Гром - Джеймс Грейди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не связано с работой.
– Который час? – спросила она.
Новые часы, которые Джон купил по дороге к дому ее отца, имели как стрелки, так и цифровой циферблат.
– Шесть семнадцать.
– Четверть шестого в Чикаго, – сказала она. – Я, должно быть, еще сидела бы сейчас на работе, размышляя, где бы пообедать.
– Где ты остановилась? – поинтересовался Джон.
– Дома. Где же еще?
– Одна?
– Конечно. – Она нахмурилась. – Пропавшие фотографии… Что это все-таки значит?.. Ты думаешь, мне там будет угрожать опасность?
– Нет.
– Скорее всего так оно и есть: они уже обыскали там все. Нет причины возвращаться.
– Я просто беспокоюсь за тебя.
– Не стоит. Даже папа понял, что в этом нет необходимости.
– У тебя есть здесь друзья?
– Тебя считать?
– Конечно.
Она посмотрела на него.
– Тогда один есть, – сказала она.
– Друзья семьи? Люди, с которыми работал твой отец? Кто-нибудь, кому можешь доверять?
– Из-за моей чертовой юности, маминого рака и папиной карьеры секретного агента мы мало общались с окружающими. Всякий раз, когда появлялись люди с его работы, я уходила. Я сдерживала желание спросить у них, не они ли сажали моих родственников во время программы «Феникс».
Программа «Феникс» – разработанный в недрах ЦРУ проект, который привел к казни сорока тысяч девятисот девяноста четырех вьетнамцев – «врагов в штатском» – во время самой продолжительной из войн, которые вела Америка.
– Я запомнила одного типа, – сказала она. – Его звали Вудман или Вудвард или…
– Вудруфт?
– Может быть. Папа сказал, что он должен был бы получить должность этого Вуд-как-там-его, если бы пошел прямо в управление вместо того, чтобы терять время морским летчиком. Я встретила его и его жену однажды вечером, когда они пришли развлечь маму и папу игрой в бридж. Маму поддерживали подушки… Она всегда пользовалась туалетной водой с запахом сирени, даже в последние дни жизни, когда я вспоминаю ее, мне вспоминается этот запах…
Официант, направившийся к ним, увидел лицо Фонг и удалился.
– Она была самой лучшей женщиной на свете, – с болью в голосе сказала Фонг. – Она бросила свою карьеру, отдала все свои силы тому, чтобы воспитывать меня, любить меня, заставить почувствовать, что я ее родная дочь. Все лучшее, что во мне есть, вышло из ее сердца, – прошептала Фонг. – И папиного. Может, уйдем отсюда? – спросила она.
На автомобильной стоянке Джон спросил:
– Почему бы тебе не остановиться у Вудруфтов или соседей?
– У тех, кто знал меня, вряд ли остались глубокие воспоминания. Возможно, они даже не узнают меня. Не забывай, черт возьми, что все мы для вас выглядим одинаково.
– Дай миру небольшой шанс.
Фонг бросила на него быстрый взгляд:
– Извини. Почему-то, вернувшись домой, вспоминаешь старые обиды.
Дорога к дому Фрэнка заняла десять минут, прошедших в полном молчании.
– Слушай, – сказал он, когда они остановились перед домом. – Существует формальная сторона. Люди из управления, для которых главное – бумажки, захотят поговорить с тобой. Полиция. Кто-нибудь еще. Позволь мне управиться с ними. Позвони мне, если они неожиданно объявятся или позвонят, и ничего не говори им и ничего не предпринимай, пока я не появлюсь.
Она пожала плечами:
– Ладно.
– И… э-э… если позвонят репортеры…
– Я журналист, – сказала она. – В некотором роде. Помнишь?
– Нет, ты поэт.
– И ФЛ, – сказала она. – Позволь мне поделиться с тобой секретом.
Он затаил дыхание.
– Я не люблю репортеров.
Он улыбнулся. Она нет.
– Я любила его, – прошептала она. – Всегда, даже когда утверждала противоположное.
– Он был резким человеком, и он это знал.
Она покачала головой:
– Это так нереально! Мы здесь. Я. Ты. Обычный вечер середины недели, чувствуешь, что… Но неожиданно все переворачивается вверх дном. Становится не таким. Электрическим и… пустым.
– Исчезло чувство равновесия.
– Да.
– Я, должно быть, выгляжу черт знает как.
Она потупила взгляд, провела пальцами по волосам.
– Вовсе нет.
Улыбка, которую она не смогла удержать, прилив чувств, когда она осознала свой жест.
– Тебе не следовало пить так много.
– Я чувствую себя отлично.
– Джон Лэнг. Хм!
