Маленький Бобеш - Йозеф Плева

— Разве это не подосиновики?

— Где там! Высыпай скорей!

— Нет, бабушка, это, наверное, все-таки подосиновики — ведь у них красные шляпки!

Бабушка взяла передник и вытряхнула все грибы. Бобеш готов был заплакать. На тебе, надрывался, тащил — и все зря. Он сел на траву и стал смотреть на кучку злополучных грибов…

После обеда Бобеш пошел играть в сад. Перед домом ему попался незнакомый человек, который вертел в руках палку и осматривался по сторонам, словно кого-то разыскивал.

— Послушай, малыш, папа дома?

— Дома, — сказал Бобеш, с любопытством оглядывая пришельца.

— У вас есть корова?

— Есть… Ага, вы за нашей Пеструхой пришли, да?

— Вот посмотреть хочу. Ты мне ее продашь?

— Папа вам продаст, а я бы не продал.

— Это почему же, пузырь?

— Я не пузырь, я Бобеш.

— Стало быть, Бобеш… Так почему бы ты не продал Пеструху?

— Потому что я нашу Пеструху люблю. Она добрая, молоко дает, мы с бабушкой ее пасем.

— Ну что ж, паренек, ты мне Пеструху не продашь — придется, видно, пойти с отцом потолковать.

Заходя в низкие двери, мужчина с палкой пригнулся. Бобеш вошел следом за ним. Завидев чужого, мать встрепенулась:

— К нам гости! Милости просим, пан Венцл! Пожалуйста, проходите.

Венцл поздоровался со всеми за руку. Мать взяла стул, обтерла его передником и подала гостю:

— Садитесь, пан Венцл, сделайте милость!

Венцл сел. Бобеш расположился напротив него и, разинув рот, внимательно оглядывал гостя.

— Бобеш, что это за привычка? — сказала мать и отвела его за руку. — Сядь смирно где-нибудь в сторонке. Что о тебе подумает пан Венцл!

Бобеш покраснел, потупил глаза и сел рядом с дедушкой у печки.

Отец, мать, дедушка и бабушка поговорили с Венцлом о погоде, о полевых работах. Потом завели речь о Пеструхе, и тут все поднялись и пошли в хлев. Бобеш, конечно, как хвостик, увязался за ними, чтобы ничего не пропустить.

Пеструха лежала в хлеву и мирно жевала жвачку. Отец похлопал ее и сказал:

— Ну, Пеструха, подымайся! Вставай, вставай, милая!.. Вот так!

Пеструха встала.

«Ишь, — подумал Бобеш, — все-то она понимает. А бабушка говорит, что Пеструха глупая. Нет уж, наша Пеструха очень умная».

Венцл обстоятельно осматривал ее со всех сторон, словно впервые в жизни видел корову.

Отец все только говорил, до чего это хорошая корова: весь свет обойди — такой не сыщешь; ей и цены нет. Мать принесла большой подойник и показала Венцлу, как много молока надаивает каждый раз. Едва мать замолчала, бабушка добавила, что Пеструха пасется всегда как на привязи, и вообще она неразборчивая, даже осоку жрет. Такая корова — клад.

— Бабушка, — вмешался Бобеш, — а ведь ты сама говорила на пастбище, что наша Пеструха привередливая тварь и что ее убить мало!

— Бобеш, поди отсюда, поди! — сказала мать и неласково посмотрела на него.

Бобешу это вовсе не было приятно. Отчего мать сердится? Ведь он только повторил то, что говорила бабушка.

— Мама, я тут останусь, я хочу на Пеструху еще поглядеть, пока ее не увел пан Венцл…

Тот погладил Бобеша по голове и сказал:

— Ну, побудь, побудь здесь. Оставьте его, мама, он мне еще давеча говорил, что любит свою Пеструху. Правда, Бобеш?

— Очень люблю, пан Венцл! — с жаром сказал Бобеш, и мать не стала настаивать.

— Наверное, Пеструха когда-нибудь досадила бабушке. А тебе, Бобеш, видно, не досаждала?

— Нет, пан Венцл, наша Пеструха очень хорошая. Дедушка говорил, что лучшей коровы во всей деревне не найдешь. Ведь верно, дедушка, ты это говорил Безручке? И еще когда здесь был староста Либра, он сказал про Пеструху: скотинка хоть куда. Правда, дедушка, он тебе так сказал?

— Правда, правда, — с улыбкой подтвердил дедушка. Мать взглянула на Бобеша, на этот раз по-хорошему, как она вообще умела смотреть, когда бывала довольна.

Потом Венцл спросил отца, сколько же он хочет за Пеструху. Вместо ответа отец спросил Венцла, какая будет его цена. Так они переговаривались, пока, наконец, Венцл не назвал какую-то сумму. Бобеш подумал, что это, верно, немалые деньги. Однако отец возразил Венцлу, что эдакую корову, как Пеструха, он не может так дешево продать и не продаст. Уж до того она смирная, даже мальчонка, вроде Бобеша, сумеет один пасти — она не обидит.

