Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец - Джон Мильтон

КНИГА ПЯТАЯ

Утро приближается. Ева рассказывает Адаму свой тревожный сон; огорченный Адам утешает ее. Они приступают к повседневным трудам. Утренний гимн у входа в кущу. Бог, предупреждая возможные в будущем попытки оправдания со стороны Человека, посылает Архангела Рафаила, дабы утвердить Адама в повиновении, поведать ему о свободе воли и уведомить о близости Врага, рассказать, кто он, каковы его цели, а также о прочих предметах, о которых следует знать Адаму. Рафаил нисходит в Рай; его прибытие, замеченное Адамом, сидящим у кущи. Адам встречает Рафаила, приглашает его в свое жилье, угощает лучшими райскими плодами, собранными Евой. Беседа за трапезой. Рафаил, исполняя поручение, напоминает Адаму о его блаженстве в Раю и о злобе Врага. По просьбе Адама объясняя ему, кто таков его Враг, он начинает рассказ от Первого мятежа на Небесах, о том, как Сатана увлек свои легионы на Север, там возмутил их и обольстил всех, кроме Серафима Абдиила. Последний пытается убедить Сатану отречься от своих замыслов, но, не преуспев в этом, покидает стан мятежников.

Уже скользя на розовых стопах,С востока утро близилось, на долЗаморские роняя жемчуга,Когда Адам восстал в обычный срокОт сна воздушно-легкого; вкушалОн пищу только чистую, и в немКровь чистая текла, а потомуИ сон его от лепета листвыИ плеска ручейков, от песни птахРассветной, меж ветвей, от опахалаАврорина, — развеивался вмиг.С тем большим изумленьем он узрел,Что, кудри в беспорядке разметав,В тревожном сне, с пылающим лицом,Не пробудилась Ева. К ней склонясь,Полупривстав, на локоть опершись,Наш Праотец любовно созерцалОчаровательную красотуЖены прельстительной равно во снеИ наяву; он, Евиной рукиЕдва коснувшись, ласково шепнул,Умильного дыхания нежней,Которым Флору[271] обдает Зефир:«— Прекраснейшая, лучшая моя,Найденная! Последний, лучший дарНебес! Неиссякаемый родникВсё новых нег! Проснись! Уже рассветВ сверканье; освеженные поляЗовут. Мы тратим дивный час, когдаМогли б следить, как нежные взошлиРастения, как роща расцвелаЛимонная, как мирра и тростникЦелительный сочатся, как ПриродаПестреет вновь, как, прилепясь к цветку,Пчела сосет пахучий, сладкий сок!»

Так он шептал; она же обнялаЕго, промолвив с ужасом в глазах:«— Единственно в тебе заключеныСтремленья все мои; единый тыМое блаженство, слава и покой.Отрадно видеть вновь твое лицоИ возвращенье утра! Нынче ночью(Подобной не знавала я досель),В виденье сонном, — если это сон, —Ни ты мне не явился, ни трудыВчерашние, ни замыслы работСегодняшных. Обида и тоска,Которых я до этой ночи злойНе ведала, тревожили меня;И мнилось: кто-то ласково шепталМне на ухо; я думала сперва,Что это голос твой. Он говорил:«— Зачем ты, Ева, спишь? Царит пораВолшебная прохлады и молчанья,Лишь сладостные трели певунаБессонного, ночного, в тишине,Любовью вдохновленные, звучат.Владычит полнолунье; мягкий светОбличье призрачное придаетВсему, но тщетно: этого никтоНе видит. Недреманные глазаНебес отверсты; чем же любоваться,Как не одной тобой, они хотят,Природы утешеньем? Целый мир,Обвороженный прелестью твоей,Глядит не наглядится на тебя!»

Восстала я на этот зов, но тыОтсутствовал; на поиски решась,Одна я долго разными брелаТропинками и очутилась вдругУ Древа запрещенного познанья.Оно прекраснее, чем наяву,Казалось. Я смотрела на него,Дивясь, и вижу: рядом с ним стоитКрылатый некто, жителям НебесПодобный, нам являвшимся не раз;Амврозия сочилась, как роса,С его кудрей; на Древо он гляделИ говорил: «— О дивное растенье,Плодами отягченное! УжельНикем не будешь ты облегченоИ не вкусят ни Бог, ни ЧеловекОт сладости твоей? Ужель познаньеСтоль гнусно? Кто усладу запретитьСпособен? Только Зависть. НалагайЗапрет — кто хочет; я не отступлюсьОт благ твоих; иначе бы зачемТы здесь росло!» — Сказав, он плод сорвалБесстрашно и вкусил. От наглых словИ наглого поступка обмерлаВ испуге я, но он вскричал: «— О плодВолшебный, сладостный сам по себе,Но сорванный, запрету вопреки,Вдвойне сладчайший! Возбраненный здесь,Ты, верно, предназначен для богов,Но мог бы и людей обожествить.А почему богами им не стать?Чем благо уделяется щедрей,Тем больше множится. Не беднякомДающий будет, но себе хвалуСтяжает вящую. Так подойди,Сияющее ангельской красойБлаженное созданье! ПричастисьИ ты со мной! Счастливая теперь,Ты можешь быть счастливей во сто крат,Хоть не прибавишь новых совершенств,Вкуси! В кругу богов — богиней стань,Землей не скованная, воспари,Нам уподобясь, взвейся в Небеса,Которых ты достойна, и взгляниНа жизнь божеств, — ты так же заживешь!»

