Котик для сильной и независимой (СИ) - Вада Маричка

Мурси сдавила виски со всей силы. Это только кажется, только кажется. Она нормальная! Вот целые, хоть и холодные руки, вот ноги, вот замерзший нос. Живая! Просто немного остыла!

«Властвуй!»

Но и Зов приобрел расплывчатые очертания, когда Мурси окунуло в одно из болезненных воспоминаний детства:

Она совсем еще маленькая, лет шесть, не больше. Спешит на тренировку холодным солнечным утром. Сегодня опять проспала, но хвала Разуму, мастер Христов об этом ещё не ведает, а то не миновать ей внеурочных пробежек и отжиманий. Круглый каменный плац припорошило снегом, но на нём уже достаточно много ребят, делающих разминку. И пока Матильда крутилась на месте, выбирая себе безопасный угол подальше от остальных, кто-то больно толкнул в спину. Психосилой или может быть камнем, девочка не разобралась сразу, а только развернулась и растерянно уставилась на братьев.

Все они занимаются своими делами, да и стоят довольно далеко. Как узнать, кто нарушил устав монастыря и применил психосилу, чтобы походя пнуть её? Матильда внимательно всматривалась в лицо каждому, и каждый из ребят отвечал ей настороженным взглядом, за которым, малышка уже точно знала, прячется страх. К тому моменту живущие с ней бок о бок были прекрасно осведомлены, какой бывает иногда её аура.

Не сознаются! Матильда почувствовала вначале презрение, а потом прилив ярости. Почему они позволяют себе так с ней обращаться! Что она плохого им сделала? Рядом стоящий паренёк, старше её на пару лет, вдруг громко зарычал, схватил тренировочную палку и с размаха стукнул ею себя по голове, да так, что та разломилась пополам. «Вы ещё пожалеете, что связались со мной!» — гневная мысль пролетала в голове Матильды. Дыхание её участилось, стало жарко, позабылся мороз, что ещё секунду назад щипал за нос. Сразу троё мальчишек разбежались и врезались лицом в каменную стену. Остались самые стойкие духом, с закаленной волей. «Сломаю!» — упрямо подумала Матильда.

Тогда то и примчались наставники. Гидрос сразу выпустил сильный разряд, к нему присоединились мастера Бакич и Локич, а Аким, тот парень, что недавно разбил о свою голову палку, схватил ещё одну такую же, подбежал и, со всей силы размахнувшись, ударил ею скованное молниями хрупкое тело Матильды. К нему присоединились остальные ребята, словно падальщики, слетевшиеся на пир. Ни один из взрослых храмовник, присутствующий там, не воспрепятствовал творившемуся безобразию. Наоборот, наставники Силой помогали удерживать мозг маленькой Матильды в состоянии полного бездействия, чтобы ни аура, ни молния, ничего не прорвалось. Но основную боль девочке приносили их слова:

— Мерзкое создание! Только йонгеи пользуются аурами! Выродок, порождение хаоса! Хочешь быть одной из этих отвратительных тварей, что позорят род проводников? Нападать на своих! Только в чёрной душе чудовище могла родиться такая мысль. Изверг! Тошнотворный плевок бездны! Недаром в твоих венах течет не кровь, а скверна…

Сейчас вдруг эти голоса отчетливо понеслись в голове Мурси, перекрывая даже Зов. Мерзкая, отвратительная, плевок Бездны, со скверной вместо крови.

— Прочь! Прочь! Пошли прочь! — выкрикнула Мурси, разбрасывая психосилой мебель и выдвижные ящики из стеллажа. Всё ещё сидя на карачках, она так и попятилась, забилась в угол за диваном и с ужасом продолжала смотреть неистребимые картинки из памяти. Принялась нервно расчесывать руки, раздирая кожу до кровавых ссадин, в надежде выпустить скверну из своего тела.

«Убей, убей, убей!» — заладили голоса на древнем наречии, требуя жертвы. И им было совершенно не важно, что эта жертва их носитель.

Как она потом лежала в холодном, продуваемом зимней стужей, лазарете. В наказание её поместили в отдельную крохотную комнатушку, не установили сканер, решив, что долгое заживление ран только поспособствует лучшему усвоению урока послушания. Пришёл навестить Христов. Наставник сел на кровать, взял абсолютно синюю от гематом руку и строго произнес:

— Матильда, когда уже это всё закончится?