— И правда, пан Венцл, — вставил Бобеш. — Я уже несколько раз пробовал один держать ее за веревочку. Да ведь, бабушка?

Бабушка подтвердила, что все это чистая правда.

Венцл опять стал рядиться с отцом и с матерью. Бобешу показалось, что Венцл вовсе и не хочет покупать Пеструху и собирается уйти. Отец с матерью держались так, словно вдруг раздумали продавать Пеструху и даже радовались, что Венцл ее не купит. Неожиданно Венцл спросил:

— Так что ж, сосед, ударим по рукам?

Бобеша взяло любопытство, как это они будут ударять по рукам. Отец подставил руку, Венцл хлопнул по ней, и больше они не торговались. Пеструха была продана.

— Ну вот, пан Венцл, раз уж мы так дешево уступили вам корову, нашему парнишке с вас причитается выкуп, — заметила мать.

Венцл улыбнулся и, обратившись к Бобешу, сказал:

— За то, что ты исправно пас Пеструху, на, получай на гостинцы! — И он вложил Бобешу в руку большую твердую монету. Это были пять крон серебром.

Такой крупной, красивой, блестящей монеты у Бобеша еще никогда не было, он прямо рот разинул. «Э-э, пан Венцл подобрее крестного! Тот никогда бы мне столько не дал», — подумал Бобеш.

— А что надо сказать, Бобеш? — спросила мать.

— Спасибо, пан Венцл.

— Ну то-то! Или ты забыл, что благодарить полагается?

— Да ведь он и сам бы поблагодарил, — сказал Венцл.

— Покажи, Бобеш, денежку. Дай-ка я спрячу. Мы на нее костюмчик тебе справим. Купим получше — это тебе будет памятка о нашей Пеструхе. Ты ведь ее любил.

Потом все вернулись в комнату. Мать снова предложила Венцлу посидеть, сказала, что будет варить кофе, а дедушка тем временем принесет кое-чего — надо магарыч распить. Дедушка тут же ушел; мать принялась варить кофе. Отец с Венцлом беседовали, сидя за столом. Венцл расспрашивал отца про то, как с ним случилось несчастье в лесу.

Отец начал рассказывать. Валили они высокую ель. Сначала подрубили, а потом он и еще два лесоруба стали тянуть за веревку, но ель ни с места. Тогда отец предложил подсечь ее немножко топором и пошел за ним. Топор был поодаль укрыт под ельником от солнца, чтобы не ссохлось топорище и не слетал обух. Только отец повернулся и отошел, те двое взяли да еще раз потянули за веревку. Ель подалась и качнулась. Отец услыхал треск, оглянулся, видит — макушка дерева клонится прямо на него. Он отскочил, но его настигло ветвями и придавило к земле; он сразу потерял сознание и сообразить не успел, как все произошло.

Венцл посочувствовал отцу, все удивлялся и приговаривал:

— Да неужели? Ах, пес возьми! Ну вы подумайте!

Бобеш тоже слушал отца, но голова его была занята мыслью о том, что же такое дедушка принесет из трактира.

Тем временем мать подала на стол кофе, хлеб и масло.

— Кушайте, пан Венцл, уж не побрезгуйте нашей бурдой. Мы ведь так не сготовим, как пани Венцлова, — сказала она.

Венцл чуть только пригубил и сразу возразил матери, что кофе очень вкусный, а вот его старуха (так он называл Венцлову) — та варит просто помои. Цикорию чересчур много добавляет, одно надувательство, а не кофе.

— Вот уж нет! Вот уж неправда! — смеясь, говорила мать и продолжала угощать Венцла. — Отрежьте себе, пожалуйста, пан Венцл, хлеба, намажьте маслом — это ведь от нашей Пеструхи масло. По крайней мере, узнаете, что за масло — настоящий миндаль! Такому маслу и господа в городе позавидовали бы.

Бобеш обратил внимание, что мать налила кофе в новые кружки, купленные в городе.

Когда выпили по кружке кофе и поели хлеба, пришел дедушка, принес несколько больших и маленьких бутылок. Дедушка вытащил пробку из большой бутылки. Оттуда так стрельнуло, что Бобеш вздрогнул.

— Мама, что в бутылке эдак бахает?

— Пиво.

— И его пьют?

— Ну конечно, пьют, раз это пиво.

— Ты мне тоже дашь попить, ладно?

— Нет, Бобеш, это не для детей, это только взрослым можно пить.

— А почему детям нельзя?

— Потому что детям вредно, они от этого захворать могут.

— Да ведь ты сама говорила, что будете пить за здоровье.

— Это только так говорится, Бобеш. Взрослому не повредит, если немножко выпить.

— А ты мне дай чуточку!

— Ни-ни, Бобеш, тебе и чуточку нельзя — вредно.

«Жалко, что я не взрослый! — сказал себе Бобеш. — Мне все только и говорят: того не смей делать, этого не смей слушать, этого тебе нельзя пить, того тебе нельзя есть, это ты не поймешь. Все можно будет, когда станешь большим. Вот когда будешь большим, тогда можно. Ах, — вздохнул он, — я, наверное, так и не дождусь, когда буду большим!»