Вселенная Ехо. Том 2 - Макс Фрай

– Да, я заметил, – ехидно согласился он. – Обыкновенно попали, как всегда. Нырнули, и я почти сразу почувствовал, что воды больше нет, а под животом что-то теплое и колючее. Оказалось – ковер. Рядом валялся ты, бессмысленный и бесполезный. Но я не стал выбрасывать твою практически бездыханную тушку на задний двор, прозорливо рассудив, что ты мне еще пригодишься. Поэтому я заботливо возложил твой прах на ложе и даже укрыл его первой попавшейся тряпкой, чтобы глаза не мозолил. А уж потом – заметь, только потом! – занялся собой. Из всего вышесказанного ты должен сделать вывод: я – твой лучший друг, и без меня ты давным-давно пропал бы.

– Ясно, – улыбнулся я. – Ладно, могу сделать такой вывод, если хочешь.

Я соскользнул с подоконника, обошел комнату по периметру, рассеянно разглядывая мелкие детали интерьера, открыл тяжелую створку огромного шкафа. Его содержимое соответствовало моим самым дерзким ожиданиям: здесь было полным-полно теплой одежды вполне приемлемых фасонов и расцветок. Порывшись в этом добре, я нашел уютный толстый свитер из некрашеной белой шерсти и не менее уютные мягкие фланелевые брюки. Переоделся. Мелифаро наблюдал за моими действиями с сочувственным интересом.

– Похоже на ташерскую пижаму, – вздохнул он. – Как, впрочем, и мой костюм. Но мой, по крайней мере, похож на нарядную ташерскую пижаму.

Я благородно воздержался от комментариев по поводу его экипировки. Хотя тема, конечно, благодатная.

Потом мы устроились в уютных глубоких креслах. Я нашел на каминной полке трубку и табак, находка повергла меня в восторг. Мелифаро терпеливо ждал, пока я завершу возню с этими священными предметами. Для человека его темперамента – вполне подвиг.

– Макс, – наконец начал он. – Объясни мне, пожалуйста, как мы с тобой будем жить дальше.

– Долго и счастливо, блин! – хмыкнул я. – Ты это хотел от меня услышать?

– Не валяй дурака, – сердито сказал мой друг. – Когда мы болтались в океане, ты излагал некую теорию. Дескать, здесь все зависит от нашего настроения. Надеюсь, ты не очень обидишься, если я скажу, что в тот момент мне было довольно трудно сконцентрироваться? Поэтому я хочу послушать тебя еще раз.

– Самое главное ты запомнил, – я пожал плечами. – А все остальное – так, лирика. Да, я почти уверен, что здесь все зависит только от нашего настроения. Я сейчас думаю, что Джуффин совершил роковую ошибку, когда честно сказал нам с тобой, что Лабиринт Мёнина, скорее всего, страшное место. Уверен, если бы он сочинил что-нибудь оптимистичное – дескать, это такой волшебный цирк для заскучавших юных колдунов, или огромный квартал Свиданий для заблудившихся между Мирами, никакой жабы не было бы. Ни жабы, ни болота, ни этого пекла с манной кашей под ногами и сапфировым восходом для поэтически настроенных мертвецов. Даже волосатые люди и свалка до горизонта вряд ли попались бы нам на глаза. Мы бы перелетали, как беззаботные птички, с одной ярмарки на другую, не успевая запомнить имена своих случайных подружек. Кстати, я почти уверен, что именно таким образом проводит время наше блудное Величество.

– Потому что он, в отличие от нас, не привык ждать от жизни крупных неприятностей? – Мелифаро понимающе поднял брови. – Ну да, короли – существа избалованные. И, кроме того, Гуриг не имел удовольствия насладиться на дорожку устрашающей лекцией сэра Джуффина о Лабиринте. Возможно, он вообще так и не понял, куда попал, да?

– Ну наконец-то! Узнаю старого доброго сэра Мелифаро, – рассмеялся я. – Ловишь на лету, ощипываешь и потрошишь.

– Ага, потрошу помаленьку, – с комичной серьезностью подтвердил он.

Какое-то время мы молчали. Я курил трубку, мой спутник задумчиво крутил в руках опустевший кувшин. Потом он встал и устроил тщательный обыск помещения на предмет съестных припасов. Довольно долго казалось, что нам ничего не светит, так что поневоле придется покинуть этот рай земной в поисках куска хлеба. Но на десятой примерно минуте поисков нам повезло. В одном из шкафов Мелифаро нашел большой холщовый мешок с настоящими грецкими орехами, банку сардин, коробку шоколадных конфет и аккуратный деревянный бочонок, до отказа набитый сухофруктами. Напоследок он извлек оттуда бутылку коньяка неизвестной мне марки.

– А это что такое? – с надеждой спросил он. – Никак выпивка?

– Она самая, – благодушно согласился я.

