Фракталы городской культуры - Елена Николаева

Другой появлялся на Постаменте и для того, чтобы поместить живую телесность человека на Постаменте в свою кинестетическую форму: например, одна из участниц сидела на постаменте, отражая в центральной симметрии позу «сидящей» рядом гипсовой скульптуры.

«Один» на Постаменте: Проекции Другого

Сценарии презентаций нередко выходили за пределы Постамента и включали «актеров» (родственников, друзей, коллег), участвовавших в драматургии выступления наравне с героем на Постаменте. Одним из неординарных, но не один раз повторившихся в проекте ходов была сюжетная рекурсия: помощники внизу повторяли действие, разворачивавшееся наверху (например, танец или ужин за столиком). Некоторые из актеров нижней «сцены», которой становилась вся Трафальгарская площадь, служили живой иллюстрацией к визуальному или вербальному нарративу «постаментщика», вовлекали в перформанс случайных прохожих. Так, один из перформансов рекурсивного типа был посвящен борьбе против торговли оружием. Женщина средних лет лежала ничком рядом с фанерными автоматами на большом красном покрывале, закрывавшем весь Постамент. Плакат в углу пояснял «Disarm the arm trade» (Разоружите торговлю оружием). Внизу, на площади, несколько человек тоже лежали прямо на асфальте в «лужах крови» из красной бумаги… Среди наиболее массовых рекурсий были хеппенинги формата «делай, как я»: открытый урок по массовому обучению танцу swing, коллективная молитва и т. п.

Другим был прохожий и зритель внизу Постамента.

Наконец, Другим мог быть и сам участник, за свой час на Постаменте представлявший несколько образов, в т. ч. собственного «я». Так, некая Teresa, несколько раз переодевшись, предстала последовательно в роли мотоциклиста, лыжника, бегуна, врача, женщины на вечеринке, а затем прошла через эти образы «других» в обратном порядке. Один из вариантов автопоэзиса был ментальный слепок участника – его воспоминания, рассказ о себе и даже резюме для поиска работы. Или собственное «я» во множественном числе, вроде «Army of Me» (Армия меня), маленьких бумажных фигурок своего «я», которых молодая девушка привязывала к воздушным шарикам и отпускала в небо, чтобы Космос исполнил написанные на них желания.

Оказываясь на постаменте, сам человек был или становился действительно другим (кто-то так просто написал на своем плакате OTHER (Другой)), ощущая не только, в прямом и переносном смысле, высоту своего положения, но и собственную мизерность, одиночество посреди городской площади. И ночью, когда площадь, действительно, была пустынна, и днем, когда она была заполненная народом. Особенно пронзительно это одиночество в толпе и, может быть, над толпой ощущалось одним июльским вечером, когда девушка в длинном белом платье одиноко стояла на Постаменте, а плотные ряды зрителей окружали открытую сцену Трафальгарской площади, на которой шла опера «Севильский цирюльник». И хотя сама Antoinette_B (15.07., 8 p. m.) получила удовольствие от своего первого в жизни «визита» в оперу, существовала ли она в тот час как представитель этнического меньшинства и вообще как индивид для остальных людей на площади? «If you don’t look at me am I here?» (Если вы не смотрите на меня, есть ли я здесь?) – апеллировал к дилемме философского идеализма другой участник. Проект, таким образом, затронул проблему не только идентичности как таковой, но и снова поставил вопрос: может ли личность быть реализована как таковая без восприятия ее другими людьми.

«Я» как рекурсивное множество Других

Люди нередко стремились уйти от одиночества на Постаменте, или общаясь с прохожими внизу, или разделив его с кем-то другим – от плюшевых мишек до портретов близких. В этом же ряду стоят инсталляции, отсылающие к социальному фракталу «я – это мои друзья», вроде «дерева» с фотографиями близких людей или «маяка» из бумажных аппликаций – ладоней друзей и знакомых, или презентации, построенные на глубоко личных (вос)поминаниях умерших близких. Этот способ репрезентации Другого на Постаменте был связан с созданием фигуры Другого как коллективной личности, личности-фрактала. Силуэт Другого мог быть, например, собран из подвижно закрепленных светоотражающих пластин или из прикрепленных к проволочной фигуре человека фотографий «обычных людей, каждый из которых уникальный и особенный, потому что единственный» (Lu, 15.07., 9 p. m.). Такую мета-личность поставил с собой рядом молодой мужчина (Ian Russel, 25.09, 5 a. m.), собрав собственный «мозаичный» портрет в полный рост из фотографий друзей и знакомых как иллюстрацию своих слов о конструировании имиджа и о редукции образа к стандартному «силуэту». Примечательно, что изнанкой и, соответственно, подосновой портрета были кубики лего, эти материализованные «пиксели» современной культуры.

