Право на сына (СИ) - Черно Адалин

— Что-то Мамаев не похож на того, кто помогает нуждающимся.

— Он ведь не просто так, — замечаю.

— Ну да, ну да, — скептически выдает Аня. — Хотя-я-я-я, — тут же протягивает она. — Ты цены на эскорт видела?

Я молча мотаю головой. Понятия не имею, сколько зарабатываю девушки по вызову, хотя в последнее время эта услуга пользуются популярностью у таких, как наш директор. Ему нужна девушка на один вечер без ночного продолжения, он оплачивает ее услуги и все.

— Около тридцати тысяч, — щебечет она. — За вечер. Что-то ты продешевила, Стася, — уже шутит. — Ладно, может все и взаправду, но ты это, все равно набери меня, как уедете. И каждый час звони, чтобы я знала, что все в порядке.

Я быстро киваю и благодарю Аню за поддержку. Когда сменщица уходит, я еще раз думаю над тем, какое предложение получила. Я ведь даже не засомневалась в словах Виктора Павловича и не подумала, что он может рассчитывать на продолжение вечера. С другой стороны, он ведь четко сказал, что я нужна ему лишь как украшение, возможность насолить бывшей жене. Решаю, что обязательно переговорю с ним после того, как придет Даша, правда, когда это происходит, Виктора Павловича не оказывается на месте, а ждать его у меня нет времени, так как нужно забирать Даню из сада.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21

— Хочу к ба! — заявляет сын, пока я одеваю его после садика.

Конечно, я не говорила Дане, что дедушка попал в больницу. Решила, что он еще маленький и вряд ли поймет, даже если я все ему расскажу.

— Солнышко, бабушка занята, у нее совсем нет времени для нас с тобой, но мы обязательно пойдем к ней, как только она освободится.

— Хочу к ба! — повторяет, совсем не желая меня слушать.

Его ротик кривится в попытке заплакать, а в глазах такая тоска, что я не могу ему отказать. Звоню маме и говорю, что мы приедем.

— Давно пора! — кричит папа в трубку.

— Скоро будем.

В отпуске я впервые понимаю, что не хочу возвращаться на работу и что поспешила с тем, чтобы отдать сына в сад. Мне не хватает проведенного с ним времени, недостает его тепла, объятий и звонкого смеха. Впервые за последнее время я отдаю всю себя сыну: придумываю нам новые игры, ищу интересные развивающие игрушки и предыдущие два дня не вожу его в сад. Сегодня решила, что нужно. Он отвыкнет, а мне совсем скоро возвращаться на работу. Не хочется, чтобы он снова привыкал к необходимости посещать сад.

Так как времени было хоть отбавляй, я успела съездить в оптику, которую мне посоветовали, и купить сыну очки. Представляю, как мы будем к ним привыкать и даже не знаю, что скажу ему, чтобы он их не снимал. Пока ждем маршрутку, я непроизвольно думаю о Стасе. Он не появлялся ни в больнице, ни у меня после последней нашей встречи, когда он ушел неудовлетворенный и разозленный, оставив меня в слезах. Не хочу себе в этом признаваться, но подсознательно, когда выхожу на улицу, осматриваюсь по сторонам. Сердце отчаянно желает увидеть там автомобиль или его самого, хотя разум тщательно противиться этому желанию.

До больницы мы добираемся довольно быстро, правда, в регистратуре меня не хотят пропускать вместе с Даней.

— Не положено! — рычит женщина, не поднимая глаз.

Я даже желаю, что рядом нет Стаса, который бы все решил.

— Послушайте, мне некуда деть сына. И он хочет увидеть дедушку, — делаю попытку пробиться сквозь ее стальную броню.

Наконец, она поднимает на меня глаза и смотрит так, будто я перед ней лишь мелкая букашка.

— Не положено, девушка. Что неясно?

От отчаяния я готова взвыть, но быстро достаю из кармана смятую купюру и протягиваю ей, совсем ни на что не надеясь.

— Мы быстро.

К моему удивлению, женщина берет деньги и кивает, показывает, где взять халат и говорит, что у нас есть полчаса. Я добираюсь до палаты папы и уже через минуту стою в объятиях мамы, а Данька сидит на кушетке отца и с улыбкой пытается почистить мандарин, который получил от дедушки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Он хотел к ба, — говорю маме. — Соскучился.