Сказав, он подступил и часть плодаК моим устам приблизил. АроматТакое вожделение разжегВо мне, что я бороться не моглаИ соблазнилась. Тотчас к облакамВзлетели мы; простерлась подо мнойПоверхность необъятная Земли, —Являя величавый ряд картинРазнообразных. Диву я далась,Витая на подобной высоте.Вдруг спутник мой пропал, и я, стремглавСорвавшись, погрузилась в забытье.Как рада я очнуться и сознать,Что это было только сном!..» В ответНа повесть Евы о минувшей ночиПромолвил опечаленный Адам:«— О половина лучшая моя,Подобье лучшее! С тобой делюСмятение. Боюсь, что странный сонОт злой причины. Но откуда зло?Ты непорочной создана; в тебеЕго не может быть. Но знай, у насГнездится в душах много низших сил,Подвластных Разуму; за ним, в ряду,Воображенье следует; оно,Приемля впечатления о внешнихПредметах, от пяти бессонных чувств,Из восприятий образы творитВоздушные; связует Разум ихИ разделяет. Все, что мы вольныОтвергнуть в мыслях или утвердить,Что знаньем и сужденьем мы зовем, —Отсюда возникает. Но когдаПрирода спит и Разум на покойВ укромный удаляется тайник,Воображенье бодрствует, стремясь,Пока он отлучился, подражатьЕму; однако, образы связавБез толку, представленья создаетНелепые, тем паче, — в сновиденьях,И путает событья и словаДавно минувших и недавних дней.Сдается мне, что на вчерашний нашВечерний разговор твой сон похож,Но с прибавленьем странным. Не грусти!Порой в сознанье Бога и людейЗло проникает, но уходит прочь,Отвергнутое, не чиня вреда,Не запятнав, и это подаетНадежду мне, что страшного проступка,Так испугавшего тебя во сне,Ты наяву вовек не повторишь.Не огорчайся же, не омрачайСвой взор, что безмятежнее всегдаИ радостней, чем утренней зариУлыбка первая! Пойдем к трудамПриятным нашим, — в рощах, у ручьевСреди цветов, струящих ароматИз чашечек открытых, где всю ночьОни его копили для тебя!»

Адам утешил милую супругу,Но две слезинки на ее глазахВ молчанье проступили, и онаОтерлась волосами; капли двеДругие, драгоценные, вот-вотПрольются из хрустальных родников,Но поцелуем осушил АдамРаскаянья прелестные следыИ полусознанной, благочестивойБоязни пред грехом, грозившим ей.Все прояснилось, и пора в поляСупругам; но сперва, покинув сень,Наружу выйдя, на дневной простор,Где Солнце выкатилось в этот мигНад краем океана и, лучиРосистые полого протянув,С Востока озарило весь ЭдемИ Рай счастливый, — здесь они, склонясьБлагоговейно, с искренней любовью,Молитву утреннюю вознесли,Творимую усердно, день за днем,Всегда на разный лад. НеистощимыВысказыванья их высоких чувств,Святой восторг внушает им словаВсе новые, достойные хвалуСоздателю и в песнях и в речахВоздать, без подготовки; их устаВещали складно прозу и стихиСтоль сладкогласные, что звуки арфИ лютен не могли бы им придатьГармонии. Они молились так:[272]

«— Вот славные творения Твои,Отец Добра всемощный, мирозданьеВоздвигший дивно. Так насколько ж СамНеизреченный дивен, чей ПрестолНад всеми Небесами вознесен!Невидимый, Ты слабо различимВ созданиях малейших, но и в нихТвоя неограниченная властьИ благость явлены. Нет, лучше вы,О Дети Света, — Ангелы, о НемПоведайте! Творца дано вам зретьВоочию и хором прославлятьВ симфониях и гимнах, окружив,Ликуя, Божий Трон, в теченье дняБескрайнего! Все твари на ЗемлеИ в Небесах да восхвалят Его!Он первый, Он последний, Он срединныйИ бесконечный. Ты, из роя звездПрекраснейшая! Хоровод ночнойТы замыкаешь; над тобой праваТеряет мрак, и ты, залогом ставНадежным дня, улыбчивый рассветСверканием венчаешь! Славь ТворцаВ своей небесной сфере, в сладкий часРожденья первых утренних лучей!

Ты — око мирозданья и душа,О Солнце! Чти Владыку в Нем; хвалу,Вращаясь вечно, Богу возглашай —Когда восходишь, и когда стоишьВ зените, и когда заходишь вновь!

