Брат мой, враг мой - Митчел Уилсон

– Ведь мы уже обсуждали это, дедушка.

– Можем обсудить ещё раз.

– Нет, – сказала Вики. – Это ни к чему, дедушка.

Через два дня Вики поступила в книжную лавку. Она сказала Дэви, что работа ей очень нравится, но он не решился спросить, не завела ли она новых друзей. Ему хотелось верить, что Вики будет ждать, пока он хоть немного освободится. А она спрашивала лишь о том, как идет подготовка к докладу и… не очень ли волнуется Кен.

За неделю до назначенного срока нервы Кена начали сдавать.

– Они нас засмеют, вот увидишь, засмеют! – в отчаянии воскликнул он, хлопая тетрадками по столу. – Мы сами толком не знаем, о чём говорим, Дэви. И когда я пытаюсь вдолбить тебе это, ты мне говоришь: «Посмотри рабочую тетрадь». А кто писал в этой проклятой тетради? Любое положение мы можем доказать теоретически. Но сколько бы мы ни толковали об импульсах тока и разложении изображения, всё равно изображения мы не получили! На это у нас так и не хватило времени!

– Да как же мы могли его получить? Лампа ведь была готова только за десять дней до экзаменов. Но все предварительные испытания…

– К черту предварительные испытания! Важно только окончательное испытание, и именно это я и хотел бы видеть.

Дэви ничего не ответил. Ему тоже хотелось бы проверить прежние расчеты в полном спокойствии. Четыре лампы, которые они сделали за этот год, оказались неудачными, хотя каждая из них была лучше предыдущей. Если даже эта, ещё не испробованная электронная трубка не даст желаемых результатов, то когда-нибудь будет создана другая, которая уж не подведет. Ведь в теории всё абсолютно правильно. Тут Дэви подумал о лежащей на нем ответственности. Кен должен предстать перед комиссией настолько уверенным в себе, чтобы никто не посмел придраться к нему. Дэви испустил долгий вздох и медленно поднялся на ноги.

– Посмотрим, может, мне удастся сейчас провести испытание, – сказал он.

– Начнем с горизонтальной развертки в пятьдесят и вертикальной в тридцать. Это займет час или около того.

Кен отпихнул от себя бумаги.

– Я управлюсь быстрее. Устанавливай лампу, а я соберу схему развертки.

На конструирование этой электронной трубки ушло столько времени, труда и хлопот, что Дэви обращался с нею, как с редкой драгоценностью. С тех пор как они принесли её домой, он почти каждый вечер осторожно разворачивал тряпье и осматривал её, желая убедиться, что трубка не лопнула из-за вакуума внутри неё, что в ней не образовалась трещина от какого-нибудь предательского и незаметного изъяна в спайке стекла с металлическим электродом. Трубка, над которой они работали в университетской лаборатории, по договоренности с университетом перешла в их собственность, так как они сделали её своими руками.

Дэви вынул её из коробки, укрепил в горизонтальном гнезде с фетровой прокладкой, осторожно присоединил клеммы к стеклянным пальцам и только тогда вытер вспотевшие от волнения руки о рубашку. Тревога за трубку заставляла Дэви беспрерывно поглядывать на неё, пока он возился с бензиновым двигателем генератора переменного тока.

Маленький двигатель закашлял у него в руках, потом прерывисто запыхтел, наполнив гараж своим бормотаньем. Кен закончил сборку схемы развертки и теперь подключил её к осциллоскопу.

Кен редко нуждался в чертежах: он умел импровизировать сложнейшие схемы, соединяя различные элементы. Дэви следил за его работой с грустным восхищением, в котором не было и тени зависти.

Дэви затемнил помещение, захлопнув обе половинки двери гаража. Наступившая тьма, казалось, трепетала от напряженного ожидания, как туго натянутая тетива, и это напряжение ещё больше усиливалось от жужжания генератора, тянувшегося тоненькой беспрерывной ниточкой. Кен отошел от подключенного осциллоскопа, уступая Дэви, более терпеливому, чем он, место у щитка с кнопками и переключателями.

При повороте первого переключателя в узкой шейке конической трубки появился слабый отсвет, потому что тонкая нить накалилась от тока. Накаленная нить была скрыта, спрятана внутри маленького цилиндра, похожего формой и величиной на гильзу от пули.

Когда Дэви повернул второй переключатель, к гильзе бесшумно подключилось напряжение и её внутреннюю полость с огромной скоростью стали бомбардировать электроны, исходившие от накаленной проволочки. В конце патрона было просверлено крохотное отверстие, сквозь которое тоненькая струйка невидимых частиц под напряжением в две тысячи вольт проникала внутрь трубки.

