Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вид поля тинга, заполненного вооруженными людьми, порадовал Брендольва. Только здесь собралось не меньше полутысячи человек, а ведь каждый хёльд взял далеко не всю дружину! И многие незнатные люди, бонды, рыбаки, торговцы, что сейчас еще занимаются своими делами, оставят их и пойдут в бой, если… когда тинг примет это решение.
Брендольв сам на себя сердился за эту оговорку, допущенную хотя бы в мыслях. Не если, а именно когда! Тинг Квиттингского Востока примет такое решение, потому что другого и быть не может! Конунг должен получить порядочное войско, и он его получит! Брендольв стискивал зубы, точно сжимал в кулак свою силу, точно ему прямо сейчас предстояло бежать куда-то – головой на стену. Квитты должны драться и победить! Хватит отступать! Напрягаясь, он хотел вот так же напрячь все силы своего племени, которые почему-то утекали, как вода в песок. Хватит отдавать свою землю племени глупого Тора с его дурацким молотом! Стюрмир конунг… Брендольв гнал прочь воспоминания о том, как сам разуверился было в Стюрмире, и эти сомнения сейчас его не смущали. Где-то в самой глубине сознания саднила крошечная заноза, но Брендольв не привык заглядывать в себя глубоко. Он хотел иметь достойного конунга, и он его имел. Он хотел верить, что Стюрмир поведет его и подобных ему в победоносную битву, и верил.
Но что-то все же мешало ему чувствовать уверенность. Что-то крылось в переглядывании, перешептывании, в приглушенных восклицаниях, которыми провожали его собравшиеся на тинг, пока он ехал по каменистой тропе от морского берега; что-то крылось в той готовности, с какой люди расступались и давали ему дорогу, чтобы, пропустив его вперед, тут же поглядеть ему вслед и подтолкнуть соседа локтем. Гляди ж ты… Поехал… Да, тот самый, кого конунг прислал… Ну, да, сын Гудмода Горячего, а вы его разве не видали? Ну, он самый, что к Вильмунду первым побежал… Видно, и обратно вернулся тоже первый… Послушаем, что скажет… Да уж слышали мы, слышали, какие там дела творятся… Как Стюрмир конунг-то делами распоряжается… Как к нему пойдешь, так голову держи обоими руками… Ну, обеими, я ж тебе не скальд…
Уверенно, как имеющий право на всеобщее внимание, Брендольв подъехал к Холму Ворона, где на жертвеннике уже горел огонь. В стороне стоял черный бычок, предназначенный Отцу Богов. Вокруг жертвенника толпились люди: самые знатные из приехавших, Хельги хёвдинг с родичами. При виде него Брендольв насмешливо дернул ртом: верный своему обычаю, хёвдинг притащил на поле тинга не только дружину, но и женщин, даже ту толстую служанку, что почему-то носит прозвище Валькирия-С-Поленом, как-то так. Брендольв не прислушивался к болтовне челяди.
Что-то крылось в той торопливости, с какой Хельги хёвдинг поздоровался в Брендольвом и сразу отвернулся, погруженный в разговор с Торхаллем Синицей. Даг, стоявший позади отца, только кивнул и отвел глаза.
Но сильнее всего существование Брендольва отравлял Хеймир сын Хильмира. С непринужденным достоинством, точно имел полное право и здесь править рулем, он стоял возле самого хёвдинга и слегка похлопывал прутиком по башмаку. Его невозмутимый вид вдруг наполнил Брендольва такой досадой, что он едва заставил себя ответить на учтивое приветствие. Сын Хильмира конунга был главной надеждой квиттов, но что-то говорило Брендольву: это – враг.
Маленькая Хельга сделала движение, будто хотела подойти к Брендольву, но осталась на месте и только глядела на него широко открытыми глазами, и во взгляде ее отражались грусть и сожаление.
Она еще ничего не знала о грядущих переменах в собственной судьбе. Хельги хёвдинг поделился вчерашними новостями с матерью и с Дагом, но сообщить о предложении Хеймира самой Хельге у него пока не хватило духу. Хёвдинг помнил, как она когда-то радовалась обручению и как грустила сначала во время разлуки с женихом. Думая, что она сильно привязана к Брендольву, Хельги хёвдинг пока не мог решиться пожертвовать ее счастьем ради общей пользы.
А Хельга ждала чего-то страшного, чего-то такого, что поломает непрочный покой всех ее близких. При взгляде на жертвенник она начинала дрожать и судорожно обхватывала себя за плечи. Ворон невидимо присутствовал здесь, но теперь лицо его было сурово. Сейчас в нем жил Один – властный, неумолимый Отец Павших, слуху которого сладки звуки битвы… Образ войны витал в воздухе, носился над головами; где-то рядом зрел перелом в событиях. Общее напряжение день ото дня нарастало, и Хельга ощущала его так сильно, что у нее кружилась голова. И где-то рядом мерещилась гулкая черная пропасть, путь в Нифльхель.