Луна! Порой ты Солнце на зареВстречаешь и порою прочь с толпойЗвезд неподвижных, что утвержденыВ подвижной сфере, от него бежишь;Вы, пять блуждающих небесных тел,[273]В таинственном кружащиеся танце,Под звуки тихие, — воздайте всеХвалу Тому, кто свет из тьмы исторг!

Ты — воздух! Вы — стихии! Дети недрСтарейшие Природы! Вчетвером,Безостановочно по кругу мчась,Все вещи смешивая и питая,В несметных превращеньях, — вы должныВсё новые хваленья воздаватьТому, кто мирозданье сотворил!

Пары, туманы, от холмов и водПлывущие угрюмой, серой мглой,Покуда Солнце не позолотитКайму шерстистую, — вздымайтесь в честьТворца Вселенной! Тучами застлавПустынный небосвод, обильный дождьНиспосылая жаждущей земле,В подъеме и падении, всегдаПровозглашайте славу Божеству!

О ветры! Вея с четырех сторон,Прославьте Устроителя мировДыханьем вашим — тихим или бурным!Вы, сосны и другие дерева!Пригните кроны, кланяясь Ему!Воспойте, благозвучные ручьи,Творца, певучим ропотом своим!Пускай объединятся голосаВсего живого! Птицы! Вы к вратамНебесным устремляете полет;Вам каждой песней, каждым взмахом крылЦаря Небес пристало величать!

Вы, плавающие в воде, и вы,Ступающие гордо по земле,Вы, пресмыкающиеся по нейУниженно, — свидетельствуйте все:Храню ли я молчанье поутруИ ввечеру, долины и холмы,Ручьи и рощи песней поучаяВсевышнего ответно воспевать!Хвала тебе, Вселенной Властелин!Будь милостивым к нам и подавайОдно лишь благо! Если ночь таитИль порождает зло, — его рассей,Как темноту рассеивает свет!»

Невинные, они молились так;И прочное спокойствие и мирИх души обрели. Они спешатК работам утренним, и по росеПрекрасной, по цветам туда идут,Где слишком буйно ветви разрослисьДерев плодовых, где потребны руки,Дабы прервать излишних сучьев рост,А праздные, — заставить вновь родить.Им также надо с вязом сочетатьПлеть виноградную; и вот лозаК супругу льнет, как вено приносяТугие грозды, чтоб его листвуБесплодную украсить. Царь НебесНа их старанья с жалостью гляделИ Рафаила подозвал к себе;Дух доброхотный этот, снизойдя,В дороге Товия сопровождалИ в браке с девой, что обрученаБыла семижды, — спас его от смерти.

«— Ты слышал, Рафаил, — сказал Господь, —Какую смуту учинил в РаюИз Ада ускользнувший Сатана,Успешно бездну тьмы преодолев;Как он супругов ночью возмущал,Чтоб их и заодно весь род людскойСгубить. Поговори, как с другом друг,Полдня с Адамом; ты его найдешьПод сенью кущи иль в тени древес,Где пищу он, пережидая зной,Вкушает, повседневный труд прервавДля отдыха. В беседе растолкуй,Сколь он безмерно счастлив, и внуши,Что вправе счастьем он располагатьПо воле собственной, что эта воляСвободна, но пременчива, и пустьСие запомнит; преподай советБыть осторожным, чтоб на ложный путьВ беспечности излишней не вступить;Ему открой грозящую опасностьСо стороны коварного Врага,С Небес низверженного и теперьЗамыслившего и других склонитьК паденью, чтоб лишились и ониБлаженства. Применив насилье? Нет!Насилье было бы отражено;Враг пустит в ход предательство и ложь.Открой Адаму всё, дабы не могОправдываться, если он падетПо воле собственной; что, мол, врасплохЗастигнут был и что его никтоНе вразумил и не предостерег!»

