Лучи смерти товарища Теслы (СИ) - Зеев Артур

***

Первым делом Клим Глебов решил, что стоит попробовать аккуратно ещё раз поговорить с Романом Латыгиным. Всё же, действительно, из всех оставшихся главных действующих лиц он был наименее подозрительным и хотя бы никак не связан с Москвой. Промаявшись весь в день в сомнениях, следователь смог подкараулить коллегу при вечернем обходе.

— Роман, дело есть.

— Клим, закури и говори. Только быстро. После исчезновения Самуила я опасаюсь за свою шкуру.

— Если что, так, мало ли… Готов ли ты дать показания о том взрыве? И о приказах уничтожить вещдоки?

Латыгин пристально посмотрел на Клима, сощурился.

— Давай так. Если тут будет начальство, а у тебя санкция — я в деле. До этого всего — не понимаю, о чём ты.

— Неужели ты его так боишься? Под него же наверняка роют.

— Роют, не роют — чёрт его знает… Москва далеко. А тут люди исчезают.

На последних словах Роман Константинович кивнул и принялся за опрос дежуривших у проходной солдат. Чертыхнувшись, Глебов проследовал к себе. Придя в комнату, он заварил крепкий чай, чтоб аж горчило, и принялся выискивать возможные варианты расшифровки записки Сахарова. По всему получалось, что это может быть единственный ключ к событиям, финалом которых уже стало исчезновение самого Самуила Львовича.

Промаявшись с запиской почти до полуночи, Клим решил пройтись. Тихо вышел — и тут же вжался обратно: около штакетника полигона прогуливался с сигаретой в зубах профессор Кебучев, увлечённо разглядывая звёзды. Следователь посмотрел на небо — и обомлел. Строго над полигоном то загорались, то исчезали яркие белые огни. Протерев глаза и про себя как следует выматерившись, Глебов снова выглянул из-за угла: Гавриил Платонович смотрел на звёздное небо в бинокль, периодически что-то записывая. Звёзды мигали, то чуть дольше, то совсем коротко…

Азбука Морзе! Несомненно, это была она. Кто-то летал над полигоном на самолёте или ином летательном аппарате и подавал профессору сигналы, который тот записывал. Именно это и видел Сахаров, только он, видимо, не заметил мигания звёзд, ну или попросту не придал значения…

Клим постарался запомнить последние сигналы, потом тихо, на цыпочках, забрёл за угол барака и дал возможность Кебучеву пройти к себе. Выдохнул, буквально залетел в свою комнату и принялся лихорадочно записывать по памяти сигналы. Записав, быстренько достал стандартный словарь и начал переводить — вышла чушь собачья, набор букв.

Задумавшись, следователь поскрёб щетину на щеке, встал и принялся прохаживаться по комнате взад-вперёд. На ум вдруг пришла фраза преподавателя, ещё с царской Академии: «Азбука Морзе, запомните, лишь придумана была Морзе. Дальнейшее развитие она получила в трудах Герке, который создал так называемый Гамбургский алфавит. Именно он, после доработок, и стал международным стандартом — и он же был переведён на кириллицу. Учтите, что в Пруссии до сих пор применяется именно вариант Герке, что позволяет частично скрыть суть переговоров в силу отличия немецкого языка от английского и некоторых несовпадений с международным стандартом».

Пролистав методичку, Клим Глебов открыл раздел с кодом Герке и принялся переводить на немецкий. Получился обрывок фразы: «…завтра 23 местн». Откинувшись на спинку стула, следователь принялся усиленно вглядываться в записку Сахарова. Что-то смущало его в этом коде — всё же в группе дешифровщиков он был одним из лучших студентов на курсе.

Взяв чистый листок бумаги, Клим попробовал перевести написанные числа в точки-тире: сначала заменив на тире чётные числа, затем нечётные. Вышел набор букв, хоть на латинице, хоть на кириллице. Плюнув и саданув со злости рукой по столу, следователь убрал все бумаги во внутренний карман портфеля и лёг спать…

Весь следующий день прошёл в какой-то бессмыслице: сначала долго ставили эксперименты и сжигали лучами смерти школьные парты, затем Агнаров собрал тройку и нудно талдычил о том, что Кебучева арестовывать нельзя, но и на свободе он опасен. Наконец, добрая половина дня ушла на то, чтобы проверить склад с вооружением, всё смазать, пощёлкать затворами и разложить как следует: Латыгин явно чего-то опасался, но мыслями делиться не стал.