В темные часы Другим становилась тень «постаментщика» на стене Национальной галереи – архетипическое второе «я», спроецированное на все наследие культуры.

А может быть, Другим был сам Постамент, воспринятый кем-то как «A Plinth amongst men» (Постамент среди людей)… «Другое место», внутрь которого сворачивались все фрактальные рекурсии, место, где не просто стояли «живые статуи» и живые люди, но, словно на островке в океане Соляриса, проступали образы «я» как Другого – фрактальные паттерны британской и всей человеческой культуры.

Глава 4

Концептуальные фракталы городской культуры

Фрактальные лабиринты городской культуры

Город в городе: фрактальные складки культуры

Как уже отмечалось, фрактальные паттерны культуры транслируются не только в пространственно-архитектурных формах города В Новейшее время, когда город стал эклектическим пространством с дробной фрактальной размерностью, стремящейся к трем, главную роль играет концептуальная фрактальность города, и наиболее очевидными фрактальными паттернами культуры становятся городские социокультурные практики. В эпоху (пост)постмодерна концептуальными паттернами культуры являются коллажность, полицентричность, ризоматичность, складка, тиражируемость, игра во всех ее онтологических и экзистенциальных смыслах. С точки зрения фрактальной концепции культуры это состояние может быть описано в терминах самоподобия, фрактальных паттернов, рекурсивности, «динамического хаоса».

Примечательно, что городская культура породила особый тип визуальности, в которой зримое неизбежно превращается в зрелищное: «динамика городской жизни становится зрелищем, уводящим в бесконечность иллюзий и скрытых информационных подробностей»[143]. Точно так же в абстрактных формах фрактальной геометрии, в основе которой лежит непрерывное движение, проявляется гипнотическая бесконечность самовоспроизводящихся сюжетов и паттернов, раскрывающих в режиме zoom-приближения все новые – и такие похожие – детали и конфигурации. Концептуальная фрактальность города дает возможность декодировать социокультурные паттерны во всех текстах современной городской культуры – от вывесок и витрин до ночных огней мегаполиса, от уличных перформансов и праздничных хеппенингов до антропологической топологии повседневности.

Полицентричность большого города порождает фрактальные пространственно-концептуальные конструкции, выстроенные по образу и подобию города и одновременно являющиеся его частью. Самый простой тип семантической рекурсии связан с лексемой «город», например, «Чайный городок», ежегодно появляющийся на Красной площади. Фрактальная конструкция «город в городе» встречается на каждом шагу: магазины «Читай-город», «Город штор», «Спортград», «Цифро-град» и т. п., не говоря уже о риэлторских компаниях, сфера деятельности которых изначально включает в себя городскую семантику («Белый город», «Новый город», «Святоград», «Град-М», «Сити-XXI век» и пр.), в особых случаях в городское виртуально-маркетинговое пространство вмещаются даже кратные символические структуры (агентство недвижимости «Пять столиц»).

Элитные жилые комплексы – каждый уже в своем названии город в городе: «Янтарный город», «Солнцеград», на худой конец «Царское село» или «Итальянский квартал», встречаются даже государства в государстве вроде коттеджных поселков «Европа», «Резиденции Бенилюкс» или «Бельгийская деревня». Такого рода фрактальная техника сплавления пространств характерна для рекламного дискурса, создающего языковыми и визуальными средствами нелинейную фрактальную географию, в которой особым, «хаотическим» образом сминаются, пересекаются и умножаются пространства. «Европа» располагается в Подмосковье, там же раскинулась «маленькая Италия» и протянулся «Гранд Каньон» (в виде коттеджных поселков, разумеется). Благодаря рекламе «40 мин – и ты в Англии» (подмосковный коттеджный поселок «Английские дачи») и, если хочешь, «Иммигрируй каждый день» (коттеджный поселок «Бельгийская деревня» в 12 км от МКАД). Заметим, что фрактальный паттерн западной культуры в этих случаях имеет не только пространственную, но и концептуальную природу, так как транслирует специфические культурные практики повседневной жизни.