Взрослый мужчина предполагал, что девочка даст ответ на вопрос, который она и сама задавала себе множество раз. Матильда хотела разжать запекшиеся от крови, треснутые в нескольких местах губы, начать оправдываться, рассказать правду, как мальчишки первые начали, но вместо этого расплакалась, в надежде, что наставник пожалеет её.

— Сопли, — сухо констатировал Христов, и лицо его никак не изменилось. — Ты сама виновата в случившемся. Я, кажется, достаточно чётко объяснял последствия использования ауры. Ты понимаешь слово запрещено? Никогда, ни при каких условиях. Почему другие дети могут, а ты нет? Ты ощущала от кого-нибудь из нас, от наставников или от одноклассников подобное воздействие? Почему, они умеют держать себя в руках, а ты нет? Ты бестолковая? Непутевая? Я не знаю, как ещё с тобой разговаривать! А дальше что? Ты, как йонгей, начнёшь есть трупы животных? Потом перейдешь на бьющиеся сердца детей? Пить их кровь? Хочешь встать на Путь разрушения?

Матильда виновато отвернулась. Да, наставник прав, она монстр, чудовище. Была бы как все, никто бы её не толкнул, никто бы не кинул камень.

— Я договорился с одной девочкой, её зовут Бет. Она довольно своеобразная, неберианка. Ученица Гидроса. Будешь с ней дружить. У неё тоже пока не складывается с одноклассниками. Постарайся хотя бы с Бет не использовать ауры, покажи мне, что ты способна на нормальные отношения.

Мурси вытошнило. Она стояла на четвереньках и горькая прозрачная жидкость толчками выходила из её желудка. Настолько мерзкая, что даже друзей самостоятельно не могла завести. И только казалось, что жизнь её под собственным контролем, когда сложились дружеские отношения и с Ванно, и с Леной, с Шерифом, и с Яном, только ей стало видеться, что она может сама создавать приятное впечатление не аурой, а своей оптимистической натурой, как появился Морган. Обаятельный, умный, смешной… Завладел сердцем и разумом своими речами, наивностью и эмпатией. Смотрящий на неё нежным и любующимся взглядом, как никто до него не смотрел. Но подставной! Может быть, клон настоящего Моргана, которого она видела на задании. Быстро сконструированный биоробот с определёнными задачами.

Тогда челюсть не срослась правильно. Долгих два месяца стационарный лекарь ходил за наставниками с требованием воспользоваться медицинским зондом, но те отмахивались. А когда катастрофическая потеря веса довела Матильду до состояния неконтролируемого исхода энергии, решили действовать. Христов сел на кровать и попытался объяснить своей ученице, что ей следует ожидать.

— Будет больно. Очень. Ты ещё слишком мала, чтобы использовать взрослые обезболивающие, мы не рассчитаем правильно дозу. Я не могу подвергнуть всех такой опасности. Но какой бы непутевой ты ни была, ты остаешься моей ученицей. Я буду рядом, буду держать тебя за руку. А ты просто потерпи, пока роботы сделают своё дело.

Матильда уже слабо понимала, что происходит, поэтому просто кивнула. Боль! Смешно было слышать о ней из уст наставника. Боль — это то, с чем она жила каждый день в последнее время.

— Я доверюсь тебе, а ты будь хорошей девочкой, — прошептал Христов, а склонившийся лекарь вколол в скулу нанороботов, которые принялись дробить уже кое-как сросшуюся кость и заново выставлять сустав в правильную позицию, принося Матильде новый вид терзающей агонии на всю голову, стреляющую в ухе, колющую виски, сдавливающую затылок. — Контролируй себя, не искрись! Ты можешь сделать мне больно, помни, что я держу тебя за руку. Контролируй, я сказал! Будь хорошей девочкой! Я тебе доверился! Ты можешь оправдать моё доверие? Можешь быть хорошей девочкой? Да, молодец, правильно. Я доверяю тебе. Сосредоточься на своем состоянии…

И Матильда терпела, держала свою природную стихию внутри, стараясь только не потерять сознание. Это был не первый и не последний раз, когда наставник накручивал в голове определенные реакции на слова «доверься» и «хорошая девочка». Со временем они менялись местами, и уже Матильда в трудных и казавшихся безысходными ситуациях полностью доверялась Христову. И когда её завалило в гроте камнями, и когда разрушился один из подвесных мостов, и даже в таких повседневных мелочах, как зимняя добыча воды, когда любой неверный шаг мог навсегда утянуть тебя на дно ледяного бурлящего потока в горах.