителю собравшуюся за столом компанию игроков в домино. Пи М, ни X среди них нет. Игра проходит довольно оживленно, но с соблюдением хорошего тона. Причудливо изломанная фигура, составленная из костяшек, выглядит намного сложнее той, первой, и, даже можно сказать, сумасбродней, благо это позволяют правила игры. Голос за кадром продолжает звучать, переходя от плана к плану.
Голос X: Мы договорились уехать ночью, но вам захотелось дать еще один шанс тому, кто вас, похоже, удерживал… Я согласился… Он мог бы прийти… Он мог бы забрать вас с собой…
Наплыв возвращает зрителей на подмостки небольшого театра, как в начале фильма; на сцене те же актер и актриса. Однако сейчас мы присутствуем при начале пьесы; что касается декораций, они иные: на сцене сооружен салон или что-то в этом роде. Комедианты разыгрывают эпизод, из которого ни слова невозможно понять: видно, как шевелятся губы, но чего ради — не слышно. Не наблюдаем ли мы одну из первых сцен с участием X и А? А может, что-то из текущего репертуара? Мариво или еще чью-то вещь?
Голос X: Отель был пуст, как будто все постояльцы съехали. Гости находились на том театральном вечере, который был объявлен задолго и от которого вас освободило недомогание… Полагаю, играли… Название пьесы я запамятовал… Она должна была закончиться поздно… (Пауза.) Бросив вас в вашем номере, в постели…
Перемена наплывом (голос продолжает звучать), ведущая к подвижному плану и к точному воспроизведению довольно большого фрагмента первого кадра фильма: речь идет о медленном движении камеры по пустой галерее в сторону театра.
Голос X: …он направился в зал небольшого театра, где подсел к друзьям. Если бы ему в самом деле хотелось вас удержать, он пришел бы до окончания спектакля…
Наплыв, и вот мы наблюдаем сидящую А, одну, ожидающую, в углу какого-то посещаемого салона (или в одном из переходов, где редко кто появляется). Ее наряд сильно отличается от всего того, что она надевала в течение фильма до этого: на ней нечто вроде английского дорожного костюма; оно, это нечто, элегантно, но скорее строгого стиля и не исключено, что темного цвета. Женщина сидит на краю дивана. Она выглядит так, как если бы ожидала приема у зубного врача или приехала на вокзал задолго до отправления поезда. А время от времени поглядывает на часы в стиле барокко, украшающие один из предметов меблировки салона (возможно, камин), предмет немалых габаритов, украшенный бронзовыми фигурками, определенно, в стиле 1900-х годов. Интерьер должен быть излишне декорирован и соответствовать лабиринто-подобной архитектуре (зеркала, колонны и т. п.), свойственной данной гостинице. А ищет что-то в сумочке, находит письмо и читает его (может быть, она написала его сама); затем рвет на шестнадцать кусочков (то есть разрывает четыре раза), которые машинально бросает на стол (длинный, низкий преддиванный стол) один за другим. Машинально же она начинает раскладывать обрывки по схеме любимой игры М:
