Перенос - Елена Грушковская

— А теперь я расскажу сказку, — говорю я. — Жили-были мама, папа, дочка Маша и сын Ваня. Они жили очень хорошо. А потом, как и в твоей сказке, мама заболела. Её нельзя было вылечить, и ей оставалось жить очень мало. Тогда папа отвёз её в белый дом, где делают новые тела. Люди в белой одежде сказали, что не успеют сделать ей новое тело, но у них было тело, которое они сделали для одной тёти, а эта тётя не смогла дождаться, пока оно будет готово, и умерла. Они переселили маму в это тело. Мама вернулась домой к папе, дочке Маше и сыну Ване. Но что-то стало не так. Дочка Маша не узнавала маму, потому что у мамы было чужое тело. Она стала много плакать и заболела. А папа сказал, чтобы мама уходила, потому что он думал, что дочка Маша заболела из-за неё. И мама ушла. Она пошла искать семью той тёти, которая умерла раньше, чем ей успели сделать тело. Она её нашла. У той тёти была дочка Лиза, а ещё с ними жил папа, который после того как умерла тётя, сбрил волосы и стал ходить в чёрном. Мама пришла на кладбище, где в маленьком шкафчике лежала мама Лизы. А тут пришли папа с Лизой и увидели её. Девочка Лиза подумала, что это её мама вылезла из шкафчика. Они пошли домой, папа испёк вкусные блинчики, а потом мама приготовила ужин. Лиза не хотела, чтобы она уходила, и она тоже не смогла уйти, потому что ей очень понравилась Лиза. Она уложила Лизу в кроватку и они рассказали друг другу сказку. А потом Лиза крепко-крепко уснула.

Я завершаю сказку нажатием на носик Лизы.

Раннее утро, синие туманные сумерки. Над дверью дома горит уютный жёлтый свет. Лиза спит в своей кровати, за окном её комнаты — седые от инея ветки.

— Я слышал, какую вы сказку рассказали Лизе, — говорит Вадим. — Что у вас случилось, Натэлла? У вас в семье произошёл разлад?

Он стоит у кухонного окна с кружкой какао и смотрит на выбеленные инеем клёны у дома, по-прежнему одетый в чёрные брюки и чёрную рубашку. На столе в тарелке дымится горка горячих оладий.

— Я не знаю, Вадим. Я не понимаю, что я сделала плохого, чем им не угодила. Эдик говорит, что я стала другая.

— Эдик — это ваш муж?

— Да… Мы с ним женаты уже почти двенадцать лет, у нас двое детей. Когда я узнала, что у меня синдром Кларка — Райнера, это был шок. Это значило, что дети останутся одни. Эдик умолял меня согласиться на эту операцию. Я согласилась только ради них. После операции я действительно почувствовала себя другим человеком, я родилась заново. Мне захотелось чего-то нового, чего-то, что я раньше не пробовала. Я не знаю, происходило ли это в силу того, что это тело наложило какие-то изменения на мой характер, или просто потому что я почувствовала вкус к жизни и захотела найти что-то своё. Моя дочь… Она почему-то считает, что я не её мама, а чужой человек. Она перестала со мной разговаривать. А недавно произошёл случай. Я хотела выбросить свои старые вещи и фотографии…

Вадим слушает молча, не перебивая, очень внимательно. Я ещё никогда не встречала человека, который бы так умел слушать.

— Странности действительно есть. Я стала левшой. Точнее, я теперь пользуюсь обеими руками. Скажите, Алиса была левшой?

Вадим кивает.

— Да.

— А у вас не сохранился образец её почерка?

Вадим приносит открытку — поздравление с Новым годом.

«Любимые мои Вадик и Лизанька! Мне ужасно жаль, что меня нет с вами в этот Новый год. Работе нет конца. Пожалуйста, не грустите, постарайтесь провести праздник весело. А я постараюсь на Рождество всё-таки выбраться домой. Очень вас люблю. С Новым годом тебя, Лизанька, моё родное солнышко. Если будешь хорошей девочкой, привезу тебе много подарков. Целую.

Мама».

— В тот Новый год она зажигала на какой-то частной вечеринке, — говорит Вадим. — Да, и такой работой она не гнушалась. А незадолго до этого она снялась в новогоднем шоу для взрослых. Ну, вы понимаете…

Я киваю. Я всматриваюсь в почерк Алисы. Да, мой почерк стал очень похож на него, особенно когда я пишу левой рукой.

— Лизке было тогда три года. Алиса действительно приехала седьмого, с кучей подарков… Ну, и с деньгами, разумеется. Часть из того, что она зарабатывала — а зарабатывала она хорошо — она откладывала для Лизаньки, чтобы обеспечить ей будущее. У Лизы счёт в банке, и она будет иметь право распоряжаться этими средствами с восемнадцати лет. Она может потратить их на образование.

На кухню приходит, зевая и потягиваясь, Лиза. Она виснет на мне сладким грузом, и я опять не могу её не обнять. Она тянется к оладьям, но Вадим строго говорит:

— А умываться?

— Я потом умоюсь, — обещает Лиза. — Мама, можно?

Я разрешаю ей. Она с аппетитом ест оладьи с джемом, спрашивает у отца:

— Папа, а можно, я сегодня пропущу школу?

— Нет, Лиза, нельзя, — отвечает Вадим, ополаскивая свою кружку.

Лиза оборачивается и смотрит на меня. Я говорю:

— Малыш, просто так школу прогуливать нельзя. Только если есть уважительная причина.

— А у меня уважительная! — говорит она с улыбкой до ушей.

Вадим подходит и, наклонившись, целует её в макушку.

— Лизанька, надо пойти в школу. Кушай быстрее и собирайся.

Лиза вздыхает. Я подмигиваю ей. Она улыбается и тоже подмигивает.

Потом Вадим собирается отвозить её в школу. Лиза притаскивает ему белый джемпер с серыми ромбиками.

— Папа, надень это!

— Нет, сладкая, я надену вот это. — Вадим достаёт чёрный пиджак.

Лиза пытается отобрать у него пиджак.

— Папа, мне надоело чёрное!

— Доченька, отдай. — Вадим всё-таки надевает пиджак.

Но Лиза не успокаивается. Она приносит отцу коричневые ботинки, серое пальто и белый шарф.

— Надевай!

— Лизанька, повесь всё обратно, — говорит Вадим.

Он надевает чёрные ботинки, чёрный кожаный плащ и чёрный шарф. Похлопывая о полу плаща сжатыми в руке чёрными перчатками, он идёт к двери.

— Пошли, Лиза, пора ехать в школу.

— А можно мне с вами? — спрашиваю я.

— Если хотите, — пожимает плечами Вадим.

Мы смотрим домашнее видео. Я вижу живую Алису, всматриваюсь в её манеру двигаться, говорить, улыбаться. Она то быстрая и порывистая, то очень пластичная и грациозная, текучая, обволакивающая. У неё громкий голос, искренний заразительный смех, яркая, притягивающая внимание манера общаться. Она королева кадра, она умеет себя подать, всегда эффектна и фотогенична.

Вот у неё на коленях дочь, и она уже другая — мягкая, ласковая, женственная. Её глаза полны тёплого света, материнской нежности, обожания. Лиза здесь совсем малышка, ей года полтора, и она очаровательный ребёнок — просто куколка. Она похожа на мать как две капли воды.