Ресурс Антихриста - Сергей Белан

— Что вы, господа, — всплеснула она руками, — мы спецом погрузились в «Омут», здесь такой прикол! И публика здесь наша! Мы ведь не еженедельная приятная газета как «Суббота». Они пишут о бомонде и потому тусуются в приват-клубе «Лео», в «Парадизо», в казино разных. А мы газета для низов, наш объект исследования — простой обыватель, человек дна. Дно — это суть, точка отсчета любой общественной формации, дно вечно, а все, что вроде бы наверху, преходяще — пена тает, сливки снимают, дерьмо относит течением.

— А чем вас не устраивает своя компания? — спросил Джексон, с некоторым интересом слушавший рассуждения этой экзальтированной особы.

— Поднадоело. Все одно и то же: разговоры, сплетни, бородатые анекдоты… Все старо, пережевано, постно, а настоящего репортера всегда манит тэрра инкогнита, черные дыры бытия. Вот и я не могу жить без новых впечатлений, без полета свежей мысли, без того, наконец, что составляет сущность тайных вожделений любой женщины — неизведанных сексуальных откровений.

— Как я понял, в вашей газетенке вы ведете рубрику «Актуальный секс» или что-то наподобие? — в голосе Джексона слышалась открытая издевка.

— Не в газетенке, а в газете, — заносчиво парировала репортер и не без гордости добавила: — Да, я разрабатываю именно эту тему! Мои статьи выходят под псевдонимом Ляля Трепетная. А вы что-то имеете против секса? Вы ханжа?

Верховцеву было явно «не в кассу» завязывать сейчас выяснение отношений и он, улучшив момент, шепнул на ухо Джексону:

— Женя, ее надо спровадить. Она нас достанет, договорить не даст.

Тому не требовалось объяснять два раза, он повертел головой и вдруг заметил непонятно откуда появившегося Грифа. Тот, видимо, только что пришел и еще даже не успел осмотреться. Его глаза излучали неистребимый оптимизм и веселую дерзость, свойственные баловням судьбы и махровым прожигателям жизни.

— А вот на ловца и зверь, — чуть слышно пробормотал Джексон, сделав ногой под столом незаметный знак Олегу. Потом повернулся к репортеру. — Знаете, Ляля, мы в вашей специфике не сильны, зато можем представить вас известному авторитету в этой области. Там и полет свежей мысли будет и целый букет откровений по самые гланды. Впечатлений не только на статью, на целый цикл хватит…

У Ляли загорелись глаза.

— Где?! — чувственно выдохнула она. — Познакомьте, если можно.

— Можно, еще и как можно, — Джексон из последних сил старался казаться серьезным. — Юра!.. Юрий Юрьевич!..

Гриф услышал оклик и важный, словно лебедь в царском пруду, подплыл к их столу.

— Вот, Ляля, представляю вам крупнейшего специалиста в сфере нетрадиционного секса, — сказал Джексон и затем повернулся к подошедшему, и пояснил: — Мадам журналистка этим вопросом интересуется с профессиональной и философской точек зрения. Не могли бы вы дать ей исчерпывающее интервью по этому поводу.

Грифа, казалось, подобное предложение нисколько не смутило. Он внимательно оглядел слегка подвыпившую даму и, небрежно смахнув с плеча невидимую пылинку, директорским тоном оповестил:

— Ну, что ж, можно. Но тема настолько деликатна, что не терпит присутствия посторонних глаз и ушей. У меня тут есть укромный, можно сказать… кабинет. Пройдем туда!

Ляле Гриф понравился, и потому она, не задумываясь, подскочила и чуть ли не вприпрыжку отправилась вслед за ним. В подсобке бармена Эрвина исследовательницу «дна» ждало очень увлекательное интервью, в чем Джексон не испытывал ни малейшего сомнения. Но у стойки бара Гриф ее слегка притормозил:

— Лялек, возьми пивка и несколько бутиков!

И тут же стал накладывать в тарелку из металла бутерброды с сыром и ветчиной. Служительница масс-медиа безропотно достала кошелек и приготовилась платить. Гриф тут же сунул туда нос:

— Сколько там у нас еще осталось? Так… Еще сто грамм водочки! Для комплекта…

Когда, наконец, запасшаяся провиантом парочка скрылась за дверьми, Джексон сказал:

— За нее я теперь спокоен, она в умелых и надежных руках. Кстати, мне показалось, что ты ее знаешь.