— Ты как там, дочка? — интересуется мама. — С работой все в порядке? Отпуск дали без проблем?

Я вспоминаю, чего мне стоил отпуск, но все же улыбаюсь и заверяю ее, что все хорошо. Не стоит маме волноваться еще и из-за меня. Пусть спокойно ухаживает за папой и помогает ему выкарабкаться.

— Ты не поможешь мне? — спрашивает. — Идем, я скажу, что сделать. Данька пусть побудет с папой.

Мама указывает на дверь, и я выхожу из палаты, уже понимая, что ни о какой помощи речь не идет. Она хочет поговорить со мной так, чтобы не слышал папа.

— Дочка, как у вас дела с Максимом? — без долгих вступлений мама переходит к тому, что ее больше всего интересует.

— Все в порядке. Он улетел по делам.

— Вот я тебе удивляюсь, — шипит недовольно. — По каким делам, как надолго? Почему он не навестил отца? Ты же говорила, что он в больнице?

— Разумеется, говорила. Я не его няня, мама, чтобы заставлять его приехать. Захочет — навестит сам.

Раздражаюсь потому что я говорила Максиму о проблеме, но он даже не удосужился не то, что приехать — даже позвонить папе и сказать пару слов поддержки, в то время как совершенно чужой человек приехал и привез фруктов. Мысли невольно возвращаются к Стасу, хотя я и стараюсь гнать их прочь.

— Вот сколько тебя учить, Стася? — мама больно дергает меня за руку и вынуждает сесть на стул рядом с дверью папиной палаты. — Ты снова в полымя, да? Максим уже не нужен?

— О чем ты, мама?

— Об отце Дани. Ты думала, я не узнаю?

Мама усмехается, и я замечаю в уголках ее глаз и губ маленькие морщинки, которые совершенно не видны, когда она просто разговаривает. Я почему-то акцентирую внимание именно на них и никак не хочу осознавать, что она догадалась. Я понимала, что так будет еще тогда, когда Стас привез меня в больницу и помог с лекарствами, но упорно закрывалась от этой реальности.

— Не думала, — отвечаю честно. — Но не понимаю, какие ко мне претензии.

— Он знает? Станислав этот, — вкрадчиво интересуется мама.

— О чем именно?

— Стася!

Мама повышает голос, но тут же снижает его до шепота, боясь, что из палаты нас услышит отец. Даже в детстве она ругала меня тайком от него, а я никогда не решалась сказать ему и нажаловаться. Хотя спустя столько времени мне интересно, как бы он отреагировал хоть на одну ее нападку. Даже на эту. Наверняка бы запретил ей трогать меня и сказал бы, что моя личная жизнь касается лишь меня и только.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О сыне он знает? — нетерпеливо переспрашивает.

— Нет.

— Ты ему еще и не сказала! — она хлопает руками по коленям и разочарованно мотает головой.

Почему-то мама всегда была во мне разочарована: оценками и поведением в школе, отсутствием женихов, нежеланием выходить замуж сразу после школы за перспективного соседа на три года старше. Я хочу оправдаться, но вдруг понимаю, что это ничего не изменит. В ее глазах я давно никчемная, ни на что не способная дочь, никак не желающая устраивать свою судьбу.

— С Максимом поэтому так себя ведешь? — очередной вопрос лишь подтверждает мои догадки.

— Как, мама?

— Холодно! Ты думаешь, я не знаю? Он звонит мне каждую неделю и говорит, что ты никак не соглашаешься к нему переезжать. Гордая и волевая, ты никогда не хотела быть обремененной семьей, но у тебя сын. Опомнись, Стася! Ему нужен отец! Станиславу, как я понимаю, ты говорить не планируешь? Алименты с него требовать не будешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда я мотаю головой, она снова горько вздыхает и смотрит с разочарованием, будто пытаясь смириться с тем, что ее дочь превзошла планку никчемности и остановилась на самой вершине.

— А с Максимом? Что будет дальше?

— Мы расстанемся, — не хочу давать ей надежду и через неделю-другую говорить, что между нами все кончено. Пусть разочаруется во мне окончательно и прекратит отчитывать как маленькую девочку хотя бы в больничных стенах.