Так, правосудно, Вечный наш ОтецИзрек. Не медля, получив приказ,Гонец летучий взвился, отделясьОт сонма Духов, средь которых онСтоял, прикрывшись пышными крылами,И Ангельские хоры перед нимПовсюду расступались на пути,Пока он Эмпирей пересекалВ полете и достиг Небесных Врат,Что сами распахнулись широкоНа петлях золотых; Державный ЗодчийСтоль дивное устройство смастерил.С порога Врат ни туча, ни звезда,Ничто ему не преграждало взор;Хотя от прочих блещущих шаровЗемля не отличалась и былаНевелика, он разглядел ееИ на господствующей высоте,Средь окруженья кедров, — Божий Сад.Так видел ночью, с помощью стекла,Материки и страны на ЛунеВоображаемые — Галилей,Но с меньшей четкостью; так мореходСреди Циклад плывущий,[274] островаСамос и Делос видит вдалеке,Подобно клочьям пара. Дух к Земле,Сквозь ширь эфирную свой быстрый лётНаправил, средь бесчисленных миров.То на крылах надежных он парилВ полярных ветрах; то, за взмахом взмах,Покорный воздух мощно рассекал.До уровня парения орловОн снизился. Пернатый мир почелЕго за Феникса,[275] и все, дивясь,В нем ту единственную птицу видят,Спешащую к стенам стовратных ФивЕгипетских, дабы сложить свой прахВ блестящем храме Солнца. Вот в РаюОн плавно опустился на утесВосточный, Серафима вид принявПравдивый свой; шестью крылами станЕго божественный был осенен;Два первые — ниспав с широких плеч,Как мантия, достойная царей,Окутывали грудь; иные два —Как звездный пояс облегали чресла,Скрывая бедра пухом золотым,Пестревшим всеми красками Небес;А третьи — словно панцирь перяной,Одели ноги, от колен до пят,Лазурью ослепительною; так,Подобно сыну Майи, он стоял,[276]Крылами потрясая, и вокругБлагоуханье дивное лилось.Сторожевыми Ангелами онНемедля узнан. Все пред ним встают,Высокий почитая ранг послаИ важное заданье, что емуПоручено бесспорно. МиновавОхраны Райской пышные шатрыИ рощи мирры, где бальзам, и нард,И кассия струили ароматЦветочный — благовонье глухомани,Пришел он в дол благословенный; здесьПрирода, в юной щедрости своей,Воображенью девственному давСвободу, прихотливо создалаОбилье роскоши, превосходяВеликолепьем диким чудеса,Что созданы по правилам искусства.Расположась у входа шалашаПрохладного, Адам гонца узрел,В благоуханной роще, меж стволов,Грядущего навстречу. Той поройУже к зениту Солнце поднялось,Меча на Землю жгучие лучи,И, чтоб глубины темных недр согреть,Давало много больше ей тепла,Чем нужно Праотцу. В тенистой кущеРачительная Ева, как всегда,Обед из сочных, наливных плодовГотовила, способных насыщатьПроголодавшихся; питьем служилНектар из разных ягод, винных гроздИ молока. Адам воззвал к жене:

«— Спеши, о Ева! Посмотри на нечто,Достойное вниманья твоего:С востока, из-за рощи, к нам идетСозданье дивное. Как будто вновьДенница в полдень вспыхнула! Посол,Возможно, с вестью важной от НебесЯвился, и возможно, гостем онСегодня будет нашим. Торопись,В избытке все припасы принеси,Чтоб странника небесного принятьС почетом. Воздадим же, не скупясь,Дарителю — дарами; от щедрот,Нам уделенных, — щедро уделим.Чем больше многоплодная даритПрирода, тем становится онаПроизводительней и учит насНе скряжничать!» В ответ сказала Ева:«— Адам, священный образ, прах земной,Одушевленный Богом! НевеликЗапас потребный. Каждая пораРастит его для нас, и круглый годНа ветках зреет множество плодов.Храню лишь те, которых сок, сгустясьОт времени, питательность и вкусИм придает особый. Но сейчасНемедля я с деревьев и кустов,Со всех растений, лучшие сорвуПлоды, чтоб гостя потчевать. ПускайУвидит он, что в равной мере БогБлаготворит и Небу и Земле!»

Сказав, она поспешно отошла,Взирая хлопотливо, и полнаЗабот радушных: что из лучших яствИзбрать, в каком порядке подавать,Сообразуя вкусы их, дабыНе спорили между собой, — напротив,Друг друга возвышали чередой.Все лучшее она брала с ветвей,Что только всеродящая ЗемляДарит в обеих Индиях, равноНа взморьях Понта и на берегахПунических,[277] и там, где АлкинойВладычил:[278] плотнокожие плодыИ нежнокожие; одни в пушкеВорсистом, а другие в скорлупе,И таровато ставила на стол.Затем она безгрешное питьеИз гроздий выжала и сладкий сокИз ягод разных; лакомые сливкиИз косточек душистых извлекла, —Сосуды чистые у ней в достатке, —И под конец пахучею листвойУстлала пол и ворохами роз.