– Старик идет! – невнятно бормотала Атла. – Старик догоняет! Уже почти догнал!
И Хельга знала, о ком та говорит. Безжалостный Бог Битв, растоптавший Квиттингский Север, уже почти занес ногу и над Хравнефьордом. «А ты можешь заступиться за нас?» – сам собой всплыл в ее мыслях призыв, обращенный к Ворону. Глядя в дым жертвенника, Хельга напряженно ловила слухом ответ. Но дух побережья молчал.
Хельги хёвдинг не хотел долго тянуть. Обычно он любил тинг, любил оживление и людское движение под холмом, но сейчас ему хотелось кончить все как можно скорее. То, что предстояло сделать, слишком отягчало его совесть, но разум настаивал, и Хельги держал в уме одно: воля тинга есть воля богов. Ни у него, ни у самого конунга нет ни права, ни сил толкнуть всех этих людей в битву, если они этого не хотят.
– Вы знаете, добрые люди, молодые и старые, свободные и рабы, зачем я созвал вас сюда в неурочное время! – заговорил хёвдинг, поднявшись на вершину холма.
Заполненное людьми поле молчало, только со стороны близкого моря доносился негромкий ровный гул, точно само море тоже пришло на тинг и отвечало голосу человека, которого весь берег зовет своей головой.[11]
– Вы знаете, что с самого лета на землю Квиттинга стремятся враги, фьялли, которых ведет их конунг, Торбранд сын Тородда, – продолжал Хельги. – Не нам с вами разбирать, с чего началась эта война и за что конунг фьяллей хочет нам отомстить. Но все мы знаем, что Квиттингский Север уже почти весь разгромлен и захвачен его дружинами, и многие из нас приняли в своих домах беглецов оттуда. И сейчас я вижу этих людей перед собой. Стюрмир конунг, вернувшийся из-за моря, просит Квиттингский Восток дать войско, чтобы биться с фьяллями. И нам нужно сейчас решить, сбудется ли желание конунга.
Последние его слова стихли. Сейчас должен раздаться общий крик и гром ударов мечами о щиты. Но они не раздались, да никто, даже Брендольв, и не ждал, что они раздадутся. Тишина давила на уши больнее самого жестокого шума, Брендольв ощущал себя подвешенным, и только море победно грохотало за низкими прибрежными холмами, хохотало и ревело, как дракон, учуявший близкую добычу.
А людское море молчало.
– Здесь ли тот человек, который привез нам слова конунга? – спросил негромкий старческий голос.
Все закрутили головами, разыскивая говорившего. Старый Гельдмар хёльд, житель северного пограничья, пробрался вперед и, опираясь на палку, поднялся на склон холма. Даг протянул ему руку и помог встать рядом с хёвдингом.
– Где этот человек? – спросил Гельдмар хёльд, прищурившись. – Пусть он расскажет нам, что было на Остром мысу. Мы слышали, что Стюрмир конунг не слишком-то хорошо обошелся с войском, которое ему дал западный берег…
– Это неправда! – крикнул на ходу Брендольв, который еще при первых словах старика стал карабкаться на вершину. Он знал, что ему придется говорить, но толковая речь в уме не связывалась, и он опять положился на удачу, которая однажды спасла его при встрече со Стюрмиром. – Это неправда, что конунг плохо обошелся с Западом! – громко, с вызовом продолжал он, встав рядом с Хельги хёвдингом и даже чуть впереди. – Это западный берег плохо обошелся с конунгом!
Теперь людское море волновалось прямо перед ним. Брендольв видел почти одни только головы – в шапках, в шлемах, непокрытые, светлые, темные, лысые… И глаза, сотни, тысячи, как казалось, глаз – с надеждой, с вопросом, с недоверием. Эти взгляды пронзали его, ненамеренно ослабляли, потому что каждый уносил частичку его силы. Брендольв не умел защититься от этой невольной ворожбы, которую всегда творит даже доброжелательная толпа, и на миг растерялся. Но тут же вспомнил другую толпу – на Остром мысу, перед воротами святилища, – и растерянность была изгнана яростью.
– Фрейвид Огниво, хёвдинг западного побережья, предал Стюрмира конунга! – гневно воскликнул Брендольв, точно обвинял каждого здесь. – Он первым предложил назвать конунгом Вильмунда и тем ослабил Квиттинг. Ему хотелось власти, он не мог примириться с возвращением Стюрмира конунга, потому что при нем он имел меньше веса, чем при Вильмунде! И он не желал склониться перед конунгом. За это он был убит! Он – предатель!
– Постой-ка, ясень копья! – быстро вставил Гельдмар хёльд, едва лишь Брендольв запнулся, чтобы вдохнуть. – Я не знал Фрейвида Огниво и не знаю, был ли он предателем. Но западный берег не мог этого не знать. Если бы люди с запада не верили Фрейвиду, они не пошли бы за ним в войско. А раз они пошли…