Русский бог (декабрь 2007) - журнал Русская жизнь

Тем не менее Абрам-мыс зовет. Крошечное пассажирское суденышко отправляется в 14.15. В вестибюле старого здания Морского вокзала сидят будущие пассажиры крошечного пассажирского суденышка - человек пятнадцать, примерно половина из них - люди пожилые. Наверное, все они живут в поселке Абрам-мыс. Наверное, они все приехали утром по каким-то делам в Мурманск, и теперь возвращаются в свой Абрам-мыс. Хотя, может быть, кто-то из них, наоборот, едет по каким-то делам в Абрам-мыс, а вечером вернется в Мурманск.

Трудно представить себе человека, у которого есть какие-то дела в поселке Абрам-мыс.

Морской служивый мужичок в бушлате гаркнул: на посадку! И все пошли на посадку. Причал, будочка кассы. 17 рублей в одну сторону. Крошечное пассажирское суденышко имеет закрытую кабину с лавками для пассажиров и открытую корму. Пассажиры рассаживаются по лавкам под крышей, я остаюсь на открытой корме. Им-то что, они каждый день тут «ходят», чтобы не сказать «плавают», они тут все видели уже сто или тысячу раз, а мне надо посмотреть.

У соседнего причала стоит белый пассажирский лайнер «Клавдия Еланская». Он круглый год совершает регулярные рейсы вдоль берега Баренцева моря. Можно купить в кассе билет, взойти на палубу лайнера «Клавдия Еланская», в 19.00 отправиться в путь, а в 10.00 на следующий день прибыть в населенный пункт Йоканьга. А вечером отправиться в обратном направлении. Жаль, что нет времени для совершения этого, должно быть, захватывающего путешествия.

На небе начинают проступать первые звезды, хотя оно продолжает оставаться лазурно-светящимся.

Крошечное пассажирское суденышко отчаливает, разворачивается и берет курс на Абрам-мыс. Проплываем (проходим) совсем близко от атомного ледокола, стоящего в плавучем доке. Ледокол красной горой возвышается над Кольским заливом. У ледокола три огромных гребных винта. Этот ледокол способен преодолевать лед толщиной два метра восемьдесят сантиметров.

Через десять минут крошечное пассажирское суденышко достигло Абрам-мыса. Длинный и широкий причал, загроможденный какими-то контейнерами. На высокой сопке - монумент в виде военного самолета, закрепленного на изогнутой опоре. Пассажиры вышли, другие пассажиры вошли. Сзади и сбоку голос: что, интересно плавать? Обернулся - полуинтеллигентно-помятый дядька лет пятидесяти, в длинной кожаной куртке, шарфе и шерстяной шапочке, надвинутой на глаза. Ну да, интересно. А вы просто так поехали? В общем-то, да, из чистого любопытства. Вот, я тоже из любопытства. Интересно же, правда. А вы кем работаете. Журналистом. По работе приехали? Да, в командировку. Я тоже по работе. Проводником в багажном вагоне. На почтово-багажном из Питера приехал. А вы из Москвы, наверное. Да, из Москвы. А я из Питера. На почтово-багажном. Сорок два часа из Питера идет. Я уже двадцать пять лет на почтово-багажных езжу туда-сюда. Раньше в почтовом вагоне работал, теперь в багажном, а, какая разница. Всю страну объездил. Я знаете, как считаю, я считаю, что самое интересное в жизни - это путешествия. Я везде был - и в Средней Азии, и в Воркуте, в общем, везде.

Тем временем морские служители отвязали от береговых тумб свои толстые канаты, и крошечное пассажирское суденышко отправилось в обратный путь.

Хорошо тут, на воде, правда, вот, только тут и можно почувствовать север, а там, в городе - фигня, что там, ну, проспект Ленина, ерунда это все, а тут вода, волны, океан практически, а вы журналист, да, журналист, а я вот на почтово-багажном, работа у меня такая, а что, мне нравится, я все время путешествую, я даже в Душанбе был, туда неделю ехать, путешествия, я считаю, это самое интересное, что может быть в жизни человека.

Да, да, да, да. Да, журналистом. Да, в командировку. Да, путешествия - это интересно. Да, Душанбе - это очень круто. Да.