Тем часом устремился ПрародительНавстречу гостю дивному; инойОн свитой, кроме полных совершенствСвоих, не обладал и составлялСвой штат придворный — сам. Он шел один,Величественней скучных и помпезныхКортежей княжеских, где на шитьёГалунной челяди, что в поводуВедет роскошно убранных коней,На золото ливрей и чепраковГлазеет ослепленная толпа.Приблизившись, Адам возговорилБез страха, но с почтением склонясь,Как должно перед высшим существом:«— О житель Неба! — ибо только тамСтоль царственный возникнуть облик мог;Покинув трон заоблачный, краяБлаженные, ты низошел сюда,В обширную страну, лишь нам двоимДарованную Богом. УдостойВ тенистой куще этой отдохнуть,Отборное вкушая из того,Что здесь растет. Побудь, пока дневнойНе схлынет зной и Солнце на закатНе повернет, смягчив свои лучи!»Умильно Ангел доблестный в ответСказал: «— Затем я и пришел сюда.Ты сотворен таким и твой таковПриют земной, что даже Духов НебаПрельщает к посещенью. ОтведиМеня в твое жилье. Свободен яОт полдня и до вечера!» ОниНаправились к лесному шалашуУлыбчивому, словно сень деревПомоны,[279] и цветочный ароматСтруившему; а Ева, лишь собойУкрашена, прелестней и милейДубравной нимфы или самой дивнойИз трех, на Иде споривших, нагихБогинь,[280] — ждала, чтоб гостю угождатьНебесному. Покровы не нужныДля чистой духом: никакая мысльНескромная румянца на щекахВовек не порождала. РафаилС приветом обратился к ней святым;Впоследствии Пречистую Марию —Вторую Еву — Ангел точно такПриветствовал:[281] «— Возрадуйся, о МатьЛюдского рода! Населишь весь мирТы детищами чрева твоего,И будут многочисленней ониПлодов, что отягчают этот стол!»Сиденьями из моха окруженный,Бугор дерновый им столом служил;От края и до края, на большомЕго квадратном срезе, все дарыОсенние ласкали взор, но здесьВсегда с Весной плясала заодноВ обнимку Осень. Велся разговорНеспешно, без опаски, что едаПростынет, и Адам уста отверз:«— Вкуси, Небесный гость, от разных яств,Которые Земле Кормилец наш,Податель щедрый совершенных благ,Для пропитанья нашего велелИ услаждения производить!Такая пища, может, не вкуснаБесплотным Духам, но еды другойНе ведаю, — лишь эту нам даетОтец Всевышний!» Ангел отвечал:«— Всё то, что Человеку, — существуОтчасти и духовному, — Господь(Хвала Ему вовеки!) дал во снедь,Не может неприятным быть на вкусЧистейшим Духам; будучи сполнаДуховными, нуждаются они,Подобно вам, разумным тварям, в пище,Поскольку чувства низшие равноИмеются у тех и у других:Вкус, обонянье, осязанье, слухИ зрение. Вкушая пищу, мыЕе усваиваем, претворивТелесное — в бесплотное. Узнай:Всему, что Господом сотворено,Потребна пища; легким элементамДают питанье — грубые; ЗемляПитает море; суша и водаПитают воздух; воздух же — роиСветил эфирных; первоочередно —Луну, наиближайшую из них;А пятна, испещряющие дискЛуны, — не что иное, как парыНечистые, не ставшие ещеЕе субстанцией. Луна другимПланетам высшим от своей сыройПоверхности питание струит,А Солнце, освещая все миры,Их влажным истечением взаменПитается и пищу ввечеруВкушает, погружаясь в океан.Хоть в Небесах амврозией полныПлоды Деревьев жизни, а лозаДарит нектар; хоть мы с ветвей росуМедвяную сбираем по утрам;Хоть почва устлана жемчужной манной,Но доброта Творца и на ЗемлеРассыпала обилье новых благ,С небесными сравнимых. ПосемуНе мни, что хлебосольством я твоимПренебрегу!» — Итак, пришла пораДля трапезы; вкушал и Ангел; нет,Не для отвода глаз, как богословыИные судят![282] Он со смаком ел,Являя голод истинный и жарПищеваренья; Духи без трудаВсе лишнее способны испарять.Не диво! Ведь при помощи огняКоптящих углей может превратитьАлхимик, или думает, что может,Металл, рожденный шлаковой рудой,В отменнейшее золото. Меж темПраматерь в чаши сладкое питьеСтруила, услужая за столомНагая. О, достойная ЭдемаНевинность! Если Божьи СыновьяВлюблялись некогда,[283] то только здесьПростительной была бы эта страсть;Но вожделенье чуждо их сердцамИ ревность — ад обманутой любви.Когда питьем и лакомой едойОни насытились, не отягчась,Адаму вздумалось не упуститьБлагоприятный случай и узнатьВ беседе этой важной о ином,Нездешнем мире и о существахНебесных, столь его превосходящихВо всем, чьи лики излучают светБожественный, чья затмевает мощьЛюдские силы. Так сообразив,Он вопросил посланника Небес:

«— О приближенный Божий! Сознаю,Как Человека ты почтил, сойдяПод этот скромный кров и от земныхВкусив плодов, которые отнюдьНе пища Ангелов; ты их вкушалС такой охотой, будто на пирахНебесных не вкушал от лучших яств;Их разве можно с нашими сравнить?»