Он не стал давать ей какую-нибудь бумажку со своим адресом и телефоном, которую она могла бы выбросить с прочим мусором из кармана.
– Если я тебе понадоблюсь, – сказал он, – мой телефон и адрес в справочнике. Я живу недалеко отсюда.
– Ключи, – бросила она.
– Что?
– У тебя есть ключи от нашего дома. Могу я забрать их?
Было прохладно, и его, несмотря на куртку и свитер, пробирала дрожь. На ней был черный плащ, подпоясанный и застегнутый, воротник поднят. Уличные фонари отражались в ее темных глазах.
– Конечно, – сказал он, передавая ей позвякивающую связку ключей.
Пожелав спокойной ночи, она вошла в дом и заперла дверь.
Дубликаты ключей от дома оттягивали карман рубашки у сердца Джона.
Глава 14
Похороны – это состояние хрупкого равновесия между вчерашним и завтрашним, короткая передышка, которая должна помочь живущим приспособиться к изменившейся жизни.
Скорбящие собрались на пригородном кладбище федерального округа Колумбия под пасмурным серым небом холодного мартовского четверга. Церемония погребения состоялась в десять часов утра. Фрэнк был похоронен рядом со своей женой.
«Мы спешим покинуть свой дом для того, чтобы умереть», – подумал Джон.
Многие лица были знакомы ему по Лэнгли. Некоторым было далеко за шестьдесят; в их глазах отражалась череда гробов, за которыми им пришлось пройти за долгие годы службы в управлении.
Пришла вся аристократия управления, включая директора.
Рядом с директором стояли Роджер Аллен и его хорошенькая жена. Другие принцы толпились возле этого королевского ядра. Крупные бароны старались пробраться как можно ближе к короне. Харлан Гласс держал под руку худощавую женщину.
Его жена? Торчащий подбородок. Отсутствующий взгляд.
Ричард Вудруфт отсутствовал. Джон приметил в толпе его красавицу жену Кэти.
Глава службы безопасности Джордж Корн прохаживался вокруг, отдавая указания охране. В стороне от толпы окружной детектив по расследованию убийств Тэйлор Гринэ и его долговязый белый напарник дожидались окончания церемонии.
Пришла дюжина служащих из сенатского Комитета по делам разведки. На Эмме Норс было темно-синее пальто и шляпка с вуалью в стиле двадцатых годов. Они с Джоном обменялись церемонными поклонами.
Фонг Мэтьюс стояла рядом с могилой, ее коротко стриженная голова была непокрыта, черный плащ затянут поясом.
Сказать надгробную речь выпало Мигелю Зеллу, главе представительства при конгрессе. Зелл прочитал «Дом – это охотник» – стихи Роберта Льюиса Стивенсона, добавив, что это стихотворение было всегда одним из самых любимых Фрэнком.
Взгляды Гласса и Джона встретились. Кивок стоявшего с каменным лицом Джона был столь же неуловим, как и ответный Гласса.
– Аминь, – закончил Зелл, хотя прочел вовсе не молитву.
Все начали расходиться. Чьи-то руки сочувственно похлопывали Джона по спине. Голоса бормотали соболезнования. Толпа повлекла его к автостоянке. Пытаясь выбраться из людского потока, он повернулся…
Вспышка белого света! На мгновение он ослеп…
Зрение постепенно возвращалось. Небо, деревья. Человек.
Перед ним стояли двое мужчин. Детектив Тэйлор Гринэ и его напарник. В руках белого копа был фотоаппарат.
– Получилось, – сказал он.
– Что? – спросил Джон.
Гринэ сказал:
– Нам необходима фотография для опознания.
– О чем вы говорите?
– Белый мужчина лет тридцати, прилично одетый, спортивного телосложения. Назвался Гарольдом Брауном. Проник в наш отстойник автомобилей, очевидно, чтобы подурачиться. А может быть, чтобы воспрепятствовать правосудию.
– Должна получиться потрясающая фотография, – сказал белый коп.
За его спиной раздался шипящий голос:
– Отдайте мне пленку!
Глава отдела безопасности ЦРУ Корн, его тусклые глаза сузились и сверкали. Двое его людей спешили ему на помощь.
– Какого черта, – сказал Гринэ.
– Это неповиновение начальству! – проскрипел Корн.
– Вы мне не начальник.
– Один телефонный звонок…
– Не тратьте впустую свое время, – сказал Гринэ.
Полицейские направились к выходу.
Кивком Корн послал двух своих помощников за ними.
– Что это они к тебе привязались? – спросил Корн у Джона.
– Что это вы разгромили мой кабинет? – ответил Джон вопросом на вопрос. – Где наши папки с документами? Наши материалы?