Верховцев отхлебнул пива:

— Не то что бы знаю… В перестроечный период, когда я еще служил в Управе, к нам повадилась шастать одна журналистка. И заморочки у нее все одни и те же — залетает, возбуждена, глаза горят, и делает заявление типа: «Меня пытались изнасиловать». Ну, дежурный, как полагается, составляет протокол. Спрашивает, какие приметы нападавшего. А та: «Красавец, рост — метр восемьдесят, блондин, глаза голубые, классический римский профиль, стройный, как Аполлон. Схватил меня в подъезде, стал страстно целовать. Я его отталкиваю, отбиваюсь что есть сил, а он обнажил свой сильный мраморно-бледный с синей чувственной прожилкой член в состоянии эрекции и стал задирать мне юбку. Я случайно коснулась его органа рукой, он забился в моей ладони как трепетная лань. Я стала чувствовать, что теряю сознание, собрала в кулак всю волю, рванулась и выскочила из подъезда, а он так кричал, так кричал…» Ну, следователь выезжает на место — следов никаких. По ней тоже ничего не видно — ни синяков, ни царапин, одежда не повреждена. Подозрительно, но журналистка, в общем, известная. Вежливо откланиваются, обещают поискать и советуют себя поберечь. А через неделю-другую новый визит, опять попытка изнасилования. Опять подъезд, опять красавец, тот же рост, классический профиль, но уже греческий, и не блондин, а жгучий брюнет. Опять схватил, безумно целовал, опять обнажал, только на сей раз член был благородно-смуглый. И снова он случайно угодил в ее руку и забился в ладони как раненый дикий кабан. Еле убежала. Опять никаких следов. Все ржут, а дежурному не до смеха. Докладывает начальству. Те тоже понимают, что это бред, но гласность в самом разгаре, не хочется портить отношения с прессой, а вдруг она про них какую-нибудь гадость в газете настрочит. А вскоре она еще раз прибежала — все то же, только теперь ее налетчик был огненно-рыжий, с зелеными глазами и член угодил в ее руки, как доверчивый дельфин. Там уже вся Управа покатом… А через три дня стало не смешно. В МВД от этой гражданки поступает жалоба о бездействии, тогда еще милиции, о ее попустительстве расплодившимся сексуальным маньякам. И тогда пожалели, что сразу не пресекли эту истеричную даму с необузданной фантазией.

— Ну и чем это закончилось? — перебил Джексон.

— Обошлось, — ответил Верховцев. — Пригласил ее наш полковник к себе в кабинет, все очень официально, стенографистка, следователь, и спрашивает: «Вы уверены, что мужчины были метр восемьдесят, а не два метра?» Та обрадовалась: «А что, есть, двухметровый на подозрении?» «Да, — отвечает, — это Филипп Киркоров, но еще двоих таких красавчиков мы больше по всей стране не наберем». И подсовывает ей бумажку подписать об ответственности за дачу ложных показаний. Та струхнула и заявление с жалобой забрала, что собственно и требовалось. Так вот, насколько я ее припоминаю, это она и есть.

— Да, мадам слегка не повезло, — Джексон рассмеялся. — Но сама виновата, — не буди лихо, пока оно тихо. Я тут как-то в баньке парился, и туда Гриф приперся. Так я тебе скажу — при дневном свете его «колбаса» напоминала такой убойный снаряд!.. Это тебе не трепетный карась в потной руке…

Глухой стон, донесшийся из подсобки, прервал его незаконченную мысль. Стон, который, казалось, застрял в глотке, сопровождался не сильными, но отчетливо слышными ударами, как будто кто-то хотел вырваться из комнаты, а ему не позволяли это сделать.

Бармен Эрвин продолжал наполнять кувшины и кружки пивом, не обращая на шум ни малейшего внимания. Играла балаганная музыка, по залу шаталась подпитая публика, пожилая, неряшливого вида посудомойка не столько собирала пустые кружки, сколько прикладывалась к недопитым. «Омут» функционировал в своем привычном режиме.

Вдруг дверь, за которой проходило интервью, резко распахнулась и оттуда пробкой из шампанского вылетела Ляля, на своем пути едва не опрокинув посудомойку. Ее смешная раскоряченная походка с неестественно широко расставленными ногами напоминала первые шаги начинающего лыжника.

— Я к нему всей душой… всей душой… а он меня… — всхлипывая, причитала спецкор «Тутти-фрутти».

— А он ее в попочку, — беззлобно ухмыльнулся Джексон, обернувшись к другу. — Что и требовалось доказать. Еще одно подтверждение тому, что теория и практика — вещи абсолютно разные.

Вслед за оскорбленной в лучших чувствах дамой не замедлил появиться и Гриф. Он напоминал довольного котяру, который только что всласть наелся сметаны. Подойдя к столику, где сидели друзья, он присел и налил себе пива из недопитого кувшина журналистки. Приятели не сказали ему ни слова — имел полное право, это был его трофей.

Джексон открыл новую пачку «Бонда», и, щелкнув по ее дну, выбил одну сигарету: