Обвиняется терроризм - Владимир Устинов

Впрочем, данное Постановление было признано неконституционным. В частности, Конституционный суд РФ постановил, что «в соответствии с частью пятой статьи 48 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года «О средствах массовой информации» журналист может быть лишен аккредитации, если им или редакцией нарушены установленные правила аккредитации либо распространены не соответствующие действительности сведения, порочащие честь и достоинство организации, аккредитовавшей журналиста, что подтверждено вступившим в законную силу решением суда. Таким образом, абзац второй пункта 6 рассматриваемого Постановления вводил новые основания и порядок лишения журналистов аккредитации, не предусмотренные законом. Это противоречило статье 29 (части 4 и 5), закреплявшей право на свободу информации, статье 46, гарантировавшей судебную защиту прав и свобод, а также статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации».

Возможности ограничения свободы слова в условиях контртеррористической операции предусматриваются статьей 15 Федерального закона «О борьбе с терроризмом». В частности, ею вводится запрет на распространение информации, раскрывающей специальные техническое приемы и тактику проведения контртеррористической операции, способной затруднить проведение контртеррористической операции и создать угрозу жизни и здоровью людей, оказавшихся в зоне проведения контртеррористической операции или находящихся за пределами указанной зоны; служащей пропаганде или оправданию терроризма и экстремизма; о сотрудниках специальных подразделений, членах оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией при ее проведении, а также о лицах, оказывающих содействие в проведении указанной операции.

При этом следует особо подчеркнуть, что целым рядом государств — Австрией, Бельгией, Канадой, США, а также Советом Европы были приняты общие принципы поддержания СМИ общественно-моральных норм. Причем большинство организаций, связанных с потоками новостей, добровольно согласились с руководящими принципами. Компиляция их основных положений может быть представлена следующим образом.

Освещение новостей должно быть ограничено фактами. Слухи и спекуляции не должны сообщаться. Должны прилагаться любые усилия, чтобы избежать сенсационной подачи событий, особое внимание должно уделяться тому, чтобы избегать использования оскорбительной фразеологии.

Прямой эфир должен учитывать, что чacтo предоставляет террористам нередактируемую платформу. Это не исключает репортажей с места событий, если только они не даются в прямом эфире.

Не должно даваться никакой информации, которая могла бы помочь террористам в совершении их преступлений, например, раскрытие позиций спецподразделений, правоохранительных органов. То же и в отношении информации, которая повысила бы коллективное беспокойство террористов или усилила бы напряженность проблемной ситуации — например, прибытие спецгруппы по освобождению заложников не должно транслироваться.

Должен соблюдаться баланс между заявлениями террористов и их очевидной пропагандой с одной стороны, информацией и интервью — с другой.

Избегать романтизации террористов и их борьбы; не описывать их действия с симпатией.

Законы и обычаи войны

Международное гуманитарное право, примыкая к «праву прав человека», остается самостоятельной отраслью, регулирует поведение субъектов (как правило, государств) в особой ситуации, связанной с военным конфликтом, а следовательно, с регламентацией военных действий таким образом, чтобы смягчить их жестокость и обеспечить гуманное отношение к воюющим, раненым, больным, военнопленным, а также мирному гражданскому населению. Центральной идеей, коренящейся в международном гуманитарном праве, служит гуманизм, уважение достоинства человеческой личности. В этом важном аспекте гуманитарное право и «право прав человека» оказываются взаимосвязанными, дополняющими друг друга. Различаясь по объекту правового регулирования, они близки друг другу по общим целям и общему «субъекту».

Как уже отмечалось, террористы часто выдают себя за «повстанцев», «партизан», «борцов за свободу», чем затрудняют объективную оценку совершаемых ими преступных действий. Прикрываясь всем комплексом политических и гражданских прав, террористы вторгаются в нормальную жизнь не только государства, в котором живут, но и мирового сообщества в целом. Поскольку акты терроризма обычно рассматриваются именно как атаки против невоенных целей, часто считается, что к террористам не применимы нормы международного гуманитарного права. Однако отдельные движения, претендующие на звание национально-освободительных и ведущие вооруженную борьбу с правительством, а также некоторые партизанские объединения используют террористическую тактику для достижения своих целей. Поэтому необходимо определить новые этические нормы ведения войны в современную эпоху широкого распространения терроризма. Тем более, если учесть применение террористами наемников в вооруженных конфликтах.