Крылатый Иерарх сказал: «— Адам!Един Господь; всё только от НегоИсходит и к Нему приходит вновь,

Поскольку от добра не отреклось.Всё из единого правещества,В обличиях различных, безупречноСотворено; различных степенейСубстанция уделена вещам,Так, на различных уровнях данаИ жизнь — живым созданиям; ониТем чище, утонченней и духовней,Чем пребывают ближе к Божеству,Чем истовей, на поприщах своих,К Нему стремятся; всяческая плотьПо мере сил способна духом стать.Так с легкостью восходит от корнейЗеленый стебель и растит листвуВоздушнейшую, а за ней — цветок —Верх совершенства, издающий духПахучий; так цветок и плод его —Усвоенная Человеком снедь, —В нем совершенствуются, обратясьДуховностью живительной, равноЖивотной и разумной; жизнь творят,Сознанье, смысл, воображенье, чувство,От коих разум черпает душаДвоякий: первый — в логике силен,Другой же — в созерцанье. У людейПреобладает первый, нам присущВторой; у них одна и та же суть,Различна только мера. Не дивись,Что блага, вам врученные Творцом,Не отвергаю, но, переварив,Преображаю в собственный состав.В свой срок, возможно, люди перейдутНа пищу Ангельскую, не сочтяЕе чрезмерно легкой. При такомПитанье, верно, станут их телаСо временем субстанцией духовнойИ нам в подобье, окрылясь, взлетятВ эфир; и по желанью — обитатьВ Раю небесном будут или здесь.Все это исполнимо, если выПокорство соблюдете и любовьНезыблемую к вашему Творцу.Пока же наслаждайтесь полнотойБлаженства, вам доступного; вместитьИное, вящее, — вам не в подъем».

Людского рода Патриарх сказал:«— Ты дивно обозначил правый путь,Последуя которому пройтиВсю лестницу Природы разум нашОт центра до окружности[284] способен;И в лицезрении Господних делМы, шаг за шагом, можем вознестисьК Создателю. Но молви — что твоеОстереженье значит: «Если выПокорство соблюдете?» Как возможноОслушаться и разлюбить Творца,Из праха нас воздвигшего, в РаюУстроившего, средь безмерных благ,Превысивших все то, что ЧеловекСпособен пожелать и восприять!»

«— Знай, сын Земли и Неба! — молвил Гость, —По милости Господней ты блажен,Продленье же блаженства от тебяЗависит, — от покорности твоей.Вот суть остереженья: твердым будь!Ты создан совершенным, но превратным,Ты создан праведным, но сохранитьВ себе добро — ты властен только сам,Зане свободной волей одарен,Судьбе не подчиненной или строгойНеобходимости. Желает БогПокорства добровольного, отнюдьНе приказного; никогда ГосподьЕго не примет. Да и как принять?Как в сердце несвободном различить —С охотою иль подъяремно служит,Лишь поневоле, ибо так велитСудьба и выбора иного нет?Я сам и Ангелы, что предстоятПрестолу Божию, блаженство длимПодобно вам, поскольку мы верныПокорству: нет у нас других порук.Свободно служим Богу из любвиСвободной. Мы вольны Его любитьИль не любить, сберечься или пасть.Ведь пали некие благодаряОслушеству; их в глубочайший АдС Небес низверг Всевышний. О, паденьеС высот блаженства в бездну адских мук!»

Наш Предок молвил так: «— Твои слова,Наставник дивный, выслушаны мнойС вниманьем глубочайшим; эта речьМне слаще херувимских голосов,Поющих гимны горние в ночиС холмов окрестных. Ведаю равно,Что в действиях, в желаньях сотворенСвободным; но уверен, что любовьК Творцу и праведный Его заветПокорства — не забуду никогда.Так мыслил прежде, мыслю и теперь.Но то, что в Небе, по твоим словам,Произошло, — сомнение родитВо мне, но пуще — жажду услыхать,Коль ты изволишь, полный пересказ.Он, верно, будет странен, и емуВнимать в благоговейной тишинеПристало. Долог день. Лишь полпутиСвершило солнце, на другую частьСтези небесной только что вступив!»

Так он просил, и Рафаил, чуть-чутьПомедлив, начал так повествовать:«— О необъятном, Первочеловек,Ты просишь. Горестный и тяжкий трудПодъять я должен. Как я передамУму людскому о незримых битвахБесплотных Духов? Как я, не скорбя,Поведать о погибели могуСтоль многих, прежде славных и благих,До их паденья? Как я, наконец,Иного мира тайны обнажу,Закона не нарушив? Но сиеДозволено для твоего добра.А то, что Человеку не постичь,Я разъясню, духовное сравнивС телесным; ведь возможно, что ЗемляЛишь тень Небес, и то, что там и здесьВершится, больше сходства меж собойОказывает, чем сдается вам.

