Питер Пэн и Похитители теней - Дэйв Барри

— Заткнись! — прошипел Питер Диньке.

— Чего? — переспросил Старый Трампи.

— Ничего, ничего! — поспешно сказал Питер.

— Ты вроде бы говорил, чтобы я заткнулся, — сказал Трампи.

— Нет-нет, — возразил Питер. — В смысле, да, я это сказал, но только не вам.

— А кому ж тогда?

— Ну, это… самому себе.

— А-а! — протянул Старый Трампи. — Ну да, со мной такое тоже бывает. Сижу, болтаю-болтаю, потом глядь — а рядом-то и нету никого. Но вот колокольчики — нет, колокольчики мне мерещатся впервые.

И он снова попытался хлебнуть из бутылки. Но та по-прежнему была пуста.

Питер посмотрел в конец прохода. Небо светлело, ливень заканчивался.

— Сэр, — обратился мальчик к Трампи, — я ищу дом — тут, в Лондоне…

— О-о, домов-то в Лондоне чертова уйма! — сказал Трампи. — Их тут просто тыщи. Так что какой-нибудь дом ты непременно найдешь.

— Мне какой-нибудь не надо, — объяснил Питер. — Мне один нужен, конкретный.

— А-а, — протянул Трампи. — Это может оказаться посложнее.

— Этот дом принадлежит семейству Астеров, — сказал Питер. — Лорду Леонарду Астеру.

— Ло-орду? — переспросил Старый Трампи. — Так ты ищешь дом лорда?

— Да, — сказал Питер.

— Ха-ха-кха-хрр-тьфу! — засмеялся Трампи и снова выплюнул впечатляющий ком мокроты.

Питер отвернулся.

— Извини, — сказал Трампи. — Ты только не обижайся… послушай, как тебя там?

— Питер.

— Так вот, Питер, ты не обижайся, но что-то не похоже, чтобы ты был из благородных.

— Так вы не знаете этот дом? — уточнил Питер.

— Какой дом?

— Дом лорда Астера. — Питер старался не выказывать своего раздражения. — Вы не знаете, где он живет?

— Да уж не здесь, как пить дать, ха-ха! — ответил Старый Трампи, указывая на грязный проулок. Из одной кучки мусора к другой прошмыгнула жирная крыса.

— А где его искать, вы тоже не знаете? — спросил Питер.

Старый Трампи немного поразмыслил над этим вопросом, потом поинтересовался:

— Кого — его?

Питер вздохнул.

— Ладно, фиг с ним, — сказал он и пошел к выходу из проулка.

— Эй, ты уже уходишь? — окликнул его Старый Трампи.

— Да, — ответил Питер, осторожно пробиравшийся через мусорный завал.

Оттуда выскочило сразу несколько крыс, и мальчик отшатнулся.

— Скажи-ка еще разок, как тебя звать? — спросил Старый Трампи.

Питер вздохнул, остановился, обернулся.

— Питером меня звать, Питером!

— Да-да, Питером, — сказал Трампи. — Так вот, сынок, будь осторожен там, снаружи. Эти доки — небезопасное место, особенно для такого парнишки, как ты. А когда стемнеет, то в Лондоне вообще всюду небезопасно.

Он выразительно чиркнул себя пальцем по горлу.

— Никому не доверяй, парень! Никому! Потому-то Старый Трампи тут и сидит!

Питер, ничего не сказав в ответ, отвернулся и побрел дальше в конец проулка, предоставив Старому Трампи беседовать с самим собой.

— Никто не может считать себя в безопасности, — бормотал старик. — Никто и нигде, тем более когда стемнеет!

Он еще раз попытался глотнуть из бутылки и был слегка удивлен и изрядно разочарован, когда обнаружил, что она так и осталась пустой.

Глава 29

Обглоданная косточка

Сланк следил за командой «Фантома» зорче ястреба.

Он сам ходил в море с тринадцати лет, так что моряков знал как свои пять пальцев и прекрасно понимал, что Лондон, с его многочисленными искушениями, тянет их к себе как магнитом, несмотря на все приказы Нереццы. У трапа выставили охрану, чтобы никто не пытался улизнуть на берег, но Сланк понимал, что многие из матросов не побоятся спуститься на причал по канату или даже спрыгнуть в грязную Темзу и выбраться на берег вплавь, если будут думать, будто их никто не видит. А стоит им добраться до берега и залить глотку грогом, то рано или поздно они примутся болтать о своем странном путешествии — и даже о зловещем пассажире.

А между тем лорд Омбра не желал, чтобы о его присутствии стало известно. Не сейчас. Пока еще рано. А если лорд Омбра разгневается… Сланку страшно было даже подумать, что будет тогда. И вот Сланк коротал время до появления Омбры, бродя по палубе и следя за матросами, которые все сильнее проявляли недовольство.

