Сожженные мосты. Часть 2 - Александр Маркьянов

   Но графа Ежи - он не был пьян, для того чтобы опьянеть ему нужно было намного больше, чем большой бокал сильно разведенной водки, привлекло не это. Его привлек человек, как-то незаметно присоединившийся к его компании, пока они танцевали. Среднего роста, молодой, с простым и неприметным лицом, круглые очки без оправы. Граф попытался вспомнить - ему показалось, что когда они вошли сюда - он уже был здесь, стоял недалеко от двери - но в этом он не был уверен. Заведение было переполнено людьми, а слепящие вспышки стробоскопов делали сколь-либо надежное опознание нереальным.

   - У нас новенький... - человек располагающе улыбнулся и протянул руку - Димитрий Ковальчек.

   - Ежи Комаровский...

   Почему то граф не стал называть ни свой титул, ни произносить "честь имею" что сразу отрекомендовало бы его как офицера. Словно кто-то на ухо шепнул, что это делать не надо.

   - Я вас не видел в университете. Вы вольный слушатель?

   - Он москаль! - ляпнул кто-то.

   Ковальчек нахмурился

   - Рышард здесь нет москалей. Мы все поляки, сколько тебе объяснять?

   - Я сейчас прохожу службу в штабе Виленского военного округа - граф Комаровский решил, что скрывать сей факт бессмысленно, все кто надо - об этом знают.

   - Вот как? А родились вы здесь?

   - Да, в Варшаве...

   Человек вздохнул

   - Значит, вы настоящий поляк. А я вот - нет. Я родился в Балтиморе...

   - Вот как?

   - Да... Мои предки эмигрировали отсюда давным давно. Увы, но если кто-то здесь и не поляк - так это я. Я кстати преподаю в Варшавском политехе, неорганическая химия.

   - Ну... - странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое - каждый, в ком есть капля польской крови может считаться поляком.

   - Вот и я так думаю. Признаться не без задней мысли... Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше.

   - Польша гостеприимна к полякам.

   - Увы - не всегда...

   Потом Ковальчек куда то пропал - вот просто так пропал и все, только что был тут - а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная, бесхитростная атмосфера - и через час он обнаружил себя на диване с Еленой в объятьях, и он с ней черти что вытворял.

   - Проклятье...

   Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось.

   - Что?

   - Поехали домой.

   - Зачем? Тебе здесь нехорошо?

   - Не хочу устраивать концерт.

   - Смотри, как бы я его не устроила.

   - Только попробуй.

   - А если попробую - тогда что?

   - Тогда у меня в машине есть пистолет.

   - Хм... ты готов убить ради меня?

   - Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности?

   Елена улыбнулась - это была ее, только ее особенная улыбка - только губами. На нее тоже иногда находило, и тогда - берегись...

   - Не сможешь.

   - Хочешь проверить?

   - Хочу.

   Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян, и головой еще соображал - а такие разговоры могли довести до беды.

   - Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье есть конюшня. А там есть хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей.

   - Звучит соблазнительно...

   Граф Ежи с трудом поднялся на ноги - проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что в таком заведении ею торгуют. Хотя почему невозможно - здесь явно криминальным душком попахивает. Куда только полициянты с безпекой смотрят, разве что в собственный карман.

   - Только попробуй - повторил он - я сейчас вернусь.

   В туалетной комнате в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще как минимум в одной - кто-то шумно, нетрезво взвизгивая на весь туалет трахался, возможно те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих водяных струй. Немного прояснилось в голове - словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа - получилось. Значит - можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему Мазерати.

   - Господин Комаровский...

   Граф Ежи резко обернулся. Ковальчек!

   - Пан Ковальчек...

   - Прошу прощения... здесь неподходящая обстановка для общения... могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам ты собираемся на факультете...

   - Что за дискуссионный клуб? - граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу

   - Дискуссионный клуб... Просто собираются молодые люди... Говорят о разных странах, о свободе... о Польше...

   Вот оно как ...

   - Сударь надеюсь вы не считаете меня, армейского офицера бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю Летающую тарелку - это не значит, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков.

   - О нет... Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше?

   Граф Ежи, чуть поколебавшись взял визитную карточку.

   - Сударь. Заверяю вас в том, что если я и приду - то уйду немедленно после первого же бунташского высказывания.

   - Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт Петербурге...

   - Откуда вам это известно, пан Ковальчек? - резко перебил его граф

   Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему на небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт...

   Разведчик недоделанный.

   - Понятно... У вас острый глаз, пан Ковальчек.

   - Поверьте, в зале это увидел каждый первый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам.

   - Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек - резко сказал граф Комаровский - засим прошу меня простить...

   Машина оказалась на месте, непобитая и с целым тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин.

   - Как тебе "Летающая тарелка"? - спросила Елена, сладко потягиваясь

   - Смрад! - коротко ответил граф Ежи.

   - Ты прав...

   - Зачем же ты туда ходишь?!

   Елена хмыкнула

   - Там есть интересные люди... Кстати, как тебе пан Ковальчек? Ты ему очень даже приглянулся...

   - В смысле?

   - Он педик.

   Мазерати резко вильнула - слава Иезусу они выехали на мост, и слева никого не было.

   - Что?!

   - Ну да... Об этом весь политех знает. Да он безобидный, ты не бойся...

   - Курва блядна... - нецензурно выругался граф Комаровский, держа руль левой рукой, а правую вытирая об куртку.

   Елена снова расхохоталась.

   - Ты из какого века? Все нормально... СПИД через рукопожатие не передается...

   - Он что?!

   - Да нет... Я пошутила. Но он и вправду нормальный. Не такой как эти... всякие, с ним поговорить можно. Он не пристает...

   - К тебе-то он точно не пристанет. Проклятый содомит!

   - Ты куда едешь?

   - В имение. Вы явно заслужили хорошую взбучку, пани.

   - Жду - не дождусь...

   11 июня 2002 года

   Вашингтон, округ Колумбия

   Звонок прозвенел уже под вечер, когда Джон Уайт собирался домой. Ему выделили небольшой кабинет в подвале Белого Дома, больше похожий на кладовку - но многие за такой кабинет отдали бы душу. Сейчас процесс формирования Министерства безопасности Родины не вышел из стадии бумажной работы и сотен бесчисленных согласований - поэтому, у создаваемого Министерства не было офиса, не было офисных работников, и всю работу был вынужден делать, скрипя зубами и чертыхаясь, сам Уайт. А работы было много, министерство вырисовывалось большое, с отделениями во всех крупных городах как у ФБР, с заграничными офисами в посольствах, с мощными представительствами в зонах вооруженных конфликтов. Нечто похожее на русскую глыбу - Министерство внутренних дел, занимающееся в основном контрразведкой, но имеющее и структуры внешней разведки, якобы занимающиеся скрывающимися за границей преступными элементами, а на самом деле - всем, чем нужно. Уайт вообще тщательно изучал опыт Российской Империи, несмотря на то что недолюбливал эту страну. Потому что слово "недолюбливал" с словаре профессионала должно отсутствовать, имеет значение только полезность, а у России с ее восточными проблемами опыта было в избытке.

   Один из аппаратов затрещал, когда Уайт уже собрал две стопки бумаг - одну он положил в портфель для работы вечером, дома, вторую он сдаст под расписку офицеру безопасности Белого Дома для последующего уничтожения. Он уже закрыл кейс, подхватил подмышку стопку бумаг для уничтожения и искал в кармане ключи от кабинета, когда зазвонил телефон. Нахмурившись, Уайт бросил взгляд на стол. Звонил правительственный, защищенная линия.