Вселенной этой не было еще,И правил дикий Хаос, где теперьКружатся небеса и на своемОснован центре шар земной; итак,В один из дней (ведь Время, приложасьК движенью, даже в Вечности самойВсе вещи измеряет настоящим,Прошедшим и грядущим), в некий день,Из коих состоит великий годНебесный, эмпирейские войска,Со всех концов, на высочайший зовК Престолу Всемогущего сошлись.Блистали Иерархи во главе;Тьмы тем значков, хоругвей и знаменВились над ними в воздухе, чиныИ саны означая, и неслиНа тканях вышитые драгоценныхИзображенья памятные делПрославленных и подвигов любвиИ ревности святой. Когда полкиВ пространстве необъятном Божий ТронКругами обступили, к ним изрекОтец Предвечный с пламенной горы,Чей гребень так сиял, что был незрим.В блаженстве одесную восседалСын Божий, — и Господь промолвил так:«— Вы, чада света, Ангелы, Князья,Престолы, Силы, Власти и Господства!Вот Мой неукоснительный завет:Сегодня Мною Тот произведен,Кого единым Сыном Я назвал,Помазал на священной сей гореИ рядом, одесную поместил.Он — ваш Глава. Я клятву дал Себе,Что все на Небесах пред ним склонятКолена, повелителем признав.Вы под Его водительством должныДля счастья вечного единой статьДушой неразделимой. Кто ЕмуНе подчинен, тот непокорен Мне.Союза нарушитель отпадетОт Бога, лицезрения лишасьБлаженного, и, вверженный во тьмуКромешную Геенны, пребыватьВ ней будет, без прощенья, без конца!»

Всех, мнилось, восхитила речь Царя,Однако же не всех. Вокруг священнойГоры, как всякий праздник, этот деньМы в песнопеньях, в плясках провелиТаинственных, что сходственны весьмаС причудливым движением планет,С вращеньем сферы неподвижных звезд;Сплетаются светила и петлятТем правильней, чем выглядит бессвязнейИх мнимо беспорядочный пробег,И гармоничный этот хороводБожественный сопровожден такойВолшебной музыкой, что сам ГосподьС восторгом ей внимает. НаступилВечерний час (хоть нет прямой нужды,Но для разнообразья вечераИ утра — чередуются у нас),И после пляски подошла пораСладчайшей трапезы. Везде столыВозникли, там, где строем круговымСтояли сонмы; ангельская снедьЯвилась вмиг; рубиновый нектарПлескался в тяжких чашах золотых,Алмазных и жемчужных, — дивный сокБесценных гроздий эмпирейских лоз.В венцах цветочных, лежа на цветах,Бессмертьем радостно упоены,Вкушали Духи яства и питьеВ согласье чудном. Не грозила имОпасность пресыщенья, ибо тамОт крайностей — избыток бережет;Так услаждались Жители НебесПред расточавшим щедрые дарыВладыкой всеблагим, что разделялИх счастье. Вот уже слетела ночьАмврозийная с облачных высотГоры Господней, где родятся теньИ свет, и небосвод сменил свой ликЛучистый на приятный полумрак.(Ведь ночи в том краю покровом тьмыНе облекаются.) На всех росаНиспала розовая, наклонивКо сну. Лишь недреманное вовекНе спит Господне Око. На бескрайнойРавнине, превзошедшей шар земнойИ вширь и вдаль, когда б развернут былОн в плоскость (неоглядно великиВладенья Божьи!), Ангельская ратьСвой стан разбила подле рек живых,В тени Деревьев жизни. В краткий мигВосстали неиссчетные шатрыИ скинии, где, свежим ветеркомОвеянные, безмятежный сонВкушали Ангелы, помимо тех,Кто вкруг Престола Бога, в свой черед,Повинны были гимны возглашатьХвалебные, до самого утра.Не спал и Сатана. Отныне такВрага зови; на Небе не слыхатьЕго былого имени теперь.Один из первых, первый, может быть,Архангел — по могуществу и славе,Всевышним взысканный превыше всех,Он завистью внезапной воспылал,Затем, что Сына Бог-Отец почтил,Столь возвеличив, и Царем нарек,Помазанным Мессией. Гордый ДухСнести не мог соперничества, счелСебя униженным; досада в немИ злоба угнездились глубоко;Когда полночный, сумеречный часКо сну призвал умильно, к тишине,Свои полки он увести решил,С презрением покинуть вышний Трон,Которому в покорстве присягал,И разбудив того, кто был вторымПо рангу, прошептал ему тайком:

«— Спишь, дорогой собрат? Как сон возмогСомкнуть глаза тебе? Ужели тыЗабыл веление, что изошлоВчера из уст Всемощного? ПривыкТы помыслы делить со мной; равноТебе я открывался. Были мыЕдины, бодрствуя; неужто насТвой сон разрознит? Новый возглашенЗавет Монарший; повод он даетПодвластным для соображений новых.Возможные последствия должныМы обсудить; но этот разговорОпасен здесь. Немедля собериВсех полководцев наших, передав,Что отдан нам приказ: покуда ночьЕще свою не удалила тень,Да поспешат с войсками, чьи знаменаПод властью развеваются моей,Домой, на Север, в наш исконный край,[285]Чтоб лучше подготовить мы моглиПрием, достойный нового Царя,Великого Мессии; заодноЕго указы новые узнать.Он иерархии намерен всеВ ближайший срок с триумфом обозреть,Свои законы возглашая нам».

