Ироническая проза ч.2 - Роман Днепровский

 Ну, да ладно. Теперь, когда вводная часть нашего рассказа, худо-бедно, завершена, и читатели уже имеют представление о моём лирическом герое, позволю себе, наконец, перейти к тому, о чём я, собственно, и собирался рассказать. Вы помните, друзья, что в качестве иллюстрации к этому рассказу я выбрал картину Сальвадора Дали "Плоть на Камне"? Взгляните на неё ещё раз, очень прошу - взгляните! Взглянули? Ну, тогда - вперёд!

 ...Где Дима подобрал ту плоть, которую привёл в один из дней в аудиторию в качестве натурщицы, не так уж и важно. Вроде, какая-то его старая знакомая, которой когда-то не повезло в жизни. Может быть, соседка по подъезду. Может - уборщица подъезда, в котором располагается квартира Ляжкина. Не важно, повторяю. Важно другое: Диме для постановки срочно нужна была натура - а ставить нужно было обнажёнку. А на обнажёнку далеко не каждая натурщица соглашается идти, хоть там и платят по двойному тарифу. А у Диминой этой знакомой - своя беда: трубы горят, и Кондратий бьёт, и сушняк - а финансы поют романсы! И нам не так уж и важно, где конкретно они в тот холодный осенний день пересеклись - а важно другое.

 Дима, как человек с понятиями о жизни и добрым сердцем, конечно же, сразу же вошёл в положение, и исцелил страдалицу - и от тремора, и от сушняка, и от Кондратия - самым старым и надёжным способом. И тут же обратился к даме с вопросом: такое дело... студенты ждут, а натуры нет... нужна обнажёнка. Тариф - двойной, а если что не так, то я прямо сейчас тебе ещё ноль-пять возьму, идёт? Согласна?

 Она, конечно же, согласна. Она сама - не то художница, не то поэтесса - в анамнезе. Не от хорошей жизни, да... Она всё понимает: Димке для студентов обнажёнка нужна, прямо сейчас... Дима ещё ноль-пять возьмёт. Сколько позировать-то нужно? Шесть часов? О-о!... Ну, да ладно: она согласна! - она ведь тоже человек творческий, да и формы у неё пока - слава Богу! Ты, Ляжкин, только не забудь, чего взять-то хотел...

 Когда Дима ввёл слегка захмелевшую модель в аудиторию, всё было нормально. Всё продолжало быть нормально и тогда, когда натурщица разделась, и Дима усадил её, совершенно голую, на какие-то подушки. Ноль-пятая, по её просьбе, была поставлена здесь же, на подиуме, за этими подушками: вдруг холодно станет? Да и вообще, искусство - искусством, а сидеть без лифа и плавочек перед дюжиной совершенно незнакомых людей на протяжении целых шести часов - это, как-то, знаете ли... дискомфортно. А так - бульк-бульк! - и порядок!

 Студенты заходят, видят голую модель на подиуме. Ну и что ж такого? Полная обнажёнка - значит, полная обнажёнка, они уже голых человеков и карандашом рисовали, и маслом писали, и гуашью. И вообще, им, студентам, всё равно, что там, на подиуме - самовар, ваза с цветами, кувшин, голая баба, или бутылка; их дело - передать на планшетах всё с максимальной достоверностью. И они спокойно приступают к работе.

 То, что произошло в тот день, произошло чуть позже, когда художник Ляжкин, убедившись, что студенты работают, отправился куда-то - уж не знаю, куда его в тот раз черти понесли. Пока студенты прописывали фон и драпировки (те, кто изучал живопись, знают, что первым делом пишется фон, и только потом главная фигура) - так вот, пока они фон и драпировки прописывали, натурщица уже и согрелась под светом пары софитов, и освоилась на подиуме уже настолько, что раза два или три успела достать из-за подушек ту самую, ноль-пятую. И - без закуски... И сомлела натурщица в тепле, под мягким светом и на мягких подушках, и задремала, и сползла вниз - вместо той позы, в которую её художник Ляжкин усадил, приняла позу более естественную и удобную для сна. Почти ту самую позу приняла, что запечатлел на своём холсте великий каталонец мэтр Дали. Только Дали свою натурщицу, всё же, целомудренно драпировочкой прикрыл - а нашей героине и без драпировочек было и хорошо, и уютно...

 А студенты, между тем, закончили фон прописывать, и непосредственно к натуре перешли. Видят студенты - лежит перед ними спящая женщина, принявшая позу "Раскинулось море широко!"... Ну что ж, раз она лежит ВОТ ТАК, то, следовательно, и писать её нужно ВОТ ТАК. Художники - они, вообще, лишены этого ложного стыда: когда они пишут, то для них не существует понятия, скажем, "грязная пятка" или ещё что-то подобное - они видят не конкретные вещи, а колористику и композицию, геометрию и цвета.

 И они пишут. Пишут старательно - все шесть часов! А когда занятие подходит к концу, то они ещё и фотографируют, каждый со своего ракурса, эту "плоть на подушках" на сотовые телефоны. Нет, не угадали! - совсем не для того, чтобы выложить фотки на порносайт! - для того, чтобы продолжить дорабатывать работу дома. Ибо, через четыре дня - просмотр.