На данный момент большинство матросов столпилось у борта, наблюдая за кровавой пьяной дракой у входа в популярный портовый паб «Веселый негритос». Сланк решил воспользоваться тем, что команда пока что нашла себе развлечение, и подняться наверх, в «воронье гнездо». Отсюда, с вершины мачты, ему был отлично виден весь корабль. А кроме того, с высоты открывался вид на город, уходящий вдаль под предполуденным небом, тусклым от угольного смога.

Миновало двадцать минут. Полчаса. Драка закончилась, и команда «Фантома» вновь разбрелась по палубе. Сланк всмотрелся в нос, потом в корму, потом снова в нос. Он пристально оглядывал борта, прислушивался, не раздастся ли подозрительный шорох. Дул легкий ветерок, принося с собой запахи города. Одни были противные, другие, например запах свежей готовящейся еды, очень и очень приятные. Хлопали свернутые паруса — звук, знакомый и милый сердцу любого морехода. Когда жесткая парусина развевалась на ветру, ее складки расходились и сходились вновь, подобно мехам аккордеона.

«А это что такое?»

Сланк устремил взгляд в сторону кормы, на парус, свисающий с бизань-мачты. Налетел новый порыв ветра, и парус раскрылся снова. Потом ветер стих, и парус закрылся, как будто захлопнули гигантский кошелек.

Сланк нахмурился, пытаясь сообразить, что он только что видел. Свернутый парус опять раздулся — и Сланк увидел это снова.

Он стремительно выбрался из «вороньего гнезда», спустился по вантам, пробежал по палубе и взлетел на бизань-мачту проворней любого юнги. Он подобрался к парусу на второй снизу рее. И принялся разбирать тяжелые складки парусины, чтобы убедиться, что ему не померещилось. Внизу, на палубе, собралось несколько матросов: им сделалось интересно, что такое разыскивает. Сланк.

«Вот!» Сланк расправил последнюю из складок. Внутри обнаружилось три огрызка от яблок, съеденных вместе с семечками, и начисто обглоданная косточка: даже мозг изнутри был тщательно высосан.

«Крыса? Но какая крыса полезет так высоко? Птица?»

Сланк зацепился коленом за канат и свесился вниз головой в складку паруса. Матросы внизу загомонили: зрелище становилось все занятнее. Сланк достал косточку и поднялся обратно на рею. Он сел поудобнее и принялся пристально разглядывать свою находку.

Следы зубов. Нет, этой косточкой лакомилась вовсе не птица. И зубы были не крысиные — это были следы зубов человека, причем слишком мелких, чтобы принадлежать взрослому. Скорее, это был…

Сланк устремил взгляд в сторону лондонских крыш, потом посмотрел вниз, на палубу. Не мог ли оставить это их «заяц»? Однако же яблочные огрызки не были старыми и гнилыми — они выглядели почти свежими. Эти яблоки съели совсем недавно… А ведь «заяц» спрыгнул с корабля несколько недель тому назад!

Сланк нахмурился. Он вспомнил другой корабль и мальчишку, который вот так же спрыгнул за борт, а потом вернулся живым и здоровым, как ни в чем не бывало. Сланку вспомнились слухи о призраке, бродившем по кораблю, уже после того, как «заяц» спрыгнул за борт!

«Неужели?!»

Сланк уставился на косточку и стиснул ее в кулаке, как будто это было горло летающего мальчишки. Если этот мальчишка каким-то образом очутился на корабле и теперь он здесь, в Лондоне, чем это грозит Омбре и его планам? Рискнет ли Сланк упомянуть об этом? Тогда, на острове, Омбра предостерегал его, чтобы он не смел увлекаться своей ненавистью к мальчишке — ненавистью, которая была близка к одержимости. Так стоит ли теперь рисковать, упоминая о своих подозрениях, раз у него нет никаких доказательств, кроме обглоданной косточки и пары яблочных огрызков? И тем не менее Омбра сам явно подозревал, что на корабле творится что-то неладное. Недаром он требовал устраивать обыски и удваивать число вахтенных…

И тем не менее Сланк решил пока что оставить свои подозрения при себе. Он сунул косточку в карман, спустился на палубу, соврал что-то в ответ на расспросы любопытствующих моряков.

Нет, пока что лучше будет помалкивать. Но когда Сланк сойдет с корабля, он рано или поздно отправится на поиски мальчишки. И когда он его отыщет…

Сланк сунул руку в карман и сдавил косточку так, что она сломалась.

Глава 30

Как угодно

Питер, по-прежнему пряча Динь-Динь под рубашкой — чем та была чрезвычайно недовольна, — выбрался из проулка и очутился на оживленной улице. Посреди улицы проезжали телеги, нагруженные бочонками и ящиками, и тачки, которые катили усталые, бранящиеся люди. Шагали туда-сюда моряки всех цветов кожи, одетые в самые причудливые наряды, болтающие и переругивающиеся на всех языках мира. Все как будто куда-то торопились. Все толкались и мешали друг другу.