Так лжец-Архангел молвил, и собратЕго нестойкий, злому подчинясьВлиянию, начальников созвалНижестоящих; каждому из нихПересказал полученный приказГлавнокомандующего: покаЗавесу мрака Ночь не совлеклаС Небес, мы, стяг великий распустивИерархический, должны начатьОтход всеобщий; тут же он привелПричину вымышленную отхода,Коварные намеки между темБросая, подстрекал и разъярял,Чтоб верность полководцев испытатьИль совратить лукавством, но ониВелению великого ВождяВерховного привычно, как всегда,Повиновались, ибо он и впрямьНа Небе был прославлен больше всехИ в чине наивысшем состоял;Подобный ликом Утренней звезде,[286]Рои светил ведущей, он увлекОбманом третью часть Небесных войск.Но Оком, от которого не скрытьПодспудных мыслей, потаенных дум,Предвечный, с высоты горы священной,Где ночью золотые перед НимСветильники пылали, увидал,В них не нуждаясь, как возжегся бунтМеж сыновьями утра, кто мятежЗатеял, кто к восстанию примкнулИ сколько сил, присяге изменив,Державную оспоривают власть;И Сыну Он сказал с улыбкой так:

«— Сын, в коем вижу славу всю МоюОтображенной, Трона МоегоНаследник! Знать, пора пришла расчесть,Как Наше всемогущество сберечь,Каким оружием Нам защититьТо, что Божественностью искониИ властью царской Мы зовем. ВоссталЗаклятый враг на Нас, дабы в краюПолночном, вровень с Нашим, свой престолВоздвигнуть; мало этого — праваИ силы Наши в битве испытатьОн алчет. Станем же держать советНа случай сей; оставшееся войскоМы соберем; всё к делу применим,Чтоб Наш престол, святилище и санВысокий не утратить невзначай!»В ответ, подняв спокойный, чистый взорИ несказанный излучая свет,Сын возгласил: «— Всевластный Мой Отец!Противников Ты вправе осмеятьИ в полной безопасности следитьС улыбкою за праздной суетойИ рвением напрасным бунтарей;Не чая, вящей славою меняОни покроют; ненавистью ихЯ возвеличусь. Царственную мощь,Мне данную, чтоб укротить врагов,Да узрят гордецы и да поймут,Превозмогу ли бунт иль окажусьПоследним из последних в Небесах».

Так Сын сказал. Но Сатана успелВ полете быстром далеко уйтиС полками, словно россыпь звезд ночных,Бесчисленными, или россыпь звездРассветных — капель утренней росы,Когда их Солнце в жемчуг превратит,Сверкающий на листьях и цветах.Войска минули три тройных страны —Престолов, Серафимов и Господств,Три царства, пред которыми, Адам,Твои владенья — словно Райский СадПред всей Землей и Морем, коль поверхностьЗемного шара развернуть в длину.Пройдя все эти области, ониДостигли Полночи, а Сатана —Своей твердыни, вдалеке, с горы,Сиявшей на огромной вышине.Вздымались башни, грани пирамидИз глыб алмазных, золотых кубов;Сие звалось чертогом ЛюцифераВеликого на языке людей.С Творцом тягаясь, Враг, по образцуГоры, с которой был провозглашенМессия, высоту свою нарекГорой Собранья,[287] ибо он сюдаКогорты подначальные стянул,Как бы для обсужденья торжестваПрибытия Мессии; но, укрывКоварным красноречьем клевету,Он, якобы правдиво, речь повел:

«— Престолы, Силы, Власти и Господства!Коль ваши званья пышные пустымНе стали звуком с некоторых пор,Когда приказ Другому власть вручилНад нами, наименовав ЦаремПомазанным, всех выше вознеся;Затем и этот спешный марш ночной,И этот срочный сход: какой почетНеслыханный измыслим для Того,Кто раболепства требует от насДоселе небывалого? ПлатитьПодобострастья дань и падать ницПеред Одним — безмерно тяжело;Но разве не двукратно тяжелейДвойное пресмыканье — пред ВсемощнымИ Тем, кого Он образом СвоимПровозгласил? Быть может, призоветВас благородный помысел — совлечьПокорности позорное ярмо,Иль вам сгибать хребты и преклонятьКолена раболепные милей?Нет, не милей, — поскольку знаю вас,Поскольку сознаете вы себяСынами Неба, коими досельНикто не обладал! Мы не равны,Зато равно свободны. Званья, рангиСвободе не помеха и вполнеС ней совместимы. Но какой указ,Какое рассуждение даютКому-то право нас поработитьСамодержавно, если мы ЕмуРавны, пусть не могуществом, не блеском,Но вольностью исконной? Для существБезгрешных заповеди не нужны,А менее всего — такой закон,Который навязал бы нам Царя,Принудил обожать Его, поправДостоинство имперских наших рангов,Свидетельствующих, что нам даноНе пресмыкаться, но повелевать!»Без возражений дерз