Бледная графиня - Георг Борн

— Они-то понимают, каково приходится в нужде, — заметил старик.

Разговаривая, они дошли до развилки дорог.

— Ну, мне прямо, — сказала крестьянка и, простившись со своим попутчиком, побрела дальше, а он свернул на дорогу, которая вела к Варбургскому лесу.

Это был старый Вит. Он выглядел сильно озабоченным. Седая голова его клонилась вниз, изрезанное морщинами лицо было задумчиво и хмуро.

«Как будто кто подослал ко мне эту женщину, — размышлял старик, идя по дороге. — Будто сам Господь надоумил ее рассказать мне о докторе. Добрейший человек, должно быть. Никого не чурается, идет ко всякому больному, даже и к нищему. И не берет денег. Да, есть еще добрые люди на белом свете, не все еще вымерли. Конечно, — думал старик, — лучше бы он жил в городке, а не в городе, не сильно-то хочется идти туда. Последний раз был там года полтора назад, но нечего делать, придется идти. Бедняжка все в том же положении, ничего ей не помогает. Все еще без сознания, не ест, не пьет. Так и помереть недолго. А настоящий доктор должен ей помочь».

Он вошел в лес и скоро углубился в чащу. Еще немного — и начнутся обрывы.

Вдруг старик остановился и замер на месте — на другой стороне оврага, там, где пролегала дорога в замок, у самого обрыва стояла графиня. Она была в черном шелковом платье, на голову накинута черная вуаль.

Спрятавшись за дерево и затаив дыхание, старый Вит следил за графиней. Она не заметила его. Все внимание ее было приковано к обрыву.

Непреодолимый страх охватил старика при виде хозяйки Варбурга. Он боялся бледной графини, он хорошо знал, сколько в ней ненависти и жажды мести. Он знал также, что она не такая, как все люди, а скорее Дьявол, принявший облик женщины.

Он боялся пошевельнуться, и она не видела его. Немного погодя графиня отошла от оврага и двинулась обратно к замку.

Скрываясь за деревьями, старый Вит проворно спустился в один из боковых оврагов, постоянно служивший ему дорогой в его жилище, и скоро был в своей пещере. Здесь он жил вдали от людей, и все считали его умершим. Когда же он появлялся на скале, его принимали за призрак.

Пещера, давно уже служившая старому Виту жилищем, состояла, как мы знаем, из нескольких отделений. Нам уже знаком первый грот, из которого можно было пробраться в другие пещеры, в том числе и ту, где старый Вит разводил огонь. Мы помним также, что с одной стороны от грота находилась пещера, где протекал ручеек, а с другой — глубокая ниша, где на возвышении, на постели из сухого камыша и травы лежала Лили.

Отсюда через трещину в скале можно было проникнуть еще в одну небольшую пещеру, где прежде размещалась кладовая старого Вита, а теперь находилась его постель — такая же, как и у девушки.

Прежде он почти ни в чем не нуждался и никогда не показывался людям на глаза, но с тех пор как в жилище его появилась Лили, ему приходилось постоянно наведываться в городок то за одним, то за другим — для спасения жизни тяжело больной девушки.

В кладовке там и сям разбросаны были разные припасы, которых прежде у него никогда не водилось: бутылки с вином, склянки с лекарствами, пучки целебных трав, самодельные мази. Тут же стояла миска с вареной рыбой — основная еда старого Вита, висела связка сушеной рыбы, которую он заготавливал впрок.

Вернувшись из городка в свою пещеру, добрый старик тихо и осторожно подошел к постели молодой девушки, о которой уже около двух недель непрестанно заботился, как о родной дочери. Он застал ее в том же состоянии, в каком нашел в овраге и в каком оставил несколько часов назад перед уходом в городок. Правда, кровоточащие ссадины и царапины на шее и руках давно уже зажили. Не представляли опасности и глубокие раны на голове. Старик надеялся в скором времени залечить и их. Однако ужасное падение в пропасть пагубно сказалось на состоянии девушки и, по всей вероятности, нанесло серьезные внутренние повреждения.

Старый Вит начинал отчаиваться спасти ее. Девушка была почти как мертвая, лишь слабое дыхание показывало, что жизнь еще не совсем угасла в ее бесчувственном теле. Изредка она чуть поворачивала голову, но делала это совершенно бессознательно.

