Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вряд ли возможно, чтобы Гуссерль в молодости совсем не заглядывал в них – хотя бы в учебных целях. Правда, от его непосредственных интересов и философия Гегеля, и романтика отстояли достаточно далеко. Да и тип личности беспокойного Гайма, долго метавшегося между политикой и философией, вряд ли был близок молодому ученому, твердо избравшему научный тракт и колебавшемуся только в отыскании своего конкретного пути на столбовой дороге науки.
Однако есть по крайней мере одна и принципиально важная линия, где у двух столь разных личностей, к тому же представителей разных поколений, могли совпадать ценности и устремления. Это были все тот же дух и все те же ценности науки, научности, свободного исследования, высокой культуры, благородного призвания человека, ценности разума и разумности, которые были одинаково дороги и Гайму, чей жизненный путь закончился в первый год нового века, и Гуссерлю, только вступавшему на дорогу самостоятельной творческой жизни. В то время уже началось наступление на этот поистине классический сплав ценностей со стороны позитивизма в самом широком, не узкофилософском смысле этого слова. И несмотря на все личностные и философско-теоретические различия, Р. Гайм, Г. Кантор, философы-кантианцы, Гуссерль реально принадлежали к одному духовно-интеллектуальному лагерю, хотя не всегда отчетливо осознавали и признавали это.
Гуссерлю, в отличие от Гайма, довелось жить в то время, когда последствия утраты европейским человечеством коренных, объединяющих его ценностей и смыслов обернулись двумя мировыми войнами, нацизмом, тоталитаризмом. Последняя работа Гуссерля «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» – это горькое осознание глубины и неотвратимости многообразных исторических потрясений, в том числе и в духовно-нравственной сфере. И не утративший актуальности призыв к «героизму разума», возрождению Европы, всего человечества из огня разрушений и сомнений. «Ибо только дух бессмертен», – слова Гуссерля из этой книги, под которыми вполне мог бы подписаться его коллега по университету Галле Рудольф Гайм. Подобные слова, кстати, могут быть отнесены и к самой сердцевине философии Гегеля.
Глава 2. Гуссерль и неокантианцы Университета Галле. Бенно Эрдманн
На философском факультете Университета Галле, в особенности на одной из кафедр, в 80-х годах XIX века ведущие позиции принадлежали кантианцам. Сначала среди них наиболее значительными фигурами были Б. Эрдманн и Г. Файхингер. Затем присоединился А. Риль.
Бенно Эрдманн (1851–1921) был профессором сначала в Киле, Бреслау, а с 1890 года стал ординариусом в Галле, заняв кафедру вместо уехавшего К. Штумпфа. С 1892 по 1894 годы Б. Эрдманн состоял в сенате философского факультета. С 1898 года он – ординарный профессор в Бонне. В начале 90-х годов Б. Эрдманн уже был достаточно известным философом. А впоследствии (1911 год) его заслуги были оценены весьма высоко: он стал действительным членом Прусской и Баварской Академий наук. Б. Эрдманн – один из приехавших из Бреслау (другим бреславцем был основатель Spirituskreis Эдуард Майер), против засилья которых в официальной политике философского факультета горячо протестовал Георг Кантор. Г. Кантор также восставал против того, чтобы на эту политику оказывали влияние мнения, сформировавшиеся в неофициальном кружке (Spirituskreis). (См. особый раздел о SK в Приложении). 8 декабря 1892 года в собственноручном язвительном дополнении к протоколу факультетского заседания он прямо написал: «в нашем университетском кругу обнаружился некий кружок, на котором по вечерам делают доклады представители наук о духе (по-немецки: geisteswissenschaftlicher Vortragsabend)» – и это-де «импортированная копия образца, появившегося еще в Бреслау».[69]
Б. Эрдманн (наряду с гуманитариями Майером, Пишелем, Конрадом и Диттенбергером – о них см. в Приложении о “Spirituskreis”) принадлежал к кругу более молодых ординариусов Университета Галле, которые в университетской и факультетской политике сформировали своеобразный единый фронт против своих более старших коллег, что проявлялось в постановке и решении самых разных организационных вопросов.
Гуссерль, по всей видимости, стоял в стороне от этих внутриуниверситетских размежеваний. Во-первых, он принадлежал к еще более молодому, чем Б. Эрдманн, поколению университетских преподавателей. Его положение, как мы знаем, было неупроченным, так что ввязываться в размежевания более старших коллег не имело смысла, тем более что этого не предполагали и тогдашний статут университетов, и повседневная практика университетской жизни. Во-вторых, в таких жизненно важных и для Гуссерля процедурах, как добывание стипендий, прошений о должностях экстраординарных и ординарных профессоров, накопилось немало проблем, касавшихся более старших коллег. И Гуссерлю всякий раз нужно было ждать своей очереди. (Впрочем, мы уже знаем, что о нем факультет отнюдь не забывал и всегда пытался использовать в его пользу открывающиеся возможности.) В-третьих, при изучении строя жизни Гуссерля ясно, что он всегда более или менее сторонился борьбы университетских группировок. И когда он стал университетским профессором, в такие перипетии вникал лишь тогда, когда нужно было оказать протекцию какому-либо способному молодому ученому. В-четвертых, – и это главное – в Галле все его время и все его усилия были посвящены освоению философии, логики, психологии и разработке самостоятельных философских позиций. А вот на этом пути встреча с точкой зрения, представленной Б. Эрдманном, и вообще с неокантианским направлением, просто не могла не произойти. Тогдашний (первый), но никак не последний гуссерлевский «поворот к Канту» в немалой степени зависел также и от отношения молодого ученого к идеям неокантианцев, включая и его тогдашних университетских коллег.
Теперь подробнее о Б. Эрдманне как философе и человеке и при возможности особенно о линии «Эрдманн–Гуссерль», поскольку она касалась все более занимавшего Гуссерля отношения к Канту, а также других проблем, в осмыслении и решении которых пересекались исследования обоих философов.
Бенно Эрдманн (1851–1921), изучавший философию, математику, естествознание в Берлине и Гейдельберге, защитил в Берлине габилитационную диссертацию и к 1876–1878 годам уже прошел путь от приват-доцента до ординарного профессора, и «через Бреслау (1884) добрался до Галле».[70] В Галле вышел 1 том его важной (в том числе и для Гуссерля) книги «Логика» (Logik, Bd. 1, Halle 1892). В этом городе сложились воззрения Эрдманна по проблемам психологии, истории философии (особенно XVII и XVIII столетий), педагогики. Он стал видным представителем неокантианства. Оттенки его философских позиций, его отношения к Канту и будут нас здесь интересовать в первую очередь – и потому
