Маринисты - Елена Сазанович

– Вот тогда вы и решили воспользоваться мной?

– И воспользовался. Я написал письмо, достаточно достоверное по фактам и манере изложения, чтобы вы поверили. И недостаточно достоверное по почерку. Почему вскоре я выкрал его у вас. Мои расчеты оказались верными. Вы тотчас бросились на поиски Марины. И я знал, что рано или поздно вы приведете меня к ней. Хотя я не мог знать, что вы воспользуетесь услугами этого сыщика, – он недовольно скривился. – И это осложнило задачу. Вы не столько стали искать Марину, сколько меня. И вы почти приблизились к разгадке, когда врасплох застали меня в старой усадьбе. И я вынужден был стрелять.

– А затем вы также вынуждены были убить своего брата?

Он опустил взгляд. И его пистолет дрогнул.

– Это было нелегко, поверьте. И я сам никогда не предполагал, что смогу пойти на это. Но у меня не было другого выхода. Мой брат спас вас от выстрела. Мой брат, чокнутый, сумасшедший брат был уже готов выдать меня, указать вам путь ко мне… Поверьте, у меня не было выхода… Но я очень… Очень любил своего брата… Мы – близнецы и эта любовь неизбежна в крови.

Мне на миг показалось, что я увидел слезы в холодных глазах Слона.

Но я не поверил этим слезам.

– И поэтому вы в дни траура в белом костюме?

– Я всегда в белом, Тим. Черный цвет в меня вселяет неуверенность. Я никогда не ношу черный цвет.

Я пожал плечами. Каждый человек имел право на свои приметы.

– Я шел к цели, уже решив, что обратного пути нет. И я вот-вот был у цели. И вновь помешали вы. Когда я сегодня утром увидел вашу картину… Вы увлеченно работали и даже не заметили меня. Так вот, когда я увидел… Боже! Даже я не был готов к этому! Это становилось невероятным! Это была копия картины Самойлова! Копия! Ни одной лишней линии! Все – точь в точь. И я почувствовал беду! Вот она, возможность, чтобы все стало на свои места, как хотел Самойлов. Вот он – конец моим мечтам. Я навсегда потерял Марину. Она вновь стала всего лишь контуром на холсте. Ее больше нет. Мое открытие оказалось напрасным. Я совершил два бессмысленных убийства…

– Могло быть и три. И третье – самое для вас опасное.

Убийство сыщика.

– Да… И все же… Все же я не отчаиваюсь! Вы вернете все, что отняли у меня. Я вновь сделаю Марину реальностью! Я вновь буду работать ночами, вычисляя нужное мне вещество! Я вновь буду победителем!

Но я не слушал его жалкие окрики. Все, что рассказал Слон, казалось просто невероятным. И чудовищным. Но самой страшной загадкой оставалась загадка творчества. Как мы, два совершенно различных человека, два совершенно различных мировоззрения, две совершенно различных судьбы смогли подойти к одному и тому же, сумели слиться воедино и придумать одинаковый мир? Как? Возможно, это одна божественная мечта, мечта вечной любви, вечного счастья, вечного добра привела нас к этому. Возможно, другая, дьявольская сила соединила наш мозг в одно целое. Я этого уже никогда не узнаю. Я уже никогда не увижу Марину. Я потерял ее во второй раз. И, пожалуй, уже навсегда. Это именно я отнял у нее жизнь. Впрочем, возможно, я вернул ей свою жизнь, к которой она всегда стремилась. Все может быть в этом мире, как говори? немой. Абсолютно все… И я поднял на него тяжелый взгляд. И мне показалось, что именно так на него когда-то посмотрел Самойлов.

Слон молча держал пистолет. Он ждал.

– А теперь вы поедете, Тим, – наконец выдавил он. И его глаза сузились.

Я медленно встал. Я все еще выигрывал время. Я, еле передвигая ноги, направился к выходу. И обернулся. Дуло пистолета смотрела мне прямо в лицо. И я отлично осознавал, что этот человек теперь ни перед чем не остановится. Я все больше и больше приближался к мысли, что он просто сумасшедший. Что генетические отклонения передались и ему. Но в гораздо опасной форме.

– А вдруг вы убили доктора, Слон? – наконец выдавил я.

– После вашей исповеди это выглядит вполне вероятным.

– Вам придется поверить мне на слово, – он посмотрел на часы, – уже у меня мало времени. Я слишком много времени подарил вам. Теперь вы должны мне его вернуть. И как можно скорее.

Мы шли по длинному коридору. Я чувствовал на своей спине дуло пистолета. Но старался оставаться спокойным. Было темно, я успел заметить тень впереди, мелькнувшую за угол. Я обернулся. Немой пристально следил за каждым моим движением. Он ничего не заметил. И я мгновенно сориентировался в обстановке. Я понял, что эта мелькнувшая тень играет на моей стороне. Потому что немой был совершенно одинок. И, едва дойдя до угла, я сделал на свой риск, резкий рывок вправо. И одновременно раздался выстрел. И Слон вскрикнул от боли. Пистолет выпал из его рук. И его раненая рука повисла, как плеть, истекая кровью.