Старик налил в стакан немного воды, прибавил туда вина и влил несколько капель в рот девушки. Он проделывал это каждый день, чтобы хоть немного поддержать ее силы и спасти от полного истощения.

Он очень привязался к своей подопечной и благословлял тот утренний час, когда случайно наткнулся на девушку в овраге. Если бы этого не произошло, она неминуемо погибла бы.

Мысль о том, что здесь совершено преступление, и в голову не могла прийти старому Виту. Он искренне считал, что Лили упала в пропасть в результате несчастного случая.

Но почему же тогда он не дал знать в замок, что девушка спасена? Не потому ли, что там его считали погибшим и он не хотел показываться на глаза обитателям замка и открывать им свое убежище?

Не только поэтому. Он мог бы попытаться отнести бесчувственную девушку к воротам замка и незамеченным вернуться в свою одинокую келью. Однако что-то удерживало его от такого шага. Нет, он спасет Лили иначе.

При взгляде на девушку ему живо вспоминались доброе старое время, внимание и забота покойных ныне графа и графини.  И всю ту благодарность, которая накопилась у него в душе за многие годы, он старался излить на Лили. Ведь она — единственная дочь благородных и добродетельных владельцев замка, преждевременно сошедших в могилу. Неужели и ей уготована та же участь?

Стоя у постели девушки, старый Вит сложил перед грудью свои костлявые руки и в полумраке пещеры шептал молитву. Его худой, согбенный горем и годами стан, длинные седые волосы и большая белая борода таили в себе что-то сверхъестественное, призрачное. Впечатление это еще больше усиливалось присутствием недвижимой, бесчувственной девушки. Казалось, это спящая принцесса из сказки, которую в скалистой пещере оберегал древний старец.

Добрый Вит истово молился о спасении юной Лили. Он делал все, что от него зависело. Самоотверженно просиживал ночи напролет у ее изголовья, пытался вылечить теми скудными средствами, которыми располагал. Увы! Теперь он вынужден расстаться с ней. Он понимал, что девушке необходима медицинская помощь.

Ему тяжко было отдавать ее в чужие руки, передавать уход за нею посторонним людям, и все же он вынужден был сделать это, ибо жизнь девушки висела на волоске.

С наступлением вечера старый Вит собрался в дорогу. Бережно взял он на руки бесчувственную Лили и осторожно стал пробираться своим обычным путем — через расщелины в скалах, через быстрый ручей. Тропа круто уходила вверх, он часто отдыхал, потому что руки его были заняты, но он ни разу не позволил себе опустить дорогую ношу на землю.

С особой осторожностью переходил он вброд ручей, но при этом не смог поднять девушку повыше, и свесившиеся ее ноги и платье совершенно вымокли.

Наконец он выбрался из подземного лабиринта на волю, на дно оврага, и жадно вдохнул свежий воздух. Слава Богу, самая опасная часть пути уже позади.

Немного передохнув, он снова поднял девушку и стал карабкаться наверх. Это было нелегкой задачей для старика, но он обладал удивительной для его лет силой, которая еще возросла от жизни среди скал, у самого моря. Придерживая свою ношу одной рукой, другой он цеплялся за корни и стебли растений и тем самым облегчал себе подъем.

Выбравшись наверх, он положил Лили на траву и некоторое время отдыхал, переводя дух. Потом возблагодарил Бога за то, что тот помог ему в столь трудную минуту и не дал свалиться в овраг вместе со своей ношей.

Между тем наступила ночь — тихая, благоуханная летняя ночь.

Немного отдохнув, старик поднялся. Внимательно огляделся по сторонам, прислушался. В лесу никого не было. Глубокая тишина царила вокруг.

Старый Вит снова взял девушку на руки и углубился в лес.

Около полуночи он выбрался на дорогу, которая вела вниз, в рыбачью деревеньку.

Легкий, прохладный ветерок дул с моря. Он немного освежил старика и подкрепил его силы.

Через некоторое время он достиг деревни. Там было тихо и безлюдно. Рыбаки давно уже спали в своих маленьких хижинах.

Вит не решился идти через деревню, чтобы не наткнуться на ночного сторожа или на какого-нибудь запоздалого гуляку. Он обогнул деревню берегом и вышел к тому месту, где у бревенчатого причала привязано было несколько рыбачьих челноков. В один из них старик положил свою ношу и отвязал лодчонку от причала. Затем вскочил в нее сам.