– Значит, живем. Не знаю, как ты, а я твердо намерен отныне передвигаться по Лабиринту в легком подпитии. Вдруг поможет?

– Можно попробовать, – я пожал плечами. – Хуже не будет, это точно. Только я не хочу прямо сейчас отсюда уходить. Если и есть в Лабиринте Мёнина место, где можно восстановить душевное равновесие, то мы его уже нашли.

– Ну конечно не сейчас, – с энтузиазмом закивал Мелифаро. – Но по рюмке-другой этой штуки можно пропустить не откладывая.

– Можно, – благодушно кивнул я. – Даже нужно. Будем потягивать коньяк и трепаться о всякой чепухе. Например, о девушках. Учти, дружище, это твой единственный и неповторимый шанс рассказать мне все свои охотничьи истории сразу. Не упусти его.

– А почему именно о девушках? – удивился он.

– Да нет, не обязательно. Но это самая благодатная тема для пустого трепа, – объяснил я. – Глядишь, потом и у меня язык развяжется. Знаешь, мне кажется, что нам надо как следует расслабиться, отвлечься и хоть немного поглупеть. Я хочу набить голову чепухой до отказа, чтобы мне даже ночью снились подружки твоей юности, а не гигантские жабы. Я хочу проснуться счастливым идиотом, тяпнуть еще рюмку и отправиться на поиски новых приключений и забав, а не обреченно соваться в очередную ловушку, плача по своей загубленной жизни.

– Слишком эмоционально, но по сути верно, дяденька, – снисходительно согласился Мелифаро. – Но учти, тебя подстерегает опасность, о которой ты пока не подозреваешь. После того как я закончу доклад о своих похождениях, ты повесишься от зависти, бедолага.

– Ну да, если учесть, что твои холостяцкие похождения продолжались чуть ли не сотню лет, а мои – чуть больше десяти… – понимающе ухмыльнулся я. – Ничего, переживу как-нибудь.

Вечер прошел в полном соответствии с моим сценарием. Выцедив полбутылки коньяку на двоих, мы не опьянели, а размякли – что, собственно говоря, и требовалось. Я мог себя поздравить: одно дело постоянно совершать все новые чудеса, не очень-то понимая, почему они мне удаются, и совсем другое – взять власть над собственным переменчивым настроением. Стиснуть зубы и очертя голову рвануть навстречу неприятности могут многие, тут требуется не столько врожденное мужество, сколько благоприобретенная привычка действовать, не обращая внимание на страх. Но стать счастливым болваном в самом сердце наихудшей из неприятностей, в какие мне когда-либо доводилось влипать, – признаться, я и не надеялся, что такое возможно. Тем не менее, первую попытку можно было считать успешной. Поначалу я фальшивил, но потом вошел во вкус.

Умиротворенные, мы расползлись по диванам, благо чего-чего, а диванов в этом помещении было в избытке. И – вот уж воистину чудо! – мне удалось проснуться все в том же легкомысленном и немного рассеянном расположении духа. За окном деловито щебетала какая-то птичья мелочь. Снег больше не падал, на чистом бледненьком небе по-сиротски стеснительно улыбалось зимнее солнышко. Мелифаро сидел на спинке кресла, одетый, как человек, собравшийся в дальний путь, и с видом великомученика грыз орехи.

– Здоров ты все-таки спать, сэр Макс! – укоризненно сказал он. – Я тут уже часа два в полном одиночестве жизни радуюсь. Еще немного, и на стенку полез бы.

– Ну и слазал бы. Зачем отказывать себе в таких пустяках? Поупражняйся, пока я буду совершать утренний туалет, – благодушно огрызнулся я. Открыл окно, зачерпнул с подоконника пригоршню снега и с удовольствием умылся.

– Рекомендуешь? – заинтересованно спросил Мелифаро.

– Рекомендую, – кивнул я. – Ну что, ты готов продолжать путешествие?

– Ну… можно попробовать, – нерешительно согласился он. – Только я бы пропустил глоточек для храбрости.

– А зачем тебе храбрость? – рассмеялся я. Слепил снежок и запустил им в своего приятеля. Промазал, конечно. Но оно и к лучшему, сэр Мелифаро принадлежит к той породе людей, на радость которым кинематографисты снимают комедии положений: драки тортами, бесконечные попытки сесть мимо стула, сцены борьбы с крутящейся дверью и падения с лестниц. Чужие промахи делают этих ребят счастливыми, так уж они устроены.

Поэтому, когда я решительно распахнул дверь, лучезарное настроение было уже у нас обоих.

Сразу стало темно. Немного поморгав, я убедился, что это не темнота, а полумрак, который лишь щадит зрение, а не оставляет его вовсе без дела. Меня оглушил внезапный грохот, который, как оказалось чуть позже, был всего лишь шумом аплодисментов, перемежающихся восторженным ревом, стуком кулаков и ног.