– Черт! – выкрикнул он. И рванул вглубь темного коридора.

Но Голова, а это быт никто иной, как он, одним ловким прыжком догнал его. И прижал к стене. И присвистнул от удивления.

– Ай да сюрприз! А мне сообщили, что вчера вас успешно похоронили.

– Как видите, и покойники иногда оживают, – кисло усмехнулся Слон, морщась от боли.

– А теперь, Слон, веди нас к доку, – приказал я ему.

Бережнова мы нашли связанным в одном из кают. Слон не обманул меня. Ему он, действительно, был нужен живой, для залога. Доктор перевязал руку Немому и мы потащили его к моторке.

Вскоре мы мчались к поселку. По дороге я успел вкратце пересказать историю Слона. Док и Голова слушали ее с жадностью, не пропуская ни единого слова. Для них это казалось невероятным. Впрочем, как и для меня. Когда я поставил точку в своем повествовании, Слон, повернулся ко мне, на его безобразном лице выступило подобие улыбки.

– А ведь вы должны быть мне благодарны, Тим.

Я вопросительно поднял брови.

– Ведь именно я, и никто иное, подарил вам любовь. Без меня, без моих стараний, без моих бессонных ночей в лаборатории вы бы никогда не узнали любовь.

Я промолчал в ответ. В чем-то он был, несомненно прав.

– Я породил вашу любовь, Тим, – не унимался Слон. – А вы ее убили. И чего бы добились своей правдой? Вы сами у себя отняли возлюбленную. Вы написали картину, придуманную задолго до вас, под которой будет стоять подпись, другого, кстати, известного художника. А вы так и останетесь неизвестным, превратившим столько сил на воскресение чужого имени. Неизвестным художником, у которого даже любовь – в прошлом.

– Почему вы обо мне говорите в прошлом времени, Слон? – криво усмехнулся я в ответ. В отличие от вас я обладаю главным – свободой. И у меня еще будет шанс ею воспользоваться сполна.

– Но как? – не сдавался Слон. – Вы не сможете так резко перечеркнуть прошлое. А ваша прошлое – всего лишь мираж. Вы любили мираж, Тим. И мираж рисовали. А я, в отличие от вас, умею этим воспользоваться. Ведь доказать мою причастность ко всему будет крайне сложно. Ни один здравомыслящий человек не поверит, что возможно оживить натуру на холсте. Это бред, Тим! Марина утонула. И свидетель случившемуся – мой несчастный немой брат, который тоже утонул по случайности. А смерть Самойлова, вы, кажется, доктор, лично зафиксировали, – и он вежливо поклонился Бережнову. – Бедняга отравился грибами. Сейчас так много случаев отравления! – и тут немой не выдержал и расхохотался во весь голос. Нервно, надрывно. И его глаза светились холодом так, что мы невольно поежились. Хотя, может быть, в этом виноват холодный ветер, гоняющий по морю волны.

И тут Голова, принципиально решивший молчать до официального следствия, не выдержал.

– Ну, Слон, – хищнически оскалился он. – Не волнуйтесь. И предоставьте мне ваши проблемы. Я их легко разрешу. У меня, кстати, до сих пор болит плечо, – и он машинально схватился за рану. – Я не умею прощать боли, Слон. И одного выстрела в сыщика достаточно, чтобы вас пожизненно упрятать за решетку. А в остальном вы даже правы. Не стоит ворошите прошлое. Не стоит открывать ваше имя миру, который прекрасно существовал и будет существовать без вашего бессмысленного открытия, чтобы не навредить ему. И смерть брата пусть останется на вашей совести, Слон. Ведь вы близнецы, если не ошибаюсь. И смерть одного из двойняшек рано или поздно приведет к трагедии другого. А Марина… И в этом вы правы. Пусть она останется погибшей. Мы сумеем подарить ей прошлое, ее доброе имя среди людей. Впрочем, оно уже запечатлено на картине навеки. А смерть прекрасного художника, которого убили все-таки вы, я докажу, чего бы мне это ни стоило…

Немой сидел, низко опустив голову. Кровь просачивалась через марлю. И он морщился, то ли от боли, то ли от красочного монолога Головы. Сегодня он проиграл. Этот несостоявшийся артист, несостоявшийся музыкант, несостоявшийся художник, несостоявшийся ученый и несостоявшийся влюбленный. Человек, одаренный от природы, но так и не сумевший этим щедрым даром природы разумно воспользоваться. Что ж – и природа совершает ошибки. А, впрочем, возможно, это очередные проделки дьявола. Как будет угодно…