Если использовать латинские термины, можно сказать пришло время jus ad bellum (законы объявления войны) и jus in bello (законы ведения войны). Правовое регулирование в этих вопросах так же необходимо, как моральная сдержанность на всех стадиях конфликта. Ныне лишь два положения международного гуманитарного права говорят о запрете терроризма как метода ведения войны.

Во-первых, пункт 2 статьи 51 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года (далее — Протокола I) запрещает «акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население». Ключевыми словами здесь являются «основной целью», поскольку именно они устанавливают, что «такие действия не обязательно должны быть направлены против гражданских лиц. Важно наличие намерения терроризировать гражданское население. Так что даже угрозы применить насилие, имеющие целью терроризировать население, запрещены.

Во-вторых, статья 33 IV Женевской конвенции о защите гражданских лиц во время войны — единственной среди Женевских конвенций 1949 года, где непосредственно используется термин «терроризм», — содержит положение, общее для территории сторон в конфликте и для оккупированных территорий, запрещающее «всякие меры запугивания или террора». Данное положение дополняет общее правило, согласно которому воюющие стороны должны гуманно обращаться с гражданским населением стороны противника, находящимся в их власти (статья 27). Таким образом, никакие акты террора не могут быть оправданы. Женевские конвенции 1949 года и Дополнительные протоколы 1977 года, да и международное публичное право в целом обращены к государствам. Двойственность положения государства заключается в том, что оно не только должно не допускать применения своими силовыми структурами террористической тактики, но еще и защищать гражданское население от терактов, совершаемых противной стороной.

Законы ведения войны (если рассматривать случай интенсивного вооруженного конфликта террористической направленности) накладывают на государство ряд ограничений, прежде всего в части определения пределов применения силы. С точки зрения прав человека, основным ограничителем применения силы (помимо запретов на применение пыток и бесчеловечного обращения) в ситуации вооруженного конфликта служит пункт 2 статьи 2 ЕКПЧ, согласно которому не рассматривается в качестве нарушения Конвенции лишение жизни, если только оно «является результатом применения силы, не более чем абсолютно необходимой: для защиты любого лица от противоправного насилия; для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях; в случае действий, предусмотренных законом, для подавления бунта или мятежа».

Таким образом, принцип, действующий при осуществлении государством своей компетенции при применении одного из указанных трех исключений, заключается в том, что возможное применение силы должно быть «абсолютно необходимым».

Сами же террористы и их сторонники часто называют свои действия «справедливой тактикой войны против тиранического режима». Будучи захваченными, они обычно настаивают на том, чтобы с ними обращались не как с простыми уголовниками, а как с военнопленными. Они оправдывают свои действия тем, что выполняли приказы военачальников (последним примером таких доводов служат показания на махачкалинском процессе Салмана Радуева и его сообщников. Но об этом позже).

Террористы, участвующие в конфликте, нередко ссылаются также на то, что их насилие в основном направлено не против гражданского населения, а против вооруженных сил и сотрудников спецслужб. Зуб, мол, за зуб.

Но если обратиться к событиям на территории Северного Кавказа (в Чечне, Дагестане, Ставропольском крае), то там действия чеченских экстремистов и боевиков отличала крайняя, ничем не оправданная жестокость в отношении пленных и заложников. Как отмечали западные исследователи, «нет сомнения в массовой наркомании и широком распространении среди боевиков психических заболеваний, выражающихся в садизме, стремлении не просто убивать, а сначала истязать пленных, заниматься членовредительством и при этом стремиться к саморекламе, вплоть до запечатления их расправы с пленными на видеопленках. Вместе с тем, очевидна их трусость: неожиданно убить, взорвать и сразу же (если нет их явного количественного превосходства) стремительно скрыться», замести следы…