Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедный мужчина все ещё стоит под дождем. Я тянусь к водительской двери и стучу в окно. Незнакомец оборачивается и уже через пару секунд оказывается на своем месте.
— Вот это погодка, — ворчит он. — Вы согрелись?
— Да.
— Хорошо. Теперь моя очередь.
В салоне действительно становится очень тепло, в то время как на улице бесчинствует проливной октябрьский дождь. Завороженно смотрю на лобовое стекло, по которому стекает вода. Сидим с мужчиной в полной тишине. Боковым зрением вижу, что руки его лежат на руле. Мне отчего-то стыдно и неудобно перед ним. Наверное, я его задерживаю. Но сейчас мне некуда больше идти.
— Простите меня, — виновато говорю я, опустив глаза.
— За что? — удивляется он.
— Я не собиралась бросаться под вашу машину. Я просто…
Слова застряли в горле и слезы снова так некстати подступили, потому что вспомнила признание мужа.,
— У вас что-то случилось? — участливо спросил он. Голос у него спокойный, с хрипотцой.
Молчу, поджав нижнюю губу и раздумывая над тем, почему в моменты беспросветной мглы я оказываюсь с незнакомыми людьми, которые проявляют ко мне больше интереса, чем муж. Вспоминаю, что даже когда родители умерли, я просила его остаться со мной, обнять, сказать, что все будет хорошо. Я всегда только и делала, что выпрашивала у него хотя бы толику нежности. Как щенок, который подбегает к хозяину, высовывает язык, ждет похвалы, ласки и угощения в награду.
— У меня, — устало сиплю, смотря на бесконечные капли и прокручивая обручальное кольцо на пальце, — случилось. У мужа два года…вторая семья. Любимая женщина, сын. А меня он, оказывается, не любил никогда. Меня ему навязали, — горько шепчу я и изо всех сил тяну кольцо, которое никак не поддается. — Потому что мальчик должен был жениться на “своей” — хорошей, домашней девочке. А он оказывается поторопился, а потом ее встретил. И любовь у него случилась настоящая. А я так — просто ширма, удобная жена. Черт! Застряло! Не могу снять это дурацкое кольцо!
Теряю терпение, срываю голос. До боли в суставах и новой порции слез выкручиваю символ своей ненужной любви. Я ведь спрашивала его однажды: почему не носит? Он сказал: мешает. Вот и я все четыре года видимо была для него костью в горле.
— Успокойтесь, слышите? — незнакомец наклоняется ко мне, накрывает мои ледяные пальцы своими и сжимает их. Сразу чувствую этот контраст. — Посмотрите на меня! Посмотрите!
Поднимаю голову и фокусируюсь на его глазах. Черные, как ночь, как бездна, но при этом задумчивые и внимательные.
— Теперь сделайте глубокий вдох и выдох, — просит он, не отпуская. — Давайте вместе. Вдох, — оба одновременно набираем в легкие воздух. — И выдох. Вдох…и выдох. Молодец. Полегчало?
— Немного, — бормочу я, касаясь кончика воспаленного, мокрого носа.
В сумке, брошенной на пол, оживает телефон. Поднимаю ее, открываю и вижу, что звонит Таир. Сбрасываю. Проверяю журнал звонков и с удивлением обнаруживаю несколько пропущенных от него. Странно, почему я не слышала? Смотрю на часы и понимаю, что вот-вот должна приехать подруга, поэтому набираю ее и жду ответа.
— Саби, я вот только к тебе выезжаю. Прости, задержалась, — сходу извиняется она. — Но зато к моему приезду ты все соберешь и мы быстренько загрузимся.
— Ксюш, подожди. Не надо приезжать. Обстоятельства изменились. Видимо, вещи я вывезу завтра.
— Ты что там плачешь что ли? — голос подруги стал жестче. — Он тебе что-то сказал? Он тебя обидел?
— Сказал, но не мне. Я, — рвано вздыхаю, — я потом тебе все расскажу. Хорошо?
— Если он тебе что-то скажет, я порву его как тузик грелку. А потом мы пустим его на удобрения для Айкиных цветов.
— Не надо…никого рвать. Я все объясню, Ксюш.
— Хорошо. Только ты мне позвони завтра. Я приеду.
— Спасибо тебе большое, — шепчу я и отключаюсь.
Ну вот, Ксюша выбрала карьеру, Айгерим свое дело. А я — семью, кастрюлю, ползунки. А теперь ни карьеры, ни семьи. Зато у меня есть моя девочка. Моя светлая и веселая зажигалочка, мой свет в этом длинном тоннеле.
Таир снова звонит, я сбрасываю. Неужели непонятно, что я не хочу с ним говорить? Отключаю телефон, чтоб не действовал на нервы и убираю его в сумку. Все это время хозяин машины молчит. Решаюсь взглянуть на него краем глаза. Он сидит, откинувшись на спинку кресла и смотрит в лобовое стекло. Одна рука на руле, другой он трет подбородок. Задумался. Волосы у него черные, густые и мокрые. Щетина, нос чуть больше обычного, губы не тонкие. Отчего-то кажется, что он такой же хладнокровный, как Таир. Не выражает эмоций, говорит коротко и по делу.
— Простите, как вас зовут? — нарушаю неловкое молчание.
— Нариман, — поворачивает голову в мою сторону. — А вас?
— Сабина. Спасибо вам за все, Нариман. Я пойду, — тянусь к дверной ручке.
— Куда вы пойдете в такой дождь?
— Но я вас задерживаю, — возражаю я.
— Я никуда не тороплюсь. Говорите адрес, довезу вас до дома.
Нариман весь собирается, выпрямляется и кладет руку на рычаг коробки передач. Взгляд невольно цепляется за смуглую крепкую ладонь с выпирающими на ней венами.
— Котовского 250, - тихо произношу я, а он усмехается. — Что такое?
— Да мне туда же, — уголок его рта тянется вверх.
— Правда? А к кому вы?
— У меня брат двоюродный там живет. Исламхан.
— Серьезно? — удивляюсь я. Никогда не видела у Ислама этого мужчину. — Их дом наискосок от нашего, — осеклась на полуслове. — То есть от дома мужа. Мы с его женой, Лейлой общаемся, — я вдруг внезапно понимаю, что сболтнула лишнего. — Только пожалуйста, не говорите им ничего.
— Нет, конечно. Я же не сплетник, — хмурится мужчина.
— Спасибо, — благодарю вполголоса и отворачиваюсь к окну.
Дождь постепенно стихает, а по стеклу все еще бегут наперегонки капли. В вечерних сумерках растворяется день и зажигаются редкие фонари. Мимо проплывают крыши одноэтажных и двухэтажных домов, почерневшие заборы и деревья. Скоро я навсегда покину этот район, к которому привыкла.
— Где остановиться? — спрашивает Нариман, мельком взглянув на меня.
— Лучше здесь. Я дойду.
В салоне горит тусклый свет. Нариман кивает, а я вдруг улыбаюсь ему в знак благодарности за то, что не бросил у дороги, как облезлую собаку.
— Я желаю вам счастья, Сабина, — сказал он, припарковавшись вдоль соседнего забора.
— И вам того же, — искренне повторяю я, но выходить не спешу отчего-то. — Простите, а вы женаты?
— Нет, — качает он головой и тоже улыбается.