 Тут и натурщица просыпается, разбуженная общим шевелением - прикладывается к ноль-пятой и идёт за ширму одеваться. Тут и Ляжкин возвращается, и убеждается, что всё в порядке, и вся группа работала, и никто не слинял за время его отсутствия - а ЧТО уж они там нарисовали сегодня, он и потом посмотрит. И Дима Ляжкин забирает модель, и ведёт её не то в домактёровский бар, не то к себе в мастерскую - а студенты забирают свои планшеты и расходятся по домам. Занятия окончены.

 ...Уверен: этого просмотра кафедра изобразительного искусства не забудет никогда! Студенты в той группе на четвёртом курсе были все, как один, очень ответственными и очень усидчивыми ребятами; у них были фотографии натуры - и оставшиеся до просмотра дни они кропотливо прописывали на своих работах, каждый блик, каждую складочку, каждый завиток. И работы получились очень реалистичными. ОЧЕНЬ.

 А педагог Дмитрий Ляжкин, как и другие члены кафедры, работ этих перед просмотром не видел. И это очень хорошо: иначе он бы их все уничтожил! - дёрнул бы его чёрт изорвать ребячьи работы в мелкие клочья, не сомневайтесь! Но - к счастью, или к несчастью - но Дима Ляжкин работ этих НЕ ВИДЕЛ. И, когда ребята вынесли, каждый - свой планшет, из аудитории в светлый коридор и составили свои работы в ряд вдоль стены, у педагога Ляжкина была редкая возможность посмотреть на работы своих учеников, что называется, свежим взглядом.

 Вру я, бессовестно вру! - взгляд у Димы в то утро был не таким уж и свежим. Но, едва увидев, ЧТО и КАК изображено на этих планшетах, Дима тут же пришёл в себя, и сразу же стал чувствовать себя совсем не в своей тарелке. А коллеги с кафедры - интеллигентнейшие люди! - сохраняя полную невозмутимость на лицах, с видом знатоков разглядывали работы ляжкинских учеников, и, время от времени, многозначительно произносили:

 - М-да!... Смело, очень смело!... Какой нестандартный подход к композиции!... Какая открытость! Да вы, Дмитрий Алексеевич - настоящий революционер в искусстве! Кто б мог подумать, что Вы решитесь показать модель вот так!... Похвально, похвально! Смело, очень смело! Поздравляем!... - и, почему-то пряча лица и отворачиваясь, коллеги спешили уйти.

 ...Когда весь состав кафедры покинул коридор, и Дима остался один на один с учениками, он не сразу обрёл дар речи. А когда, всё-таки, обрёл, то заорал не своим голосом:

 - К-к-к-какого ч-ч-ч-ч!... К-какого ч-чёрта?!!! Какого чёрта, я вас спрашиваю?!!!

 Тишина была ответом Диме Ляжкину. А потом раздался тихий голос - голос студентки Наташи из Баяндая:

 - Ну Дмитрий Алексеевич, а что такого-то?... Вы же её сами так положили... Или она сама легла так, когда уснула - а мы не заметили... Что такого-то, Дмитрий Алексеевич? Поза-то у неё - вполне естественная. Удобная поза...

 ...По итогам просмотра и семестра вся группа получила пятёрки. Только выставлял их уже другой преподаватель - дима в тот же день написал заявление об увольнении.

 И ещё. Он с того времени до сих пор вздрагивает при слове "поза" - даже если речь идёт о закуске.

Доброта должна быть... с капустой!

На фото - крестьянин Денисыч, собственной персоной...

 Бывают в мире чудаки - а бывают чУдики. К какой из этих категорий отнести крестьянина Денисыча - даже не знаю... В девяносто девятом, кажется, году делал с ним большое интервью в одной из местных газет, так редактор поставил такой заголовок: "Крестьянин Денисыч - Чудо земли Сибирской". Уж что Чудо - это святая правда, а уж в каком контексте это слово произносить - решайте сами...

 С Денисычем мы познакомились в конце девяностых, и он сразу же определил меня в свои "добровольные помощники": ему до зарезу нужен был литературный секретарь - а тут я ему под руку попался... "Ты же журналист? - обрушился на меня Денисыч, - вот и славно! Я тут книг разных понаписал, письма разные - Батюшке-Президенту, Батюшке-Губернатору, другим Батюшкам - так их надо правильно написать, чтобы понятно было. Давай, я тебе кассеты привезу - а ты это всё напишешь... Договорились?"

 Оказывается, всё своё "эпистолярное наследие" Денисыч надиктовывал на кассеты - и вот теперь искал человека, который всё это расшифрует, придаст его мыслям какой-никакой литературный вид - а уж дальше Денисыч займётся рассылкой этого дела по инстанциям. Главная идея, которую он, Денисыч, хотел донести до разных высокопоставленых государственных "батющек", заключалась в следующем: везде по Руси великой нужно "создавать Доброту". Чтобы моим читателям было понятнее, о чём, собственно, речь, придётся перевести это дело с "денисычевского" на русский.