С наступлением темноты Глебов только и делал, что глядел на часы. В условленное время мужчина украдкой выбрался через окно из своей комнаты и с биноклем на перевес принялся обыскивать небо. Буквально через минуту он заметил узнаваемый световой код — в этот раз летали чуть в стороне от бани, над ограждением по периметру. Быстро набросав сообщение морзянкой, следователь прямо на месте, поймав луч луны, принялся переводить. Смысл был очевидный: «подготовьтесь к эвакуации тчк дата и время будет позднее тчк через 3 дня в это же время».

Взвесив все «за и против», Клим решил, что надо действовать. Проверив в кармане пистолет, он пошёл прямиком к Кебучеву. Вздохнув на пороге, решительно постучался в дверь.

— Гавриил Платонович, добрый вечер! Это Клим Глебов.

— А, Климушка! Заходите!

Открыв дверь, Глебов вошёл внутрь комнаты. Профессор с милой улыбкой колдовал над поздним ужином, нарезая колбасу ровными тонкими кружочками, в углу комнаты на примусе грелся чайник.

— Будете чай?

— Давайте!

— Что касается вашей… хммм… новой особенности — всё готово, можете как раз пока примерить.

Кивнув, НКВДшник снял плащ, рубашку и надел изобретение Кебучева. Действительно, сидело как хороший костюм, лишь слегка холодило кожу металлом. При этом стоило провернуть диск на груди, разорвав контакт, — и из пальцев снова пробивало разряд на металлические предметы в комнате и на воду. Провернуть обратно — и всё, изоляция.

— Блестяще, профессор! Скажите, я вам что-нибудь должен?

— Завещайте своё тело науке… Шучу, не переживайте. Ничего не надо, если уж совсем свербит в одном месте — можете купить мне шоколада или иную сладость, очень уж я сладкоежка.

— Хорошо, договорились!

Гавриил Платонович улыбнулся, сходил к примусу и, вернувшись с чайником, заварил для себя и гостя чай. Пододвинул тарелку с нарезкой колбасы и буханкой хлеба, приглашающе кивнул. Клим вздохнул и, украдкой взяв пистолет в руку, как бы ощупывая карманы пальто, пристально посмотрел на собеседника.

— Гавриил Платонович, давайте на чистоту! Вы — немецкий шпион.

— Климушка, уберите на предохранитель ваш пистолет — и мы с вами поговорим. Если хотите, можете забрать мой «Браунинг», он во внутреннем кармане пиджака, слева.

— Ценю ваше спокойствие и разумность.

Попятившись, следователь упёрся спиной в стену, не спуская глаз с профессора, ощупал левой рукой его пиджак, вытащил «Браунинг» и лишь после этого сел на кровать, положив оружие рядом с собой на простыню. Свой собственный пистолет НКВДшник демонстративно вынул, поставил на предохранитель и поместил себе на колени. Кебучев улыбнулся, кивнул и принялся спокойно ужинать. Съев два бутерброда и отпив как следует чая, он, наконец, повернулся к гостю.

— Вы меня по доносу Сахарова спалили? Или где прокололся?

— Скажем так: я тоже люблю смотреть на звёзды ночью…

— Эх, зараза! Говорил я им, что надо над пустыней, подальше — а они, мол, ни черта не видно, непонятно, куда светить, найдите место… Вечно этот их немецкий порядок все карты путает, вот ничего не могут вне инструкций.

Глебов оценил хладнокровие шпиона и позволил себе немного улыбнуться.

— Завербовали вас в Мюнхене, верно? Что, предложили несметные богатства да квартиру в Бадене?

— Климушка, вот только давайте без допросов. И уж тем более без красной пропаганды. Мы же с вами оба интеллигентные люди, дворянского происхождения… Или мне вас называть гвардейским поручиком, товарищ Глебов? Вам так комфортнее будет вести светские беседы?

— Ну, называть можно как угодно… Но давайте побеседуем, это дело хорошее, если в приятной компании.

Теперь улыбнулся Гавриил Платонович. Закинул ногу на ногу, взял в руки чашку с чаем.

— Завербовали меня до Мюнхена. Да я и не против был… Вы, вот, вряд ли знаете, что такое Петроград в годы той самой революции. Я же на своей шкуре, что говорится, испытал, когда меня матросня ногами била… В общем, как сейчас принято говорить, я элемент классово чуждый, настроенный контрреволюционно.