Третий переключатель создал как бы электрический канал для электронов, по которому они устремлялись с ещё большей скоростью, – канал с наэлектризованными стенками, такими крутыми, что электрон, случайно отбившийся от общего потока, тут же отбрасывало назад, на дно канала, откуда возникал плотно сфокусированный пучок энергии.

Результат всего происходящего можно было наблюдать на плоском конце трубки, покрытом изнутри белым веществом. Здесь тоненькая струйка электронов изо всех своих микроскопических сил вонзалась в пятнышко рыхлого оксида. Фокусирование электронного луча создавало крошечный флюоресцирующий зеленоватым светом диск – пятнышко света, дрожащее, слегка колеблющееся из стороны в сторону, но всегда возвращающееся к своему центру. Бледное, быстро мерцающее пятнышко казалось живым и нервно трепещущим.

– Попробуй вертикальное поле, – сказал Кен.

На щитке щелкнул четвертый переключатель. Маленький дрожащий кружок света медленно вытянулся в продольную светящуюся нить. Теперь каждую тысячную долю секунды на пути электронного потока вздымалась новая гора и тут же обрушивалась в ущелье, глубина которого равнялась её высоте. Эти волнообразные подъемы и опадания разбрызгивали электроны вверх и вниз по всей внутренней поверхности трубки с такой быстротой, что человеческий глаз видел только линию стремительного луча – линию, которая колебалась и дрожала, как язычок пламени на легком сквозняке. И всё это происходило потому, что напряжение в тысячу пятьсот вольт изменялось тысячу раз в секунду между двумя маленькими квадратными пластинками из посеребренной бронзы: одна находилась выше, а другая – ниже сфокусированного электронного луча.

Дэви отключил напряжение от вертикальной развертки и подключил его к другой паре пластин, расположенных справа и слева от луча. Белая линия на поверхности трубки снова слилась в точку, потом точка расширилась в обе стороны и превратилась в дрожащую горизонтальную линию, тоже тонкую и волнистую.

– Теперь давай развертку, – сказал Кен.

Все переключатели были повернуты вниз. И словно распахнулось окно в лунную ночь: на поверхности трубки возник большой светлый квадрат.

Дэви вгляделся в квадрат мерцающего света, затем осторожно повернул выключатель: сейчас определится, готовы они к демонстрации прибора или нет. Квадрат стал больше, но вдруг сплошной белый свет начал дробиться и превратился в клубящийся хаос. Два колебательных поля внутри трубки работали без всякого согласования, электронный луч метался по всему экрану с такой скоростью, что ничего нельзя было разглядеть, кроме бесконечно извивающейся ленты.

На лице Дэви, освещенном зеленоватыми отсветами, не дрогнул ни один мускул, но он ощущал болезненное разочарование Кена так же остро, как свое собственное. Оба молчали; Кен поднялся со стула, нащупал в полутьме отвертку, обернул деревянную рукоятку куском резины и осторожно дотянулся до винта конденсатора, стараясь не задеть ничего вокруг. В месте контакта вспыхнула яркая голубая искра. Кен подкрутил винт на четверть оборота и с такой же осторожностью убрал руку.

– Как теперь? – спросил он.

– Иди посмотри, – ответил Дэви.

Кен обошел прибор и стал за спиной брата. На экране трубки опять светился матовым лунным светом неподвижный квадрат.

Дэви снова повернул ручку развертки. В лунном окошке, возникшем из хаоса, появились ряды абсолютно ровных горизонтальных черточек. Дэви ещё раз повернул ручку – и черточки слились в неподвижный квадрат, как и полагалось по теории.

Трубка работала!

Широким, торжествующим жестом Дэви выключил прибор и взглянул на Кена.

– Теперь ты видишь? – мягко спросил он.

Кен поглядел на брата сверху вниз, улыбаясь одними глазами.

– Вижу.

– Значит, мы знаем, о чём говорим?

В глазах Кена мелькнула ирония: «Знаем теперь или знали до этого?»

Он отошел к столу, заваленному чертежами и бумагами, и стал что-то записывать в рабочую тетрадь.

– Те четыре трубки, что мы сделали прежде, мы с тобой считали неудачными, – сказал он, не поднимая головы. – А они вовсе не были неудачными.

– Что ты хочешь сказать? – не сразу спросил Дэви.

– То, что я сказал. С самого начала была неправильна схема синхронизации. Ту схему, которой мы сейчас пользовались, я придумал на ходу, пока собирал её. Сейчас я её записываю. Мы видели на экране изображение, только новая трубка тут ни при чём. Всё дело в новой схеме.