Наступил такой промежуток времени, когда небо уже ощутимо потемнело, но все еще сохраняло свою призрачную прозрачную светимость. Гора Дураков вдруг засияла закатным светом (хотя никакого заката, как и восхода, не было), окна домов со странной нумерацией стали золотыми. Господи, какая же красота, вроде бы, полярная ночь - это должен быть мрак, темень, а тут такие игры света, о которых в нашей средней полосе можно только мечтать… А вы, значит, журналист, да, понятно, а я вот на почтово-багажном. Хорошая, знаете, работа, все время в пути, постоянные путешествия, проходим мимо ледокола в доке, мимо его громадных гребных винтов, я даже в Ереване был, и в Баку, там знаете как интересно, вот уже совсем рядом лайнер «Клавдия Еланская», а вот и пристань, крошечное пассажирское суденышко швартуется, наш морской поход окончен. Не то чтобы он был как-то особенно интересен и познавателен - нет, просто очень красиво светилось небо и красиво сияли окна домов на Горе Дураков, сентиментальный человек от такого вида мог бы даже, пожалуй, прослезиться, и еще была какая-то странная радость от этого маленького плавания, как в детстве, когда даже самая короткая поездка на автобусе или электричке выглядит увлекательным путешествием.

Ну, до свидания, рад познакомиться, да, до свидания, пойду я в свой почтово-багажный, надо отдохнуть перед рейсом, все время в пути, все время на колесах, да, такая уж у меня работа, а мне нравится, ведь путешествие, если так подумать, это ведь самое интересное в жизни человека.

Я потом еще долго, несколько часов гулял по городу, прошел довольно большое расстояние. Странно, вчера была вялая усталость, а сегодня, после поездки в Абрам-мыс и тупо-закольцованных бесед с проводником почтово-багажного поезда - какая-то необыкновенная бодрость. Я прошел по улице Челюскинцев до подъема на Гору Дураков, потом свернул на Папанина, на этой улице, как и на Челюскинцев, то и дело попадались старые деревянные двухэтажки, такие очень специфические северные дома, их сейчас постепенно сносят, они ветхие, жить в них, судя по всему, ужасно, но они хранят в себе, в своем облике, в своих дощатых щелях и покосившихся окошках дух освоения севера, и когда их окончательно уничтожат, это, наверное, послужит городскому благоустройству, но что-то очень важное из облика города пропадет… Пока еще эти дома стоят, и в них еще живут люди. Долго шел по длинной улице Папанина, дошел аж до Полярных Зорь (это тоже такая улица), километров десять, не меньше, прошел, и еще гулял бы и гулял, необыкновенная бодрость, но уже поздно, завтра самолет в восемь утра, вставать вообще в пять… Пора возвращаться в гостиницу, на верхушку огромной сопки, туда, откуда открывается вид на этот прекрасный город, сияющий переливающимся, почти сплошным светом.

Гуляя, я иногда останавливался и подолгу глядел на черное звездное небо - вдруг там обнаружится северное сияние. Должно быть, в эти моменты у меня был чрезвычайно глупый вид. Все напрасно: наверное, для северного сияния в Мурманске в эти дни было слишком тепло.

Наталья Толстая 

Вакхическая песнь

Чтобы главное не потерять

Тридцать лет назад, после унижений, слез и взяток мы купили, наконец, кооперативную квартиру на окраине Ленинграда (сейчас это почти центр). Помню, как первый раз, дрожа от радости, вошла в свою новую, блочную, трехкомнатную. Голубой (вырви глаз) линолеум во всех комнатах - ничего, сменим! В ванне - насрано, и не один раз (в школе учили: гордое имя - строитель!). Вымоем. На стене в большой комнате написано огромными буквами: «Магадан». Закрасим.

Скоро возбуждение улеглось - лифт не подключен, газа пока нет, с потолка капает прямо в тарелку с супом. Помните, что получали в ответ? «Строители обещали устранить выявленные недостатки». Пока не устранили. Жду.

Я играла сама с собой в такую игру: представляла, какие соседи мне попадутся. Пусть бы в квартире напротив жила старая интеллигентная дама, бывшая актриса или библиотекарь. Чтобы было с кем поговорить о высоком. В квартире справа хочу тоже пожилую, но крепкую, простую женщину. Без склеротических бляшек и честную, чтобы посидела с детьми, пока я на службе. А если повезет, то может и квартиру возьмется убрать и суп сварить… Вдруг она любит печь пироги с яблоками соседям по лестничной площадке. В квартире слева был необходим молодой мужчина, мастер на все руки: починить проводку, врезать замок. Кто же мне прибьет полки? В семье одни филологи.

Туда, куда я поселила актрису, въехала семья шофера Феди. Федя водил грузовик, а когда не водил, то пил. Он повадился приходить к нам по пятницам и занимать полтинник. Поначалу я давала ради добрососедских отношений, но потом он начал приходить через день, и я попросила оставить меня в покое. Но он упорствовал. Колотил в дверь: «Соседка, купи картошку! Не надо? Сало купи, с Украины прислали. Да открой же ты дверь, бля!»

Я попросила жену Федора Лену, чтобы она его урезонила. Лена ответила с классовой ненавистью: «Нечего было ему деньги давать!»